– Понятия не имею, о чем вы говорите.

– Я собираюсь отвести вас в благотворительный приют.

– О господи, – прорычал Пауэрз.

– Нет, только ирландцы.

Стенхоуп положил локти на стол и опустил голову на руки.

– Я буду окружен вашим проклятым веселым народом, так? Это мое наказание?

– Что-то в этом роде, да, и я бы хотела, чтобы ваш отец присоединился.

Граф отодвинулся от стола.

– Я не думаю, что в этом есть необходимость.

– Разве вы не хотите принять участие в выздоровлении сына? – спросила она игриво.

– Я… Я полагал, что вы все это устроите, а потом, когда ему станет лучше…

– Меня тебе предоставят? – виконт повертел вилку. – Как когда я был ребенком, ты мог погладить меня по головке и через десять минут снова отправить в свою комнату, убедившись, что я веду себя как и полагается твоему наследнику.

– Мой дорогой мальчик, я совсем не это имел в виду.

Пауэрз смерил отца взглядом.

– Неужели?

Граф выпятил челюсть.

Несколько мгновений Маргарет была уверена, что старик встанет и выйдет из комнаты, умыв руки от такого отвратительного предложения.

Граф кивнул.

– Если это поможет, сын, тогда, конечно, я к вам присоединюсь.

– Чудесно, – сказала Маргарет, хлопнув в ладоши. День будет интересный: пара английских лордов в Ист-Энде посреди толпы голодных ирландских уличных торговцев.

Маргарет как-то поняла, что теперь ни один из них не уступит и не сдастся, и она сможет увидеть, из чего они сделаны по-настоящему.

Джеймс был чрезвычайно хорошо знаком с Ист-Эндом. Ночным. В дневное время он в основном пребывал в помещении в бессознательном состоянии, восстанавливаясь после ночных событий.

Тусклый дневной свет поглощенного угольной пылью лондонского неба никак не улучшал эту часть города. На самом деле, окруживший все водянистый свет оставлял крайне тягостный ком в горле. Ночью здесь было грязно, но по крайней мере весело, из окон ночных заведений лилась музыка и дикий гомон, характерный для людей, живущих так, словно через несколько часов они могут умереть.

А в Ист-Энде это вполне могло случиться. Несмотря на собственное финансовое благополучие, Джеймс предпочитал проводить вечера так же, как люди, делающие все, что в их силах, чтобы заработать несколько пенни, обеспечивающих ночную выпивку.

– Почему, бога ради, мы не воспользовались экипажем?

Маргарет взяла его отца под руку.

– Экипаж в здешних местах крайне не рекомендуется. Во-первых, это привлечет к нам еще больше внимания, а во-вторых, он не может маневрировать на переполненных улицах и в узких переулках, куда мы направляемся.

Граф коротко кивнул и прижал затянутую в перчатку руку к носу.

Старик пытается. Джеймс должен это признать. Он сомневался, что его отец за всю свою жизнь когда-либо высовывал нос дальше Друри-Лейн. Максимум на что он отваживался, это посещение Ковент-Гардена.

Это заставило Стенхоупа задуматься. Что бы сказал его отец о некоторых дырах, где ему доводилось валяться в ожидании темноты? Граф был бы в ужасе. Большинство и понятия не имеют, в каких условиях прозябает половина населения величайшего города империи.

– Кроме того, – добавила Маргарет, – когда вы идете по улицам, то можете по-настоящему увидеть окружающие страдания. Никаких зеркальных окон и роскошного бархата, чтобы скрыть все это.

– И это хорошо? – осведомился граф, осматриваясь.

– Ну это как сказать, – вмешался Джеймс. – Если вы желаете знать реалии этого мира и хотите изменить его к лучшему, то лучше видеть, что происходит вокруг.

Маргарет просияла.

– Разве это не факт?

От ее похвалы Пауэрзу захотелось гордиться, как школьнику. Однако он нахмурился, не желая, чтобы ирландка думала, будто ее мнение для него что-то значит.

– Ничего нельзя по-настоящему изменить. Страдания существуют со времен сотворения мира.

Сияние, от которого так засветилась бледная кожа Мэгги, погасло.

– Вы, конечно, правы.

– Неужели? – поддразнил он. – Как такое возможно?

Она фыркнула.

– Не позволяйте этому вскружить вашу самодовольную голову.

– Ни за что. Моя голова и так едва держится.

Маргарет закатила глаза, но он успел заметить, как ее губы слегка изогнулись.

– Я удивлен, что вы со мной согласились, Мэгги, – сказал он. – Вы кажетесь мне идеалисткой.

Она покачала головой, мягкие кудри коснулись лица под угольно-серой шляпкой.

– Я реалистка. Потребуются поколения, чтобы что-нибудь изменить. Но если нам удастся хоть на мгновение помочь хотя бы одному человеку и не думать только о себе, я считаю, такой день прожит не зря.

Пауэрз насупился.

– Звучит утомительно.

Не то чтобы он никому раньше не помогал, но хотя иногда оказывал материальную поддержку, чаще всего его помощь ограничивалась кулаками. Это доставляло ему удовольствие.

– Так и есть, – подтвердила Мэгги, с невероятной легкостью прокладывая себе дорогу между уличными лотками.

Граф с другой стороны продолжал мешкать и дергаться, пытаясь избежать столкновения с потрепанными обитателями беднейшего района Лондона.

– Но это того стоит. – Миссис Стенхоуп обошла девочку со спичками и ускорила шаг.

Обычно, куда бы Джеймс ни направился, люди обходили его стороной. Что-то в его поведении заставляло их разбегаться. И будучи в подпитии, было легко не обращать на них внимания или просто пить и драться с ними.

Сейчас, без влияния какой-либо субстанции и в присутствии Мэгги, он не мог игнорировать окружавшую нищету. Особенно когда с каждым шагом она вела их все дальше и дальше от сверкающего богатства и безопасных улиц Вест-Энда.

Одного зловония было достаточно. Пауэрз никогда этого раньше не замечал, если мог сунуть руку в карман и вытащить флягу с джином. Сейчас волна немытых тел и вонь ежедневных испражнений, доносившаяся из луж посреди грязных улиц, навалились на него, словно кирпичная стена.

А одежда?

Джеймс уставился на мальчишку, которому нельзя было дать больше десяти. Его босые ноги были такими грязными, что, без сомнения, посиневшие пальцы были не видны. Грязь была размазана по лицу и рукам, рукава были изношены и заканчивались выше локтей. Короткие штаны оказались в еще худшем состоянии, ткань разорвалась на бедрах и болталась лохмотьями.

Когда он встретился с ребенком взглядом, мальчишка посмотрел на него холодно и жестко, в нем не было ни капли юности. Обычно молчавшее сердце Джеймса закричало, что это неправильно. Он моргнул и заставил себя отвернуться. Если сейчас он начнет раздавать монеты, их просто засосет. И если бы он был один, то, возможно, рискнул бы. Но он не сделает этого, когда рядом Маргарет.

Джеймс двинулся дальше, внутри заскреблось неприятное чувство печали. Он долгие годы не позволял себе чувствовать ничего, не считая эмоций, спровоцированных Мэгги. Он был подавлен тем, как неожиданно задело его состояние того мальчишки.

Стенхоуп думал, что подобные вещи его давно не трогают.

– Вы считаете овец?

Помотав головой, он опустил взгляд на Маргарет.

– Единственные овцы в Лондоне находятся в Смитфилде, благодарю вас.

– И к концу недели скорее всего окажутся на нашем столе, – ответила она.

– Именно.

– Вас что-то отвлекло?

– Ничего такого. – Виконт посмотрел вперед и заметил отца в нескольких футах впереди них, глядящего в грязную магазинную витрину.

Он не собирается показывать ей, что его волнует действительность. У него было странное чувство, что отец испытывает то же самое, и поэтому так пристально уставился на подержанные кружева.

Мэгги осторожно опустила руку на его предплечье.

– Всё эти «ничего»? Они вас уничтожат. Если вы иногда не будете говорить о том, что вас беспокоит, вы утонете.

На кончике языка вертелось заявление, что все это полная чушь и каждый приличный англичанин знает, что рот лучше держать на замке. Но столько приличных англичан и в самом деле тонули.