Иский понимал, что он не мог этого сделать, но от сострадания в глазах наставника Лахлану стало стыдно.
— Ее магия вернется, как это было раньше. Я в этом уверен, — сказал Лахлан, во многом чтобы успокоить не только Иския, но и себя.
— Ради вас обоих я очень хочу, чтобы так и было.
Когда дверь тихо закрылась за его наставником, Лахлан повернулся к жене. Заметив, что она тайком вытирает слезы, он почувствовал, как глубоко внутри его повернулся клинок вины. Лахлан подошел к кровати, потом лег рядом с Эванджелиной и, заключив ее в объятия, прошептал, уткнувшись ей в волосы:
— Все будет хорошо, Эви, твоя магия вернется.
Ее гибкое тело затрепетало у него в объятиях, и Лахлан содрогнулся при мысли, что едва не потерял ее — а все из-за того, что чертов Фэй боится ее способностей. Господи, возможно, было бы лучше, если бы ее магия осталась у него. Быть может, без нее Эванджелина была бы в большей безопасности — а возможно, и они оба. Если бы он обладал ее силами, никто никогда больше не бросил бы ему вызов и Фэй был бы защищен, как хотелось Эванджелине.
— Нет, не плачь.
Лучше бы она злилась на него, ругала бы его на чем свет стоит — это Лахлан мог стерпеть. Он мог бы вытерпеть все, кроме ее слез, они были для него погибелью.
Видя, как Эванджелина страдает от мысли, что навсегда лишится своей магии, Лахлан не осмелился сказать, что, возможно, это было бы к лучшему, и выбросил из головы эту идею, понимая, что Эванджелина никогда с ним не согласится.
— Обещаю тебе, я сделаю так, чтобы ты получила обратно свою магию.
Слова Иския потрясли Эванджелину до глубины души. Без своей магии она будет бессильна, она будет… ничто. Никогда прежде она не чувствовала себя такой сломленной, такой опустошенной. Когда Лахлан лег рядом с ней, ей хотелось наброситься на него за то, что он украл ее магию, за то, что заставил так переживать за него.
Сжавшись в его объятиях, Эванджелина цеплялась за его утешение. Когда Лахлан постарался заглянуть ей в глаза, она сделала попытку отодвинуться, так как не хотела, чтобы он увидел ее слабость, боялась, что тогда он отвернется от нее. Но Лахлан не отвернулся. Вместо этого он дал ей обещание, которое — Эванджелина это знала — было для него самым трудным за всю его жизнь. Достаточно хорошо зная Лахлана, она понимала, что он не возьмет обратно свое слово.
— Ты мне веришь, Эви?
— Да.
Она верила ему больше, чем кому-либо другому.
— Тогда ты должна верить, когда я говорю тебе, что все будет хорошо. Не нужно больше плакать.
— Я не плачу, — возразила Эванджелина, вытирая лицо о его рубашку.
— Нет, конечно, нет. — Он нежно улыбнулся и разжал объятия. — Знаешь, тебе станет лучше, когда ты примешь ванну.
Эванджелина собралась отказаться, но увидела, что у нее из волос торчат обломки веток и листья, и ощутила, что мокрое, пропитанное кровью платье неприятно прилипло к коже. По привычке подняв руку, чтобы появилась ванна, Эванджелина заметила в глазах Лахлан сожаление и опустила ее.
— Это придется сделать тебе.
— У меня есть идея получше.
Он взял Эванджелину на руки и прошел через комнату к двустворчатой двери в противоположной стене.
Как только Лахлан открыл ее, их окутало облако пара. Крепкий запах роз наполнял теплый влажный воздух, солнечный свет, лившийся сквозь стеклянный купольный потолок, танцевал на искрящейся воде. Стены были обшиты деревом, бассейн обрамлен мрамором, и Эванджелине показалось, будто она перенеслась в лес.
— Я и не знала о существовании этой комнаты.
— Иский создал бассейн. — Лахлан пожал плечами и присел, чтобы попробовать рукой воду. — Он считал, что это будет полезно для моего исцеления.
Эванджелина не была удивлена, увидев, как замкнулся Лахлан, упомянув о своих ранениях.
— Я часто прихожу сюда, особенно по ночам.
— Не сомневаюсь.
Она не смогла скрыть осуждения в своем тоне. Под сверкающими на небе звездами теплый бассейн, несомненно, был великолепным местом для соблазнения.
— Нет, — усмехнулся Лахлан, словно прочитав ее мысли, — я держу его лично для себя. Держал до сих пор.
— Хм-м, что ж, я…
Выпрямившись, Лахлан взял лицо Эванджелины в ладони и провел большим пальцем по ее щеке.
— Эви, мы женаты, и ты не должна стесняться.
— Я не стесняюсь, — усмехнулась она. — Но я не хотела бы, чтобы кто-то, летающий наверху, увидел меня.
Понимающе улыбнувшись, Лахлан взмахнул рукой в сторону купола и погрузил все в полную темноту, а когда Эванджелина покачнулась, обнял ее за талию. Он поднял руку, и влажный воздух всколыхнулся, а вокруг бассейна появились свечи.
— Если тебе так будет лучше, то я зажмурюсь и не открою глаз, пока ты не войдешь в воду. Конечно, если ты уверена, что сможешь сделать это сама.
— Смогу.
Эванджелина выразительно подняла бровь, и Лахлан, вздохнув, подчинился и закрыл глаза.
Не спуская с Лахлана настороженного взгляда, она сняла платье, а потом осторожно ступила на гладкую лесенку. Вода ласково плескалась о ее ноги, и у Эванджелины вырвался стон удовольствия. Чем дальше она заходила в бассейн, тем восхитительнее становилось окутывавшее ее тепло. Дойдя до середины бассейна, где она уже не могла достать ногами до дна, Эванджелина опустилась под воду и поплыла к дальнему концу. Выступ в мраморной стене на половине глубины образовывал скамью, и Эванджелина села, погрузившись по шею, а ее густые локоны закружились вокруг нее. Убедившись, что хорошо скрыта, она решила окликнуть Лахлана.
— Можешь… — Эванджелина заворчала от возмущения, когда, взглянув вверх, увидела в его глазах жар, а на губах чувственную улыбку. — Ты сказал, что не откроешь глаз.
— Я и не открывал, но ты застонала, и я испугался за тебя.
— Я такого не делала, — запротестовала она, потупившись под его пристальным взглядом.
— Нет, делала, Эви. Тебе нечего стыдиться, милая. Ты самая прекрасная из всех женщин, что я видел.
У Эванджелины открылся рот, когда она увидела Лахлана голым. Его мужская красота лишила ее способности дышать. Эванджелина закатила глаза, когда он самодовольно улыбнулся, блеснув великолепными белыми зубами.
Тихо усмехнувшись, Лахлан нырнул и вынырнул на поверхность всего в нескольких дюймах от нее. Эванджелина чуть не вскрикнула от неожиданности. Вода стекала с его волос по широкой груди на безжалостно исполосованный живот.
Потянувшись за чем-то позади нее, Лахлан задел рукой ее плечо, и при соприкосновении их голых тел жар пронзил Эванджелину.
— Не нервничай, Эви. Как бы сильно я ни хотел тебя — а я хочу! — я понимаю, что ты еще не оправилась. Я просто собираюсь вымыть тебе волосы.
Он показал ей кусок мыла.
— Все в порядке, — Эванджелина дотронулась до спутанной массы на голове, — я могу…
— Нет, позволь, это сделаю я.
Эванджелина послушалась. Теплая вода плеснула ей в лицо, а грудь поднялась над водой, и от прохладного воздуха ее соски затвердели. Непроизвольно прикрыв руками грудь, Эванджелина беспокойно поежилась под пристальным взглядом Лахлана.
— Мне и так трудно, поэтому лежи спокойно.
Устав не замечать желание, которое Лахлан разжег в ней, Эванджелина вдохнула цветочный запах мыла и закрыла глаза. Сильными пальцами Лахлан массировал ей кожу головы, и Эванджелина не смогла сдержать довольный стон. Она расслабилась, покоренная его нежной заботой. Проведя ладонью по ее волосам, Лахлан окунул ее голову в воду, и Эванджелина выгнула спину. От ее движения у Лахлана вырвалось тихое проклятие, и она, открыв глаза, встретила его горящий взгляд из-под густых ресниц.
Обхватив большими руками ее талию, Лахлан усадил Эванджелину к себе на колени. Положив одну руку ей на спину и не отрывая взгляда от Эванджелины, он снова взял мыло и чувственными движениями намыливал ей грудь и живот, взбивая мыльную пену. Прерывисто дыша от эротических ощущений, прокатывавшихся по ее телу, Эванджелина закусила губу.