— Что происходит, Эванджелина?
Движения потревожили его зашитую рану, и Йен поморщился.
— Не понимаю, о чем ты спрашиваешь, — ответила она, разглаживая свою блузку.
— Нет, уверен, что понимаешь.
— Я… — отведя взгляд, она проглотила комок в горле, — я хочу… Я должна… попросить у тебя прощения. Мне очень жаль, Йен. Это моя вина, что ты ранен.
— Ты вызвала шторм?
Он пристально смотрел на Эванджелину.
— Нет, я…
Она вздохнула и в третий раз за этот день рассказала, что сделала. И после объяснения тому человеку, которого ее решение коснулось сильнее всего, она поняла то, что все старались сказать ей. Впервые за свою жизнь Эванджелина призналась — правда, только самой себе, — что, возможно, все-таки была не права. От свалившейся ей на сердце тяжести у нее поникли плечи, и она приготовилась услышать от Йена осуждение и негодование, понимая, что заслужила это.
— Эванджелина, милая, посмотри на меня.
Она подняла голову и вместо порицания увидела у него в глазах понимание.
— Все в порядке. Честно говоря, я жалею, что Иский не оставил меня там.
Йен отвел глаза и теперь отсутствующим взглядом смотрел в противоположную стену.
Она подсознательно поняла, что не ранение, а горе от потери жены заставило его произнести эти слова, и слегка растерялась, а затем взяла его за руку.
— Знаешь, она была с тобой — Гленна. Аврора видела ее и уверена, что это твоя жена вызвала у нее видение, надеясь, что мы тебе поможем.
У Эванджелины сжалось сердце, когда она увидела, как печаль исказила его лицо, промелькнула в его янтарных глазах.
— Если не возражаешь, я попробую немного поспать, — сказал Йен, забрав у нее свою руку.
— Да, конечно. Хочешь, чтобы я унесла Аву?
— Нет, но, быть может, ты сумеешь наложить этот свой запрет так, чтобы она не могла появляться и исчезать, просто когда ей заблагорассудится.
— Я это сделаю… и, — Эванджелина создала колокольчик и положила его так, чтобы Йен мог легко достать, — если я тебе понадоблюсь, просто позвони, и я приду.
Она решила, что останется и будет ухаживать за Йеном, по крайней мере, пока не убедится, что он вне опасности.
— Я понимаю, почему ты поступила так, как поступила, — глядя ей в глаза, сказал он. — Тебе не нужно меняться.
— Спасибо. Думаю, ты единственный, кто должен стать другим. Если ты не против, я хотела бы остаться и немного помочь тебе.
— Решай сама. И можешь сказать моей семье, что я не считаю тебя виноватой и обижусь, если они не изменят своего мнения.
Эванджелина только кивнула. Тихо закрыв за собой дверь, она прислонилась к ней и вытерла собравшуюся на ресницах влагу.
— Эванджелина!
Меньше всего на свете ей хотелось еще одной стычки с Лахланом.
— Не беспокойся, Эви. — Его рука тяжело легла ей на плечо. — Я поговорю с Йеном, заставлю его понять, что ты не желала ему плохого.
— Спасибо тебе, но в этом нет необходимости. Твой кузен в отличие от вас всех не считает меня виноватой в своих ранениях.
— Что касается этого, Эванджелина, то я…
Из комнаты Йена раздался громкий звон колокольчика, и Эванджелина, сказав:
— Извини, я должна зайти к твоему кузену, — в тревоге прошла мимо Лахлана.
Ава с проказливой улыбкой на ангельском личике лежала поперек Йена и что есть силы размахивала крепко зажатым в руках колокольчиком. Бросившись к кровати, Эванджелина подхватила Аву на руки.
— Прости. Она сделала тебе больно?
Прижав ребенка к бедру и удерживая колокольчик, она расправила постель.
— Нет. Уверен, у меня в ушах очень скоро перестанет звенеть.
Крепче прижимая к себе извивающуюся девочку, Эванджелина остолбенела, когда оказалась, что ей некого держать — Ава исчезла.
— Позволь предположить: Сирена наложила запрет, — сухо сказал Лахлан позади нее.
У Эванджелины забилось сердце, когда она увидела, что Ава сидит на руках у дяди и с обожанием смотрит на него.
— Я наложу запрет в замке, — пробормотала Эванджелина, кладя колокольчик обратно на стол.
— О, Эванджелина, ты что-то забыла.
Лахлан протянул к ней Аву.
— По-моему, ей вполне хорошо с тобой. Йен, тебе что-нибудь еще нужно?
— Нет, все хорошо.
— Тогда позволь мне просто поправить… — Наклонившись над ним, она переложила подушки, расправила и подоткнула одеяла, а потом, положив руки на бедра, критическим взглядом окинула кровать. — По-моему, тебе не помешают…
Она создала еще несколько перьевых подушек и осторожно подложила их под его поднятую ногу. Заметив, что в спальне влажно, она через комнату взглянула на камин. Огонь почти погас, осталось лишь несколько едва тлеющих угольков, и Эванджелина, сделав волнообразное движение пальцами, снова разожгла его.
— Эванджелина!
В голосе Лахлана прозвучала паника.
Эванджелина быстро повернулась и разинула рот от изумления. Ава, подражая ей, разожгла огонь в шаге от кровати Йена. Быстро взмахнув рукой, Эванджелина погасила пламя и вовремя успела схватить пальцы Авы, пока та не разожгла его снова.
— О нет, этого нельзя делать.
— Тебе лучше забрать ее.
Лахлан попытался сунуть девочку в руки Эванджелины, но Ава крепко держалась за дядю, и он наткнулся на Эванджелину. Она покачнулась, Лахлан, обхватив ее рукой за талию, крепко прижал к себе, и по телу Эванджелины пробежал трепет.
— Я думаю, она хочет остаться с…
Ава исчезла, а Эванджелина выпрямилась, прижав ладонь к груди Лахлана.
— Сирена! — прогремел внизу в замке Эйдан.
— Пожалуй, тебе пришла хорошая мысль наложить запреты, — усмехнулся Лахлан, крепко держа Эванджелину и блуждая взглядом по ее лицу.
— Да, думаю, ты прав.
Эванджелина, очевидно, не могла заставить себя отодвинуться от него, а он не проявлял желания отпустить ее.
— После того как ты это сделаешь, Сирена хочет отпраздновать наш союз.
— Я не думаю… Ты сказал…
Лахлан прижал палец к ее губам.
— Я знаю, что я сказал, и жалею, что нельзя взять обратно те слова. Прости.
— Нет, ты был прав. — Покачав головой, она посмотрела ему в глаза. — Вы все были правы. Я…
— Ш-ш, не будем больше говорить об этом, — остановил ее Лахлан, убирая ей с лица волосы.
— Если вы не возражаете, я был бы благодарен, если бы вы вели свою дискуссию где-нибудь в другом месте.
— Прости, Йен, — тихо сказал Лахлан, внимательно взглянув на лицо кузена.
— Нет, — вздохнул Йен, — это мне следует извиниться. Я надеюсь, вы оба будете очень счастливы.
Сидя в большом зале и потягивая эль с братом и кузеном, Лахлан заскрипел зубами, когда услышал звон колокольчика. Его так и подмывало подняться наверх и сказать кузену, что он может сделать с этой проклятой штуковиной. На протяжении последних двух дней у Эванджелины не было времени для Лахлана, она была слишком занята заботами об Йене.
— Ты не можешь ревновать к собственному кузену, к тому же тяжело раненному кузену.
Брат с задумчивым видом посмотрел на него поверх кружки.
— О чем ты говоришь? Я не ревную.
— Ну, не знаю. Как ты думаешь, Рори, ревнует он или нет?
— Ревнует.
— Вы оба пьяны.
— Да, и до этого нас довели наши жены. Подожди, пока Эванджелина будет носить твоего ребенка, и тогда ты поймешь, каково это.
Лахлан захлебнулся элем и, вытирая рубашку, молча обругал своего брата.
— Наш брак не такой, как у вас. У нас не будет детей.
Его брат и кузен в изумлении уставились на Лахлана.
— Что ты подразумеваешь, говоря, что ваш брак не такой, как у нас? — поинтересовался Эйдан, нахмурив брови.
Лахлан не собирался все выкладывать начистоту, но, возможно, будет лучше, если они узнают, что от его союза с Эванджелиной не следует ожидать слишком многого.
— Мы были вынуждены пожениться. Если бы я не женился на Эванджелине, Магнус попросил бы у Роуэна ее руки.
— Ты поступил правильно. — Взгляд Эйдана стал серьезным. — Я бы не хотел, чтобы она связалась с кем-то подобным ему.