Мгновенно пропала идиотская улыбочка. Лицо деда обрело осмысленное, сосредоточенно-тревожное выражение.
— Отвечайте! — приказал Потапыч.
Дед растопырил пятерню, как бы демонстрируя желтую ладошку, и загнул указательный палец на другой руке.
— В пять тридцать?
В ответ услужливое кивание.
— Второй вопрос. Вы знакомы с этим человеком?
Дед близоруко вгляделся в фотографию, которую передал ему Потапыч, и огорченно замотал головой, жалобно снизу вверх посмотрел на Потапыча.
— Спасибо. Идите. Я вас еще приглашу, — Потапыч пропустил деда, снова сказал кому-то, сидевшему в коридоре: — Теперь вы, пожалуйста…
В дверях появился Чугуев. Он весь полыхал гневом, казалось, с большим трудом сдерживал себя, чтобы не превратить в обломки всю мебель этого кабинета, все здание отделения милиции. Не поздоровался. Сел. Стал ждать, нервно постукивая по колену кончиками пальцев.
— Валерий Иванович, вы знаете этого человека?
Видимо, почувствовав, что гроза миновала, Хрящ самодовольно, как свой в этом кабинете, ухмыльнулся, раскинув руки по столу.
— Конечно. Это — Крест. Только прибарахлился, новенький костюмчик одел…
— Простите, вы обо мне? Я — Крест? — переспросил Чугуев. — Ну, знаете, есть предел всему. — Он повернулся к Потапычу: — Я официально заявляю: вы, гражданин майор, — слово «гражданин» он оттенил язвительно, — ведете себя по меньшей мере бестактно. И я вынужден буду обратиться…
— Не надо, не надо лишних слов, Захар Федорович, — по-доброму остановил его Потапыч. — Сейчас во всем разберемся.
Теперь уже Хрящ, пристально вглядываясь в Чугуева, недоуменно потирал щеку.
— Вроде он… И не он… Голос другой… И манеры другие…
— Так Крест это или не Крест? — нетерпеливо спросил Потапыч.
— Вроде не Крест… Но похож очень… Нет, не Крест…
— Что здесь происходит? — опять взорвался Чугуев. — Кто-нибудь мне объяснит наконец?
Потапыч тяжело вздохнул.
— Объясняю. Вы очень похожи на человека по кличке Крест. У вас нет братьев?
— Нет и не было, — все еще сердито произнес Чугуев, но заметно было, что гнев смирился, пробилось любопытство.
— Эх, дела наши тяжкие! — глянул Потапыч снизу вверх на Сергея, как бы предлагая разделить свою горестную озабоченность. И снова Чугуеву:
— Извините. Но мы обязаны были проверить. Теперь ясно, что по Москве гуляет ваш двойник. Только голос и манеры у него другие…
Хрящ торопливо добавил:
— Тот покорявистей будет, посутулистей.
— Еще «покорявистей», «посутулистей», — грустно повторил Потапыч. — Может, подскажете, кто это?
— Понятия не имею. — Ответ Чугуева прозвучал вроде бы искренне, даже сочувственно.
— Тогда спасибо, что согласились приехать. Сейчас вас отвезут обратно в институт.
Сергей вышел из милиции, сжимая в руке полиэтиленовый пакет. Ну, пожалуйста, Крест, посмотри в мою сторону, если ты здесь, вот они, рукописи академика Климова!
И двигаясь скудно освещенными улицами до самого входа в метро, он опять прямо-таки кожей ощущал сторонний взгляд. Боже мой, неужели ты рядом? Не упусти меня, очень тебя прошу!
27
Было восемь утра, когда Сергея разбудил телефонный звонок.
— Сережа, это я, — услышал он голос Беты. — Что у тебя новенького?
— Все старенькое, к сожалению.
— Мне можно приехать? — не спросила, а попросила без всякой надежды и тут же торопливо, как бы оправдываясь, добавила: — Хорошо-хорошо, все понимаю. Я забегу на полчасика, приготовлю вам какую-нибудь пищу и скроюсь. Договорились?
Сергей опустил телефонную трубку так бережно, точно она была из тончайшего, хрупкого стекла.
За столом, положив склоненную голову на ладонь, лейтенант Воронцов читал книгу.
— Что же вы меня не разбудили?
Упрек прозвучал довольно-таки сурово, и лейтенант, как бы принимая на себя вину, ответил уступчиво.
— Детектив классный попался. К тому же я на работе, а вы дома… — Он расправил плечи, посмотрел в окно. — Что-то гость наш запаздывает…
— Хорошо, если запаздывает, — заметил Сергей, в голосе его уже звучало примирение. — Есть хотите?
— Я только что молока выпил с хлебом.
— Тогда ложитесь спать. Ваше дежурство кончилось.
— Слушаюсь, Сергей Андреевич!
Он сбросил ботинки и, прикрывшись пиджаком, растянулся на диване.
Лишь теперь, накинув халат, Сергей окончательно осознал: Крест не пришел ночью. Почему? Неужели его испугал арест Хряща? Нет, такого коварного хищника ничем не остановишь на пути к своей добыче… Семья Стельмахов, Костя Климов… Шел напролом, дерзко и беспощадно… Очень, очень нужен ему сундучок с бумагами… Придет… Знает ведь, что все здесь у меня… Придет… Просто чего-то выжидает… Обязательно придет…
Появилось нетерпеливое желание понять, почему так страстно жаждет Крест заполучить сундучок Климова?.. Именно сундучок… Рукописи, так казалось Сергею, вряд ли могут представлять большую ценность — ведь большинство из них опубликованы.
Он выставил сундучок на стол и начал внимательно его осматривать. Гордая церковная утварь, покойная и вечная, поселяющая глубокое уважение к себе, как все, что принадлежит православному храму. Вероятно, из черного мореного дуба. Окована искусным мастером, даже гвоздиков не видно, крест медный наверху будто притянут магнитным полем.
Открыв сундучок, Сергей потрогал тонкие стенки — полсантиметра, не больше. Вес ему придают, очевидно, верхняя доска, что под крестом, нижняя — основание, на которой покоится весь сундучок. Они массивные, почти в два пальца толщиной. И мрачные, плотные, как вековые надгробные плиты. Верхняя доска даже чуть треснула по краю от долгого бытия. Но трещинка странная, очень уж ровная, как линейкой обозначена…
Сергей сунул в трещинку лезвие перочинного ножа, слегка повернул, и сбоку от верхней доски легко отошла тоненькая планка. Тогда он тронул ножом трещинку в другом месте: щель расширилась, теперь видны были на кромках два деревянных стерженька, крепившие планку, а посредине темнело прямоугольное отверстие. Крышка оказалась полая, с секретом.
Сняв планку и заглянув внутрь, Сергей увидел сбоку сложенные вдвое старые, уже ломкие, осыпающиеся с углов листы бумаги. Развернул. Письмо. Начиналось оно со слов «Сын мой!», а заканчивалось на середине двенадцатой страницы «Родитель твой, Петр Трубецкой».
Отложив в сторону письмо, Сергей перевернул сундучок, теперь он лег на стол медным крестом. И здесь щелка… Планка натужно скрипнула, но поддалась… Потайное дно скрывало три толстые тетради, тоже ветхие, скореженные от старости. Он полистал одну из тетрадей. Какие-то научные исследования, видимо, математические: рукописный текст часто перемежался цифрами, формулами. Почерк четкий, каллиграфически строгий, с буквами ять, ерь, ижица — так писали в старину.
Так вот за чем охотился Крест!
Сергей снял с письменного стола телефон и, расправляя сзади длинный шнур, тихонько, чтобы не потревожить Воронцова, отнес его на кухню. Набрал номер и стал терпеливо ждать, вслушиваясь в долгие гудки.
— Алябин, — раздался, наконец, в трубке недовольный голос.
— Как хорошо, что я вас застал, — торопливо сказал Сергей. — Мне нужна ваша консультация… Я нашел такое… такое… В общем, только вы можете квалифицированно оценить, что это такое… Вас не затруднит приехать ко мне домой?
— Сейчас? Срочно? Если очень нужно…
— Очень нужно…
— Через часик буду… Вы, кажется, живете на том же этаже, где и Климов?
— Да.
Вернувшись в комнату, Сергей долго перелистывал, рассматривал, ощупывал ветхие тетради. Ничего нового они ему не открыли. Потом взял письмо Петра Трубецкого, положил перед собой и начал читать:
«Сын мой!
С душевным трепетом приступаю к тайному писанию, не предназначенному постороннему взгляду. С искренностью сердечной хочу поведать неведомое тебе, но то, что должен знать мой далекий любимый наследник, единственная нить, еще связывающая уходящего из бренной жизни старого грешника, отца твоего.