Привидение резко обернулось, раскинуло руки, обняло Виктора.

— Вы пришли… Спасибо! — В тихом взволнованном голосе слышалась радость. — Я очень хотел увидеться с вами снова… очень… Пойдемте…

За стеклянными дверями их встретил полупоклоном величественный седобородый швейцар в униформе.

— Привет, Ерофеич! — сказал Глеб и подмигнул Виктору.

Швейцар вытянулся. Ладони к лампасам. Борода вперед. Взгляд прилип к важному гостю угодливо, преданно и… растерянно. Виктор тут же узнал, почему растерянно.

«Кто такой?.. Эхма, забыл… А ведь знаю его, знаю…»

— Вы здесь часто бывали? — спросил Виктор.

Глеб кивнул, обронил горестно:

— Это мой ресторан…

Три слова вместили весь леденящий душу похоронный марш. В такие минуты сочувствия не слышат…

Глеб провел его к маленькому столику на двоих, отстраненно стоящему в углу, возле ниши, прикрытой портьерой из темно-красного бархата.

Торжественно-тихий зал был украшен старинными картинами и фарфоровыми вазами. Непонятно откуда ниспадала, успокаивая и лаская, мягкая восточная мелодия.

Когда заиндевевшие рюмки с водкой поднялись, сблизились, постепенно и стыдливо перестукнулись, Виктор сказал:

— За вас. Все будет хорошо…

Глеб выпил, поморщился.

— Может быть… — хрустнул огурцом и продолжил мрачно, глядя в сторону на темно-красный бархат: — У меня Наденька пропала… Нет даже там, где должна была скрываться… Родственники тоже ничего не знают…

На этот раз Виктор дотронулся до его руки.

— Ну-ну… не надо… Я разыщу ее…

Глеб ничего не ответил, погруженный в свою беду. Потом вскинул голову, спросил безучастно:

— А вы как?

— Не знаю, — честно признался Виктор. — Хожу, как случайно попавший в этот город турист. Познаю все заново… холодно, рассудком… А чувства словно атрофировались…

— У меня наоборот, — сказал Глеб, наполняя рюмки. — Одни эмоции… Вихрем взрываются… Обуздываю себя, чтоб не закричать, не ударить, не разнести все к чертовой матери… Давайте еще по одной… Успокаивает… — Он выпил, оглядел ресторан. — Здесь все мое. Каждой мелочи историю знаю… Как домой пришел… А дом чужой…

— Ваш дом, — твердо произнес Виктор. — Дайте время, и все вернется…

Глеб недоверчиво покачал головой, снова потянулся к бутылке.

Рядом с ними внезапно откинулась темно-красная штора, закрывавшая нишу. Вышла маленькая женщина в строгом элегантном костюме. Виктор сразу и не узнал ее из-за необычной, вздыбившейся прически. А когда узнал, все вокруг исчезло. Только она, ее тонкая талия, легкая походка… Пришел в себя после того, как она скрылась за тяжелой дверью, над которой золотились буквы «Китайский зал». Привиделось? Нет… Повернулся к Глебу:

— Это ж моя Вера… Как она здесь оказалась?..

И увидел другое: Глеб тоже смотрел на двери «китайского» зала. Лицо исказила гримаса обиды и боли. Дрогнувшие губы выдавили зло, отчаянно:

— Это моя первая… Официальная жена…

— Та, которая…

— Да, та, которая… — Молчание (или тягучее ожидание?) длилось долго. Прервал его Глеб, кивнув в сторону бархатной шторы. — Там мой кабинет… Кабинет директора… хозяина ресторана…

Виктор не все еще осознал, но почувствовал, как рухнула под вскипевшей яростью его показная рассудочность. Теперь уже он сам был готов разнести все к чертовой матери… Их островок — столик с двумя полукреслами, он и Глеб смешались в одном раскаленном облике, наполненном несбывшимися надеждами, людской подлостью и обреченной отверженностью. И это облако вот-вот могло взорваться.

Но, случайно увидев, как Глеб опустошает одну рюмку за другой, Виктор сжал кулаки и сказал, подражая кому-то, властно:

— Остановись! Водка не поможет…

И ощутил — магический приказ подействовал и на него самого. Ярость начала утихать, все упрямее, четче проступали сурово-мстительные мысли. Кто-то словно подтолкнул, и он заговорил медленно, жестко, стараясь, как диктор, оттенять каждое слово:

— Теперь мы с вами повязаны одной целью. И у меня, и у вас «мое» стало «чужим». Сделали это грязные алчные существа… Обещаю вам…

Сбился, комок встал в горле. Тогда он стукнул ладонью о стол так, что вздрогнула посуда.

Вера горделиво прошествовала обратно в директорский кабинет.

— Начнем! — вскочил из-за столика Виктор. — Подождите меня!

— Начнем… Подожду… — с пьяным безразличием повторил Глеб. Ему, казалось, было все равно — сидеть или уходить, жить или лежать в гробу.

Недовольно вскинулась головка.

— Вы ко мне?

— Да. Я от Виктора Санина.

Глазки насторожились, зажглись интересом.

— Санина? Куда он пропал?.. Да вы садитесь…

— Уехал в Лондон, скоро вернется…

«Хороший подарочек отнесу я Пану».

«Пану? Почему Пану? — лихорадочно соображал Виктор. — Ну, конечно, Пану! Она же лицемерила, обманывала меня во всем!..»

— Когда он прилетает?

Но Виктор не ответил, пристально глянул в ее встревоженные глаза.

«Думай о Викторе!.. Думай!»

Она безвольно поддалась призыву.

«Опять этот противный ушастик. Если б я не легла с ним, жила бы, как жила. Теперь Пан снова заставит целовать его. Фу, гадость! Надо сказать. Пусть кончает с ним быстрее. Был ушастик, и нет ушастика. Всем спокойно».

Виктор терпел. Полостная операция без наркоза. Поезд уходит, навсегда увозит единственно родное. Земля вздрагивает, грохочут, разваливаясь, здания, кричат люди. Какую волю надо иметь, чтобы вынести это! И он грубо ворвался в самим же вызванную беду:

— Что передать ему?

— Скажите, что люблю, — нагло заявила Вера и опять спросила: — Когда он прилетает?

— Жду телеграмму.

«Меня не было здесь. Ты все забыла. Все забыла…»

Он выбежал из кабинета, словно задыхаясь от какого-то нестерпимо едкого дыма.

Глеб оперся локтями о стол и, поддерживая руками голову, пьяно улыбался. Пошевелил губами, силясь что-то сказать. Наконец это ему удалось.

— И мой школьный товарищ здесь. Помнишь, я рассказывал. Ну, помнишь. Он и ресторан, выходит, у меня отнял. Для Верки. Как же не помнишь?

— Его звать Пан? — дернулся к нему Виктор и замер, пораженный внезапной догадкой.

Глеб развязно захихикал, покачивая голову на ладонях, как на качелях.

— Все-то ты знаешь. Все.

— Где он?

Из-под щеки высвободился палец, указал куда-то вверх.

— В туалете, из «китайского» зала вышел. Вон, смотри, идет. В белом, гад, костюме…

Виктор увидел его, сразу как бы прицелился обоими глазами.

Видимо, что-то ощутил Пан, обернулся, точно его окликнули. Постоял, то ли разглядывая, то ли прислушиваясь, и послушно направился к их столику.

Легко придвинув ближайшее полукресло, сел рядом с Виктором.

— Рад вас видеть, братцы. А мы там гуляем. Может, присоединитесь, а?

Ладони подняли голову Глеба, повернули озлобленное лицо в сторону Пана. И Виктор не откликнулся на любезное приглашение.

«Вспомни Надю… Жену Глеба, владельца этого ресторана. Где она? Что с ней? Вспомни».

Информация пошла незамедлительно.

«Надя? А, потаскушка Глеба? Задастая такая? Ее Стинг со своими придурками затрахал. Я врезал ему за это. Могла бы еще пригодиться. Они, как шизики, увидят грудастую — ширинки рвутся. Слышал я, что на Селигер ее отвезли, на ил с камешком в обнимку положили».

Пан передернул могучими плечами, как бы сбрасывая сонливость.

— Засиделся, ребята, с вами… Меня ждут… Бывайте!

Глеб пнул опустевшее полукресло, выкрикнул совсем не сердито:

— Зачем отпустил? Надо было…

— Рано, — успокоил его Виктор. — Еще многое следует выяснить.

— А про Надю спросил?

— Да. — Виктор помедлил. — Но он мало что знает. Завтра займемся его подручными.

Глеб вроде бы смирился, расслабленно откинувшись на мягкую спинку полукресла. Не мог, не мог Виктор в эту минуту сказать ему все. Хоть он и не давал клятву Гиппократа, но совесть не позволила добить тяжелобольного.

Удача — зловредная рыбешка. Она всегда проплывает над твоим крючком, чтобы проглотить чужую наживку.