— По делу, — сказал уже по-иному, доверительно-вежливо. — В одном из романов Агаты Кристи человек, который все дни сидел у окна, сумел раскрыть преступление… Я знаю, что вы тоже раскрыли преступление, только почему-то решили остаться в тени и не рассказали о своем открытии работникам милиции…

Испуг на лице толстячка сменился удивлением. Теперь он был заинтригован, широко раскрыл рот, словно слушал именно ртом, а не ушами.

Сергей почувствовал: нельзя упускать это благодатное шоковое состояние, и обрушил на толстячка вопрос:

— Сознайтесь, вы видели, кто приходил к Константину Климову вчера вечером?

— Видел, — польщенно, не без гордости произнес толстяк, — Нет, вечером вчера не видел, а утром приходил…

— Какой он внешне?

— Ну… такой… небольшой… и без шапки.

— В чем был одет?

— Ну штаны… в костюме… ботинки были…

— Лысый? Густые волосы на голове?

— С волосами он…

— Какого цвета костюм?..

Боль огорчения отразилась на лице толстячка. Как хотелось ему обстоятельно и умно ответить на вопросы, но не получалось. Слова не шли.

— А в какое время он приходил? И долго ли пробыл у Климова? Помните?

— Ну… восьми не было… Зашел и скоро вышел от него…

— Этого человека вы раньше не видели?

Толстяк так расстроился из-за своего неумения говорить, что окончательно потерял дар речи, только усиленно мотал головой.

По выражению лица было видно, что он сам страдает от своей внезапной немоты, никак не может понять, почему слова ворохом сбились в горле и голос застревал там, между словами. В отчаянии он двинулся по светелке, как слепой, шаря перед собой руками… Наконец руки зацепились за серую массивную книгу, подняли ее и поднесли к Сергею. На книге была крупная надпись: «Вахтенный журнал».

Сергей раскрыл журнал, почитал выборочно его записи… Оказалось, милый толстячок уже много лет вносил в этот журнал главные события уличного масштаба, которые происходили за окном его капитанской рубки.

«13. Среда. Маруська Пашина повела своего порося на продажу. Получит, поди, рублей четыреста…»

«28. Воскресенье. Халипов побил жену. Ревет дура-баба, уходила бы от него, вон сколько мужиков без дела шастает».

«Диякону Варфоломею привезли на телеге три корзины еды разной, две бутылки и бочонок, видать с медовухой, аль с пивом… Ну и жрет же, чертов гусь, а проку нет, как Кощей Бессмертный…»

Наконец Сергей добрался до последних записей.

«13. Четверг. У Кости Климова сызнова пьянка в садике. Дружки Гошка Хворостухин, Васька Громов да три пришлые бабы, размазаны, как городские… Срамота, что творили… Ашь писать паскудно… Постыдились бы при солнце оголяться… Тьфу ты, нечисть какая…»

«15. Суббота. Костю, кричат, убили. Дружки-приятели, кто ж еще… Бабу какую-нибудь заразную не поделили. Грешу, поди, на них, они с измальства не ругались, стояли друг за дружку… Утром к Косте мужичок приходил, моих годов, сопливенький на вид. Может, он и порешил Костю. Жалко его, тихий был…»

Сергей вернул толстячку «вахтенный журнал», поняв, что новые расспросы ни к чему не приведут.

— Очень интересно. Премного вам признателен. Тот засветился довольством. — Где живет Гошка Хворостухин?

Толстячок угодливо побежал к окну, вытянул вперед пухленькую руку.

— Вон изба Кости, да?.. За ним изба Гошки…

— А Васька Громов?

— Тот… как раз напротив Гошки изба, по нашей линии.

Сергей протянул руку, прощаясь, она тут же затряслась в ладошках-оладышках толстячка.

— Молочка на дорожку? — печально и просительно предложил он. Ох, как ему не хотелось отпускать этого работника милиции! Сергей даже представил себе: сейчас, как только он выйдет, толстячок тотчас настроит свой бинокль и будет жадно провожать его взглядом до Гошкиной избы, потом бросится к «вахтенному журналу», начнет писать, писать, писать… А вечером за чаем пространно станет пересказывать жене про их умную и важную беседу…

И действительно, выйдя за калитку, Сергей прямо-таки физически ощутил на затылке взгляд тайного уличного соглядатая. Капитан был на посту. Капитан продолжал неустанное наблюдение за житейским морем.

Они сидели за столом в тени большой яблони, разморенные жарой, в одних трусах. Смуглый, кудрявый, как цыган, парень слушал, подперев голову ладонями. Другой — высокий, жилистый, коромыслом изогнулся над столом и что-то возбужденно говорил, размахивая кулаками. Перед ними темнели три бутылки пива и замусоленный до черных разводов стакан, рядом на траве поблескивала пустая четвертинка из-под водки.

Запоздало увидев подошедшего к ним человека, высокий умолк, вытянул шею, чуть ли не коснулся толстыми стеклами очков развернутого удостоверения.

— С нами уж говорили, а к пяти велели прийти в отделение…

— В пять вас приглашают официально, — пояснил Сергей, — а я зашел мимоходом, побеседовать… Можно?

— Ну, спрашивайте… — радушно ответил высокий, скользнул на край скамейки, освобождая место Сергею. — Пивка хотите?

Сергей хотел, но не из этого мутного стакана, поэтому отказался.

— Мы тут с Гошей Костю помянули, — попытался оправдаться высокий. Теперь было ясно, что он — Васька Громов. — Дружками были с малых лет… Вот сидим и голову ломаем, кто мог так, кто?.. Святой был наш Костик… Ну, пил разве… Так кто ж нынче не пьет?.. А так, прямо по заповедям Христовым жил… Плохого слова не скажет, букашку не обидит, спичку не украдет…

— Девок даже трогать без нас боялся, — горько хихикнул Гошка, что-то вспоминая. Теперь он поднял голову, выпрямился, с интересом смотрел на Сергея.

— Ладно уж тебе… — обиженно упрекнул его приятель, — Тут из милиции пришли, по-серьезному, а ты все про баб своих… — И он снова повернулся к Сергею. — Может, вы нам что проясните?..

— Мне и самому пока ничего не ясно, — ответил Сергей. — Вы вот говорите, что местные к нему хорошо относились… Ни с кем он не ссорился, не враждовал…

— Боже упаси! — вскрикнул Васька. — Местных вы, милиция, в расчет не берите. Все его жалели… Душа был человек…

— А из Москвы к нему приезжали?

— Из Москвы? — Васька глянул вопросительно на своего приятеля, тот отрицательно покачал головой. — Вроде не видели… Сам-то он в Москву ездил…

— К кому? Зачем? — спросил Сергей.

Васька замялся, уставился на дно грязного стакана, судорожно сжав его в руке.

— Это… это… — нерешительно заговорил он, — это… тайна наша… Но теперь его нет, можно и сказать… В общем, отец там у него жил… Большой величины человек… Академик, одним словом… А Костик кто был?.. Грузчик в магазине… Разница, сами понимаете… Отцу стыдно, что ли, было за это… Ну так они, чтоб никто не видел, и встречались…

— Вы точно знаете, что встречались? — строго уточнил Сергей. — Это очень важно…

— Ну, Костик говорил…

— А где встречались?

— На квартире у него… Тот всегда Костику на бутылку давал… А когда его не было дома, в коробе деньги оставлял…

— Значит, у Костика был свой ключ от его квартиры?

— Был…

— Отец ему дал или сам сделал? Он же, говорили, слесарь хороший…

— Может, и сам сделал, — пожал плечами Васька. — Мы не спрашивали…

— И часто Костик ездил к отцу? — теперь Сергей уже спрашивал сухо, как на допросе.

— Ну… — Тут уж Васька совсем стушевался, и ему на помощь неожиданно пришел Гошка:

— Когда невмоготу было, выпить хотелось…

— Да, так… — вынужденно подтвердил его приятель.

— А вы ездили с ним в Москву?

— Иногда, — уклончиво ответил Васька. Беседа начала тяготить его.

— С академиком встречались?

— Не-ет! Боже упаси! Он академик, а мы кто?..

— И на квартире у него не были…

— Боже упаси! — снова воскликнул Васька. — Ждали Костика в сквере…

Сергей заметил, как разогнулась, вытянулась его босая нога под столом, видимо, тронула предупредительно ногу Гошки, и он понял: «Были у академика дома!»

— А если честно? — спросил Сергей и резко обернулся: кто-то смотрел на него сзади… Нет, никого, почудилось…