— Сейчас все пройдет, — сказал Виктор то же, что и старой женщине.

— Гипноз? Не трудитесь, дорогой! Полдня над собой работаю.

— Вы можете помолчать минутку? — спросил-потребовал Виктор.

— Извольте. Люблю эксперименты.

Пролетело секунд двадцать. «Вроде полегчало… Ей-Богу, полегчало! Какой зуб болел? Этот? Нет, этот…» Главврач сунул пухлый сосисочный палец в рот. «Господи, как легко стало!» Он подозрительно глянул на Виктора.

— Слушайте, маг и волшебник, как вы это сделали? Телепатически?

— Пока секрет…

— И от Шеленбаума?

— И от него.

— Ну и студенты пошли! Одни гении! — Он обежал письменный стол, плюхнулся в кресло. — Просите, студент, все что хотите. Последнее отдам. Ах, да, несколько сеансов гипноза? Пожалуйста! Выбор у нас на любой вкус. Меню шикарное. Истерия. Фобический синдром, недержание мочи. Наркомания. Шизофрения. Что пожелаете?

— Мне все равно, — честно признался Виктор.

Главврач понял его по-иному.

— О, какая самоуверенность! Тогда прошу вас. Вот у меня здесь три истории болезни. Кострова. Диагноз: истерия. Опасная, скажу вам, женщина. Припадки по незначительному поводу. Судороги в основном клинические. Со стороны физического и неврологического статуса отклонений нет. Психический статус тоже в порядке, если не считать аффектную возбудимость и неустойчивость. Подойдет?

— Подойдет.

— Вторая история. О, мой давний пациент Георгий Лукич Нефедов. Пятый раз у нас. Тоскливое настроение, плохой сон, головные боли, постоянное чувство страха. Считает, что у него опухоль мозга, что скоро должен умереть. Сделали десятки анализов, рентгеноснимков — ничего не нашли. Но он никому и ничему не верит. Причина банальна — жизненные потрясения. И на работе, и дома. Дочь с зятем выживают из квартиры. Принимаете Нефедова?

— Принимаю. Двоих достаточно для первого приема.

— Тогда успеха! Я еду на совещание, а вы можете священнодействовать в моем кабинете. Спасибо за исцеление!

Виктор сразу же углубился в истории болезней, старательно, как перед экзаменом, дважды перечитал их, выписал основные симптомы.

Первой вошла Кострова, пышная крестьянская девка лет двадцати пяти. Тяжеловесные груди, широкие бедра, доброе, по-русски красивое лицо. Поражали необычностью глаза — огромные, фиалковые, с коровьей поволокой.

Присев, она по привычке разгладила на толстых икрах туго стянувший ее больничный халатик.

— Расслабьтесь, — сказал Виктор. — Сейчас вы будете сами молча изгонять из себя болезнь…

Буквально минуты через две произошло ужасное. Кострова начала безвольно сползать со стула. Под напором грузного тела пуговицы с треском оторвались, халат, под которым, оказывается, не было ни лифчика, ни трусиков, распахнулся, и белая плывущая масса, опустившись на пол, забилась в судорогах.

Виктор подбежал к ней. Остановился, не зная, что предпринять. А она изгибалась внизу, взмахивала руками, ногами, оглашая кабинет невнятными воплями.

— Прекратить! — крикнул он в той тональности, в какой кричат истерично: «Спасите!»

Свершилось чудо. Тело будто лишилось энергии, студенисто опало. Коровьи глаза недоуменно расширились.

Он осмелел, вдохнул еще храбрости и уже твердо приказал:

— Встать! Сесть на стул!

Она с трудом вскарабкалась обратно, села, вся раскрытая, широко раздвинув ноги.

— Как вы можете? Да я вас…

Но тут она взорвалась, зло, раздраженно:

— Заткнись, козявка! Я сама так вмажу, что пятна на стене не останется…

— Да я вас лечить не буду… — машинально довершил он фразу с дрожью в голосе.

Под поволокой коровьих глаз вспыхнул испуг.

— Как не будете? — с большим усилием соображала она, — Лечите… очень прошу вас… Лечите… А поправлюсь, прямо здесь на полу…

Виктор совсем стушевался. Непредсказуемость поведения этой жирной истерички может любого довести до истерики!

— Не надо так говорить.

— Надо, надо! — уже плаксиво взмолилась она. — Я домой хочу. У меня муж хороший. Каждый вечер здесь под окнами ходит. Знаете, как он про меня говорит? Королева секса. Это про меня так. Вот излечите — сами попробуете. А здорова буду — пробуйте, сколько хотите. Муж не обидится, ему хватит.

— Перестаньте болтать глупости! — возмутился Виктор. Ему хотелось выбежать из кабинета, подальше от этой позорной, постыдной неудачи, и никогда сюда больше не возвращаться. Но, увидев за прозрачной поволокой тоскливую мольбу, сказал миролюбиво: — Хорошо. Давайте продолжим. Только без припадков и без дурацких предложений.

Кострова стянула, как могла, на груди и на животе халатик, поспешно закивала.

Боясь очередной каверзы, Виктор начал посылать в ее печальные глаза такие мягкие и осторожные слова, будто усыплял разъяренную тигрицу.

Она сама прервала сеанс восторженными вопросами:

— Я уже излечилась, да? И больше припадков не будет?..

— Да. Вы уже здоровы, — уверенно ответил Виктор.

Она встала, оглянулась, словно переселилась в другой мир.

— Так покойно и хорошо стало… Надо же, я здорова! — Она разжала кисти рук, стягивающие халат. — Если вы хотите, я…

— Никаких «если»! — грозно рявкнул Виктор. — Идите в палату. Через несколько дней завершим лечение.

Устало опустив голову на стол, Виктор почувствовал неимоверную усталость. Господи, как приятно было остаться одному после встречи с этой дикой, липучей девкой!

Заставило поднять голову легкое покашливание.

— Нефедов?

— Я самый, — ответило огородное пугало в больничном халате. У него были две ноги и лицо совсем человечье, морщинистое, как вынутая из компота груша.

— Что вас беспокоит? — спросил Виктор.

— Опухоль в голове, — прошелестело в ответ. — Скоро умру я. Врачи ничего не находят, а боли мучают.

«И пусть не находят… Здесь лучше. Наташка и зять не тиранят…»

Виктор не придал значения мыслям Нефедова, сказал веско:

— У вас нет опухоли. Сейчас вы сами убедитесь. Закройте глаза и расслабьтесь.

Как на экране в кадрах замедленной съемки оживал умирающий Нефедов. Поначалу распрямился, выгнул грудь. Губы стала передергивать ироничная улыбка. Руки сами поднялись, сложились на груди. Дыхание возвысилось до надменно-глубокого.

— Чувствуете головную боль? — спросил Виктор.

— Нет. Совсем нет… Да я уж и забыл про нее, — не шелестом, а важной хрипотцой последовал ответ. — Эх, сейчас бы рюмашку-другую. А потом… — Он вдруг покраснел, спросил безрадостно: — Мне прямо сейчас идти домой?

— Нет, главврач решит, когда вас можно будет выписать…

Повеселел Нефедов.

— Так я пойду? Там меня Юрка ждет. Есть повод… За выздоровленьице!

Худющий, жалкий Нефедов унес с собой волновавшие Виктора тщеславные сомнения, оставив в кабинете ощущение маленького праздничного озарения. Неверная надежда сменилась уверенностью. Он будет служить больным людям! Даже таким, как любвеобильная Кострова. Пусть любит, пусть радуется.

Именно с этой минуты Виктор не сомневался — началась прекрасная вечная жизнь.

Знаете, как ловят наивных мартышек? На дне кувшина с тонким горлышком лежит банан. Мартышка засовывает лапку, хватает банан, но сжатый кулачок уже не может протащить сквозь горлышко.

Виктор не находил себе места от нетерпения. Долго, нарочно долго стоял под душем. Позавтракал торопливо, всухомятку — хлеб с ветчиной запил минеральной водой. Раскрыл синюю книгу. Строки прыгали перед глазами, не выдавая содержания. Прошелся по комнате. Лег на диван. Снова взял книгу. Бросил. Постоял у окна… Часы бесили своим медлительным ходом…

Все рассчитывал: в девять — пятиминутка, старшая медсестра, конечно, будет болтать с главным до десяти, а в десять — обход больных, с одиннадцати — всякие разговоры с лечащими врачами…

Около двенадцати ожидание стало физически невыносимым, и он подошел к телефону.

— О, студент! — откликнулся главный врач. — Я, знаете ли, до сих пор не могу определить, какой зуб у меня болел. Примите мою благодарность и, разумеется, поздравления. Наслышан и о ваших новых подвигах. Специально задержался сегодня возле Костровой…