Только позже мы с Наташкой убедились, что иногда случаются даже чудеса.

Неугомонная Наташка окончательно отучила меня дрыхнуть по утрам. Теперь я просыпался с зарей, осторожно открывал дверцу, чтоб не потревожить дедушку, спускал ноги на землю и, поеживаясь от утренней прохлады, бежал к речке. Над тихой водой беззвучно свивался клубами прозрачный белесый туман. В полной тишине слышно было, как под крутым левым берегом всплескивает рыба. По воде от ее всплеска расходились концентрические круги. Словно искусные конькобежцы на льду, быстро скользили по поверхности воды длинноногие водомерки. Я делал зарядку, короткую пробежку по берегу, а потом погружался в воду. Не прыгал, с шумом и брызгами, не нырял, а именно погружался, медленно сползая в речку. Почему-то мне не хотелось хоть единым звуком нарушить зачарованную тишину утра. Потом, докрасна растерев тело мохнатым полотенцем, я наблюдал, как край солнечного диска поднимается над горизонтом.

Отрезвлял меня обычно заливистый петушиный крик. Со стоянки подавал голос петушок, в первый же день купленный мамой в соседней деревушке у Санькиной матери. Такого великолепия я еще не видывал. Стройный, со стоячим гребешком, туго налитым алой кровью, без единой крапинки на снежно-белых перышках, ясноглазый Петенька всех нас очаровал своей картинной статью. Он словно сошел живым с рекламного цветного плаката. И голос у него был свежий, звонкий, такой молодой и жизнерадостный, что, услышав его, всегда хотелось улыбнуться. Я даже отгонял мысль о том, что в будущем нашего Петю ожидает общая судьба-злодейка всех кур, усекновение главы на лесном пеньке. Пока что, не подозревая ни о какой опасности, Петенька грациозно вышагивал на желтых ножках, проворно поклевывал землю в поисках корма.

Чтобы уберечь красавца-петушка от преждевременной кончины ночью в зубах бродячих псов, пришлось пойти на хитрость. Сначала мы хотели сажать его с вечера на какую-нибудь ветку повыше. Но, поразмыслив, поняли, что так делать не годится. Без привязи петушок непременно захочет слететь с ветки, а на веревочке, чего доброго, запутается, повиснет вниз головой и погибнет. Да и кошки легко взберутся по дереву за лакомой добычей. Тогда мы догадались: на ночь стали накрывать Петеньку пустым ведром, придавленным сверху, для тяжести, запасным колесом. В такой хоть и тесной, зато надежной камере-одиночке петушок мог никого не бояться.

Постоянной заботой оставалось приготовление пищи. В дорожных условиях это главная докука. И никуда от нее не денешься. Желудок неумолим. Но после стоянки под Одессой обе наши семьи начали питаться вместе. Это сразу облегчило бремя, которое раньше несла на своих плечах мама. Как ни старались мы, трое мужчин, помогать ей, все же готовить приходилось маме. Теперь один день варила-жарила тетя Вера, другой — мама. Вызывалась включиться в дежурство и Наташка, но обе женщины дружно отвергли ее помощь. У взрослых ведь всегда так: любят жаловаться, что дети не помогают, растут лентяями, а чуть сунешься сделать что-нибудь, одни ответ: "Твоя забота — учиться. Успеешь еще на своем веку наработаться". Вот тут и прояви активность.

Удобства выбранной нами стоянки на берегу реки Снов быстро оценили и другие автолюбители. Не одни мы оказались такими смекалистыми. Раньше всех примкнул к нам оранжевый "Москвич" со смоленским номером. Обычно мы удивляем соседей высоким уровнем своего технического оснащения. Но на этот раз изумляться пришлось нам. Как ни чиста была на вид вода в реке, все же пить ее мы не рисковали, для питья таскали воду за километр, из колодца ближней деревеньки. А смоленчанин вогнал в дно реки метровой длины трубу, продырявленную множеством отверстий, навинтил на нее вторую трубу с насаженным сверху ручным насосом и начал качать подрусловую воду. Мы только рты разинули.

Первым отведал водички дедушка. Зачерпнул ковшик, напился, роняя прозрачные капли на грудь, и выразительно оттопырил большой палец:

— Почище артезианской!

Попробовали и мы. Вода и в самом деле оказалась очень вкусной, без малейшего запаха. Да и неудивительно — по пути к насосу она надежно фильтровалась метровым слоем песка. Проблема доставки питьевой воды отпала. Смоленчанин и на ночь не убирал свой замечательный насос.

— Справедливо говорится: век живи, век учись, — изрек по этому поводу дедушка. — Всякая снасть у нас имеется, а вот до такой штуки мы не додумались. Полезнейшая вещь! Придется на будущий сезон позаимствовать идею.

Вскоре вся стоянка пользовалась насосом, дружно нахваливая умельца. Чтоб не оставаться в долгу, мы заварили изобретателю своим походным вулканизатором все дырки в его запасных камерах. Как ни плоха была дедушкина резина, у смоленчанина дела с нею обстояли еще плачевней. По поводу заднего колеса "Москвича" между мною и папой даже произошел разговор, целиком заимствованный у Гоголя.

— Вишь ты, вона какое колесо, — с живым интересом сказал папа, присев на корточки и ощупывая здоровенный желвак, вздувшийся на шине. — Что ты думаешь, Дикий Кот, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?

— Доедет, — уверенно ответил я, тотчас вспомнив беседу двух мужиков в губернском городе по поводу чичиковской брички.

— А в Казань, я думаю, не доедет? — продолжал допытываться папа.

— В Казань не доедет, — подал я соответствующую реплику из классика.

Москвичевское колесо и в самом деле не доехало б до Казани, рискни смоленчанин пуститься на нем в такой дальний путь. Обе передние шины совсем облысели, в задние были всунуты манжеты. На ходу они должны были наверняка трепать весь автомобиль, почище, чем такса треплет мышь. Как ухитрялся изобретатель насоса ездить на такой резине, а главное, благополучно миновать бдительные посты ГАИ, для меня и сейчас остается загадкой. Разве что ездил он только по ночам?

Факт тот, что смоленский "Москвич" оказался ценным приобретением для всего нашего лагеря. Зато много огорчений доставило другое пополнение автостоянки. Как-то к нам лихо подкатила рыжая машина из Курска, гибрид "Победы", "Оппель-капитана" и еще какой-то неизвестной даже дедушке иностранной марки. Сначала мы, что называется, и ухом не повели. Но когда рыжуха развернулась на полянке, стало видно, что за ней следует на прицепе лодка. Тут только до нас дошло, что прибыл автотурист новой формации, моторизованный до зубов, способный передвигаться не только по суше, но и по воде.

В первый же день, едва разобрав вещи, не мешкая ни минуты, даже не установив еще палатки, курянин спустил свое судно на реку, оснастил его мотором "Вихрь" и помчался вверх по течению.

Куда девалась целительная тишина песчаных берегов реки Снов! С этого дня все мы лишились покоя. Курянин бороздил воды с такой неукротимой энергией, будто поклялся в кратчайший срок разогнать все рыбное население реки. Пронзительное тарахтенье моторки, децибелл на сотню, невыносимое, как зубная боль, раздавалось утром и вечером, на зорьке и в послеобеденные часы отдыха. Мощный движок гнал легкую лодку с такой скоростью, что белопенные буруны яростно бились о крутые берега, размывая их, обрушивая в воду целые пласты земли. По чистой ранее воде поплыли радужные масляные и бензиновые разводья. Река Снов погибала. Погибала на наших глазах.

Автотуристы попытались усовестить рьяного моториста, но тот высокомерно заявил, что его лодка зарегистрирована где положено, на нее выдан документ, а значит, нечего вякать зря. Закон, мол, на его стороне. Если же кому-то не нравится звук лодочного мотора, так пускай он и не ездит никуда, сидит дома в полной тишине, как таракан за печкой. В век научно-технической революции пора бы привыкнуть к моторному окружению. Или автомобильные моторы не отравляют атмосферу своими выхлопными газами? Хрен редьки не слаще.

— Так ведь, мил-человек, все мы ездим по дорогам, — втолковывал дедушка курянину. — Они для того и построены. А твою коломбину господь бог, когда реки создавал, не предусмотрел. Вникаешь?