Но рассказов о нем у всех много.

После каникул у наших ребят куча новостей. Кто ездил к дедушке и бабушке в деревню, лето проработал в колхозе на уборке; кто, вроде нас, проехал по дорогам на автомобиле несколько тысяч километров; а кто вместе с родителями побывал и в зарубежном круизе. Впечатлений уйма, все хотят поделиться ими с товарищами, в большую перемену наша школа так и гудит.

Правда, не у всех так. Валерку снова родители в санаторий возили. Что-то у него с почками. А какая радость в санатории? Сел в душный вагон на Курском вокзале, назавтра вылез где-нибудь на курорте. И пошла жизнь. Все по звонку, по расписанию. Принимай процедуры, гуляй по аллеям, ешь в столовой на белой скатерти… Тоска зеленая! Ни тебе костерок развести, ни в палатке заночевать, ни ягод в лесу пощипать! Валерка спорит, бодрится, но я же по глазам вижу, как он, бедняга, мне завидует. А что поделаешь, если здоровья нет?

К тому же не у всех такие замечательные родители, такой дедушка. Ему уже под семьдесят, а он еще ни одного дня в больнице не был. Тьфу, тьфу! Жилистый, крепкий, впору сорокалетнему. И не в каждой еще семье свой автомобиль. А без него совсем не то любое путешествие. Я, например, из каждого летнего путешествия возвращаюсь совсем другим человеком. Прямо-таки чувствуешь, будто старше стал на несколько лет.

А в этом году познакомился вдобавок с Наташкой…

…К вечеру обе наши машины выскочили на широкое Минское шоссе. Дедушка выключил звенящий мотор, и тишина обступила нас. После долгого свиста ветра, ровного гуденья мотора, шипенья шин по асфальту уши будто заткнуло ватой.

Мы вылезли из машин, потягиваясь и разминаясь, столпились на обочине. Я видел, что даже папа немного волнуется. За какой-нибудь неполный месяц Николаевы стали для нас как родные.

— Что ж, друзья мои, вот и приспело нам время прощаться! — подавляя невольный вздох, заговорил папа. — Дан приказ, чтоб вам — на запад, нам — в другую сторону… Пожелаем напоследок друг другу гладкой дороги и ляжем на новый курс. Пожалуйте ручку, Вера Сергеевна!

Папа церемонно поцеловал руку тете Вере, обнял дядю Васю, и они долго хлопали друг друга по спине. Мама и тетя Вера тоже расцеловались. Невозмутимым оставался только дедушка. Он уже по самые плечи влез под капот "Волги".

Мы с Наташкой зашли за "Победу", чтобы никто не видел нас. Неизвестно зачем я набрал полную грудь воздуха, как перед прыжком в воду, и тут же выпустил его.

— Ну, Натаха!.. — начал я и запнулся, не зная, что говорить дальше. Хотелось, подражая папе, с самым беспечным видом пошутить, но я чувствовал, что у меня дрожат губы, и плотно сжал их. Волновалась и Наташка. Она мяла пальцами конец своей толстой косы, на щеках у нее проступили два маленьких красных пятнышка.

— Пиши, Алик, я буду ждать, — тихо сказала Наташка, протягивая мне руку.

Я быстро схватился за нее, крепко сжал в своей руке.

— Непременно! И ты пиши. Обо всем: как доехали, что видели, как в школе дела, дома… А на будущее лето снова поедем отдыхать вместе. Непременно! Правда?

— Конечно!

Щелкнул стартер, загудел мотор, наша "Волга" тронулась с места. Я повернулся назад, не отрываясь взглядом от "Победы". Она быстро удалялась. Мне показалось, что Наташка машет мне рукой. Помахал и я. Но очень скоро "Победа" стала совсем маленькой, потом превратилась в точку. Какая-то необъяснимая тоска сжала мне сердце. Я ткнулся лицом в теплое мамино плечо, она обняла меня, нежно погладила по волосам…