Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— В Карпаты поезжайте непременно, — посоветовал я Наташке. — Уговаривай родителей. Не пожалеете.

Я рассказал Наташке, как по узенькому висячему мосту дедушка пересек знаменитую реку Черемош и мы покатили в глубь Гуцулыцины; как увидели гигантский трамплин для горнолыжников в Ворохте, восторгались мохнатыми елями на скалистых обрывах, изумрудными полонинами, усеянными стожками сена, бешеными извивами пенистых горных речек.

Рассказал я Наташке и о надписях туристов на огромных валунах в одном из водопадов Прута: "Бяша из Улан-Удэ", "Кэт из Киева", "Здесь был Владик". Подумать только — несколько часов трудился какой-то болван, чтоб увековечить свое имя среди брызг Прута! Сначала извел целую банку белил, чтобы окрасить ими бок серого валуна, потом еще долго висел над бурной рекой, рискуя сорваться, старательно выводя на белом фоне огромные красные буквы, отчетливо видные даже с дороги, с противоположного берега. А спросить бы его — зачем? Кому он нужен этот Бяша? Каждый любуется яростным водопадом, дикими скалами, ниткой железной дороги, которая ухитряется виться здесь, где вроде бы и автомобилю-то не протиснуться. А эти надписи только уродуют красоту здешних мест. Но краску хоть через годик-другой смоют без следа дожди и брызги реки. Хуже, что есть уже энтузиасты, чеканят свои автографы зубилом. Чего доброго, найдется со временем любитель техники, додумается привезти отбойный молоток, действительно на века врубит в скалы свое "Бяша".

Наташка позабавила меня рассказом о Хотхоре. Название этого маленького поселка на Черноморском побережье стало в их семье чем-то вроде пароля. Скажет кто: "Хот-хор!" — и сразу все улыбаются.

— Туда мы от своей стоянки морем доплыли, на моторке, а обратно решили пройтись пешком, — оживленно рассказывала Наташка. — Пошли и заблудились в лесу. Вроде бы и блуждать-то особенно негде: слева — море, справа — автодорога, а вот ухитрились как-то потерять ориентир. Мы с мамой в брюках, в куртках, лезем напролом, нам не так колко, а папа в шортах и майке, ему каждая колючка впивается в тело. Что делать? Папа нас тянет в обход, полянками, а нам жаль терять высоту. Должны же мы где-то выбраться к автодороге, как бы она ни петляла. А если спустимся к морю, придется потом опять каждый метр отвоевывать обратно. Кончилось тем, что врезались в заросли держидерева, еле-еле выбрались из них уже где-то за полночь. Ладно еще попутная машина добросила нас к стоянке, а то бы пришлось топать всю дорогу пешком. Мама потом всего папу измазала иодом, заливала царапины. Так нам этот Хотхор и запомнился на всю жизнь. Плохое после забылось, а вот как визжали в колючках, блуждали в поисках дороги, перекорялись между собой, так и стоит перед глазами.

Солнечный свет проникал в палатку сильно ослабленным, глаза в нем приятно отдыхали. Не то что на реке, где все время сверкают ослепительные блики. Так хорошо было сидеть в полусумраке палатки, тихонько разговаривать с Наташкой, что я даже ничуть не жалел, что не хожу купаться или собирать грибы в лесу.

Мы болтали часами, а Тобик лежал у входа и дремал. Было решено, что как только Наташка поправится окончательно, мы тут же снимемся с якоря. Отпуск близился к концу.

Расставание

Что значит — здоровье! Организм у Наташки такой, что даже отравление не смогло скрутить ее надолго.

Едва она вышла из палатки, мы первым долгом навестили могилку Хомы Афанасьича, молча постояли перед маленьким земляным холмиком под сосной…

Свертывание лагеря почти такая же хлопотная работа, как и его разбивка. Пока наши мамы усердно драили на реке закопченную кухонную посуду, папа и дядя Вася грузили на решетчатые багажники мягкие, но объемистые тюки с постелями. Мы с Наташкой убирали на стоянке.

— А знаешь, Алик, мы только до Орши едем вместе с вами, а там повернем на Прибалтику…

— Как?! — сразу остановился я, не веря своим ушам. Наташка не поедет с нами в Москву? Да может ли это быть?

— Я же сама столько раз просила заехать в Михайловское! И теперь папа твердо решил показать мне Пушкинский заповедник. А из Прибалтики туда рукой подать.

Наташка ковыряла землю носком ноги, старательно избегая моего взгляда, а я стоял, ошеломленный, не зная, что сказать.

Подумать только, а я-то надеялся, что Наташка погостит у нас в Москве, я покажу ей свою библиотечку, подарю однотомник повестей Джеральда Даррелла; мы пойдем с ней в кукольный театр Образцова, в зоопарк, покатаемся на аттракционах в парке имени Горького…

Мы стояли и молчали, пока Наташка не взяла меня за руку, не потянула вперед.

— Нас ждут, Алик, — негромко сказала она. — Расскажи мне о Прибалтике, ты же там был. У тебя это здорово получается.

С каким удовольствием рассказал бы я в другое время Наташке о высоких песчаных дюнах, поросших соснами, над широчайшими пляжами Юрмалы; об изумительной красоте и чистоте литовских озер всюду, а особенно под Игналиной; о древнем Тракайском замке на острове, с его каменными стенами, уходящими прямо в воду озера Гальве; о скульптуре "Эгле — королева ужей" и о многом-многом другом. Мне было что порассказать Наташке о Прибалтике. Но это в другое время. А сейчас у меня пропало всякое вдохновение, еле ворочался язык. Одна мысль сверлила меня — Наташка уезжает.

Каникулы на колесах - i_015.png

Мы шли очень медленно, но я еще замедлял шаг, чтобы оттянуть возвращение на автостоянку, загребал ногами песок, срывал по пути цветочки. Тоскливо думалось о том, какое счастье было бы отправиться в Литву вместе с Наташкой. Мелькнула даже мысль попросить родителей отпустить меня с Николаевыми, но я тут же отбросил ее: конечно, никто меня не отпустит. Да, не все в жизни складывается так, как хочется!

К нашему возвращению все сборы закончились. Обе семьи уселись в машины. Перед тем как "Волге" тронуться с места, я, против обыкновения, перебрался к маме, а папа сел на мое штурманское место рядом с дедушкой. Почему-то в эти минуты меня особенно потянуло к маме. В зеркальце я видел сосредоточенное серьезное лицо папы и понял, что он думает уже о своей работе, о больнице.

Возвращаться в Москву нам всегда немного грустно. Жаль, что отпуск уже позади, что нельзя больше беспечно поплескаться в море, понежиться, ни о чем не думая, на горячем песке, посидеть у костра под звездным небом. Надо ждать целый год, пока все повторится сначала. А пока родителям — работать, мне — учиться. Но, может быть, потому-то так и заманчив, так дорог летний отдых, что бывает лишь раз в году?

Через неделю-другую наша печаль растворяется в заботах. Папа самозабвенно любит свою больницу. Сколько я помню, он ежегодно что-то строит у себя, устанавливает новую аппаратуру, привлекает опытных хирургов, кардиологов, терапевтов; выбивает дополнительные фонды, ассигнования и так без конца. Возвращается он домой поздно, когда у меня уже приготовлены все уроки на завтра, подсаживается к нам у экрана телевизора и делится своими планами: "Думаем создать отделение реанимации. В принципе Николай Георгиевич обещает свое добро. А со временем развернем из отделения целую клинику". У мамы тоже свои новости и заботы: "Ездила сегодня по вызовам на Велозаводскую. Навестила одну старушку. Хронический миозит. Прописала ей радоновые ванны, парафиновые аппликации. Но кто будет ухаживать за больной? Представляешь, у нее в Москве сын, две дочери, куча всякой родни, народ все обеспеченный, а проявить настоящую заботу о матери некому. Хлеб, молоко ей приносят пионеры, комнату убирает соседка, а родные деточки разве что раз в месяц навестят. Завтра обзвоню их по домашним телефонам. Может, совесть у них заговорит".

После окончания каникул принимаюсь за дело и я, постепенно втягиваюсь в учебу, уже с удовольствием иду в класс, отвечаю у доски. Скучать и вздыхать о минувшем лете некогда.

46
{"b":"271242","o":1}