— А этот пьяница?

— Не знаю.

— Дурак. Через Коську надо узнать.

— Пытался. Из него не вытянешь.

— Дурак, — повторил Крюк и налил в стакан водки. — Суслик передает тебе привет. Алешка интересуется — разделались ли с лейтенантишком. Смотри, вернется Алешка, он тебе голову открутит. Пей, пока цел.

— А я что?.. Какой лейтенантик? — Виктор оттолкнул стакан. — Почему я?

— Тебе поручаю. Какого говоришь? Вязова.

— Не могу… Не буду…

Виктор побледнел, схватил стакан обеими руками, выпил и, не закусив, — уставился на Крюка испуганными глазами.

— Будешь и можешь.

Крюк усмехнулся. У Виктора дрожали губы.

— Ты серьезно?

— Я шуток не люблю, сам знаешь. Ты начал, тебе и кончать.

— Что?! — Виктор вскочил. — Когда я начинал?

Крюк откусил огурец и искоса осмотрел Виктора.

— Яблоки носил?

— Носил… — подтвердил Виктор, ничего не понимая,

— Записку тоже? Значит, тебе все равно не отвертеться. Понял? Тебе кончать. Соображай.

Виктор упал на траву. Теперь ему было понятно, как далеко он зашел. И, чувствуя, как застыло сердце от страха, он вдруг сжал кулаки и выкрикнул:

— Не заставишь!..

— Заставлю… — протянул Крюк и поиграл перочинным ножом. — Не сделаешь, распишусь на тебе. Теперь ты слишком много знаешь.

На заводе Поклонов бывал и раньше: в управлении, в профсоюзном и комсомольском комитетах. Люди там были грубоватые, но простые и прямодушные. Приходилось ему забирать в отделение и подгулявших рабочих, и он искренне считал, что неплохо знает заводскую массу. Поэтому, предъявив пропуск в проходной, он смело пошел по центральной аллее, ведущей к цехам. Электрические часы на столбе уже показывали восемь часов, в цехах началась напряженная работа, и Поклонов заторопился. Увидев, бежавшую в управление девушку в синем халате, он окликнул ее. Девушка махнула рукой на видневшееся вдали длинное одноэтажное здание и сказала:

— Это и есть первый механический.

Гул машин несся словно из-под земли, и только этот, однотонный казалось бы, гул настраивал на торжественный лад. В остальном — окружающая обстановка скорее напоминала парк имени Тельмана, куда Поклонов заглядывал, чтобы выпить кружку пива. Кудрявые деревья и цветочные клумбы ему явно понравились, и он зашагал еще веселее.

В широкие двустворчатые распахнутые настежь ворота он вступил тоже смело, но через несколько шагов остановился и прижался к стенке. Прямо на него ехала трещащая тележка, на ней стояла пожилая женщина в синей косынке, а за ее спиной по воздуху плыла чугунная деталь в два обхвата. И справа, и слева гудели станки, на них вертелись детали. Вокруг все было а движении. Поклонов посмотрел на потолок. Прямо на него двигались железные балки с подвешенной деревянной коробкой. В воздухе покачивалась толстая цепь. Из коробки выглядывала строгая краснощекая девушка и звонила так пронзительно, словно где-то случился пожар. Поклонов растерянно оглянулся и недалеко от входа увидел три двери: на одной было написано «Начальник цеха», на другой-«ПРБ», на третьей-«Контора».

Прижимаясь к стенке, Поклонов добрался до крайней двери и вошел в контору. Женщина, к которой он обратился, просмотрела его документы, молча вышла из конторы, указала рукой на дальний угол цеха и сказала:

— Спросите там мастера Матвея Федоровича.

Поклонов никогда и не предполагал, что в цехе ходить так трудно: того и гляди налетит на тебя электрокар или раздавит деталь, плывущая под краном. Слева и справа крутятся, елозят части станков, вьется горячая синеватая стружка. Никто на тебя не смотрит, никому до тебя нет дела — все заняты.

Кое-как добравшись до угла, Поклонов увидел за столом, приставленным к стенке, безусого паренька с перевязанным горлом, подошел к нему и строго спросил, как это делал будучи участковым уполномоченным:

— Скажи-ка, парень, где мне найти мастера Матвея Федоровича?

Паренек неторопливо отложил в сторону деталь, которую измерял микрометром, и, окинув взглядом пришельца, ответил петушиным голоском:

— Я и есть Матвей… то-есть мастер. — Отчества он не назвал, постеснялся, но осмотрел Поклонова серьезно, без смущения, как человек, знающий — себе цену.

— Я Поклонов, — опешив, представился Филипп Степанович.

Мастер встал.

— А, знаю. Идите к Ваське, то есть к Пальчикову. Я его проинструктировал.

Васька оказался дюжим детиной, на голову выше Поклонова, с бритой головой и рыжими усами. В сущности, слесарь был еще совсем молодым и усы отрастил для форса. Он оглядел ученика насмешливыми навыкате глазами и сказал, пристукнув молотком:

— Ну что ж, комплекция у тебя, вроде, подходящая. Будем учить милицию…

И, увидев, как Поклонов непроизвольно моргнул, засмеялся гулко, во всю силу могучих легких.

— Не дрейфь, старина, шути во всю ивановскую. Здесь у нас регулировщиков нет. Для начала бери-ка вот молоточек и зубило да нарубай мне пластиночек по двадцать сантиметров. Только смотри, по пальцам не особенно лупи, а то в обед ложку нечем будет держать. — И Пальчиков опять оглушительно засмеялся.

По пальцам Поклонов ударил не раз, но старался держаться с достоинством, не морщился, хотя боли казались нестерпимыми. Учитель поглядывал на него с усмешкой, замечаний не делал. Когда же вместе пошли в столовую, Пальчиков, сказал дружески:

— Гордость рабочего человека у тебя есть, значит, дело пойдет. Не дрейфь, старина!

Вначале своим оглушительным смехом Пальчиков действовал на Поклонова удручающе, но уже к концу смены они подружились и с завода вышли вместе, перебрасываясь шутками. Пальчиков работал с азартом, чувства свои проявлял бурно, и даже очень серьезный мастер Матвей Федорович, если подходил к слесарю, снисходительно улыбался.

Прощаясь, Пальчиков крепко пожал руку ученику, посоветовал выше держать нос, и Поклонов, устало ша гая по тротуару и чувствуя непривычный зуд в руках, улыбался. Стоичева он так и не встретил, однако не особенно жалел об этом. Он был доволен учителем, и цех ему уже представлялся не столь негостеприимным, каким показался утром.

У своей квартиры Поклонов увидел Виктора и впервые почувствовал неприязнь к этому разболтанному мальчишке. «Что еще ему нужно? Я и так устал…»

— Где был? — спросил Виктор.

— На работе, — скупо, сдерживая возмущение, ответил Поклонов.

— На какой?

— На заводе.

— Нашел место. Лучше не подобрал?

— Не твое дело, — оборвал паренька Поклонов и хотел уйти, но Виктор дернул его за рукав.

— Не рыпайся. Крюк велел, чтобы ты в милицейской форме был сегодня у кладбища в девять часов.

Поклонов, окутываясь дымом, в три затяжки докурил папиросу, бросил окурок на землю и сказал твердо, с раздражением:

— Вот что, парень, ты ко мне больше не заглядывай. И вообще, обо мне советую забыть.

— Вон как! — протянул Виктор. — Это мы еще посмотрим, — добавил он с угрозой.

— Смотрите, сколько вам влезет, — бросил Поклонов и, отстранив с пути паренька, пошел к дому.

На другой день после работы Поклонов вышел с завода вместе с мастером Матвеем Федоровичем и Васькой. Они шагали вразвалку, уставшие. Для Поклонова особенно было приятно, что ни мастер, ни слесарь ничем не подчеркивали разницу между собой и учеником. Слесарь шутливо приставал к мастеру:

— Да засмейся ты, Матвей, хоть разок. Ей-богу, у тебя голосок очень приятный.

— Зачем? — спросил мастер петушком, — Ты же один за всех нас хохочешь.

Васька разразился таким громким, заразительным смехом, что прохожие обернулись и заулыбались. Мастер засмеялся тоже.

— Подмечать ты мастак, — сквозь смех проговорил Васька, а когда успокоился, вдруг воскликнул:- Мы что, не люди, что ли? Получка была? Была. Мне жена с получки разрешает выпить две кружки пива. Одну я отдаю Филиппу, — пока у него денег ми шиша. Согласны?