— Ну, как, Витенька, на лыжах катаешься? — спросила Вера с невинным видом.

Девчата прыснули.

Виктор же, вместо того, чтобы рассмеяться и ответить шуткой, вдруг рассердился и полез на рожон.

— А тебе какое дело?

— Я же собираюсь идти к тебе поучиться.

— Тебя учить!? Вон Коська твой учитель.

— Хватит, Витя, воевать, — как всегда спокойно стал увещевать Костя. — Чего вы, на самом деле, не поделили? Ромео и Джульетта никогда не скандалили. А вы, как встретились, так и начинаете задирать друг друга.

— Я задираю? — удивилась Вера. — Ни в коем случае. Мы с Витей давнишние друзья, и между нами еще ни разу не пробежала кошка. Ромео и Джульетта из нас, пожалуй, не получатся, а вот Варенька и Макарушка Девушкин подойдут. Витя как только меня встретит, так ему нездоровится…

Девчата опять прыснули, Костя улыбнулся, а Виктор закусил губу и покраснел.

— Ладно, заноза. Ты меня еще попомнишь, — пообещал Виктор и, не попрощавшись, даже не взглянув на одноклассников, пошел по тротуару. Отойдя несколько шагов, он остановился и поманил Костю. Когда тот подошел, внушительно сказал:

— Скажи своей Верке, пусть меня не задирает, а то ей плохо придется.

— От кого? — сощурился Костя.

— От меня и моих товарищей.

— От студента?

— Хотя бы. Есть и похлеще.

Костя упрямо пригнул голову и выставил правое плечо.

— Теперь слушай меня, Виктор, — сказал он строго. — Во-первых, ты знаешь, Вера не умеет подчиняться, и я ей не командир. Во-вторых, давай договоримся: больше командовать мной ты не будешь. Если хочешь дружить, то на равных правах. И грозить ни мне, ни Вере не советую-у меня теперь есть другой брат, не чета Алексею. Сразу возьмет за шиворот.

Виктор ошеломленно смотрел на товарища. «Коська, тот самый Коська, который никогда не возражал, начал задираться! Смотри-ка, что с ним происходит!» Виктор подошел вплотную к Косте и прошипел ему в лицо:

— А не пожалеешь?! Загордился? Запомни: твоему Вязову скоро будет капут. Насолил он многим…

— Посмотрим, — усмехнулся Костя.

— Увидишь, — пообещал Виктор и повернулся спиной.

Свою угрозу Виктор повторил еще раз на другой день, на Комсомольском озере. Хотя был будний день, на пляже бегали загорелые ребятишки, лодки брались нарасхват, у кассы стояла очередь. Костя тоже стоял в очереди, а Виктор размахивал руками у пирса, к которому были привязаны две дырявые лодки. На подмостках толпились парни.

— Первая же лодка моя! — кричал Виктор. — Я давно здесь стою, у вас все делается по блату.

— Ты не особенно задирайся, тут твой отец не поможет, — баском сказал загорелый и мускулистый парень в трусах. — Твоя очередь еще не дошла.

— Поживем — увидим, — ерепенился Виктор.

Два паренька подогнали лодку и ловко выскочили на подмостки. Виктор быстро схватил цепь.

— Садитесь, девчата, я катаю!

Загорелый парень, махнув кому-то рукой, легонько толкнул Виктора, и тот в рубашке и брюках кувыркнулся в воду.

Раздался хохот.

Виктор, бледный и мокрый, вылез на настил и, ни слова пе говоря, бросился на парня в трусах. Но тут к Виктору подскочили еще двое ребят, и они вместе с загорелым парнем молча подхватили драчуна за руки и за ноги, раскачали и бросили в воду.

Хохотали ребята и девушки. Смеялся и Костя.

Вынырнув, Виктор зацепился за доски настила, но не то от ярости, не то от растерянности, никак не мог выбраться из воды. Загорелый парень подхватил его под мышки, легко приподнял и поставил на настил.

Виктор теперь ни на кого не бросился, что-то буркнул и убежал за кусты, оставив за собой мокрый след.

К Косте подошла Вера и, смеясь, сказала:

— Вот так надо учить зазнаек.

— Ты сегодня злюка, — попрекнул Костя.

— Зато справедливая.

Виктор появился через несколько минут в трусах. Рубашку и брюки, скрученные веревкой, он держал в руках. Подойдя к Вере и Косте, он глухо, чтоб никто не слышал из посторонних, сказал:

— Над товарищем издеваются, а вы заступиться не хотите!? Обождите, я над вами не так посмеюсь, — и вразвалку пошел в сторону перекидного моста.

Расстелив на траве рубашку и брюки, Виктор лежал на солнцепеке вверх лицом с закрытыми глазами. Сейчас он злился на всех: и на дружков, которые не пришли на озеро, хотя и обещали, и на парней, искупавших его, и особенно на Костю, который смеялся над ним вместе со всеми. Смеялся Коська, которого, казалось, вообще рассмешить невозможно! «Ну, погоди, — мысленно угрожал Виктор, — ты у меня поплачешь. Отца с матерью и брата твоего посадили, и ты не выкрутишься. Над кем смеешься, червяк?» А когда перед глазами вставала смеющаяся Вера, у Виктора начинали гореть уши. Он не понимал, почему сразу вспыхивал в разговоре с ней. Нашла с кем водиться! — продолжал думать Виктор, не чувствуя уколов обжигающих солнечных лучей и жара раскаленного песка. — Придется добраться и до тебя, посмотрим еще, кто будет смеяться последним. А если сходить к ее матери я кое-что рассказать?»

Виктор поднялся и потрогал рубашку. Она была сырая. Теперь им овладело нетерпение. Он перевернул брюки другой стороной к солнцу и сел. Надо было дождаться, пока одежда хоть немного подсохнет.

С перекидного моста ребятишки прыгали кто «соколом», кто «ласточкой», поднимая каскады брызг, ослепительно блестевших на солнце. На две-три секунды брызги застывали в воздухе, и тогда фонтаны походили на фантастические цветы. По песку бегали беленькие малыши, бросали в воду камешки.

Виктор равнодушно посматривал на мальчишек, изредка поглаживая накалившуюся макушку головы, бросал вокруг сердитые взгляды и тянулся к рубашке или брюкам, пробуя их на ощупь.

По парку Виктор шагал поспешно, в трамвай вскочил на ходу. Вагон почему-то был полупустой. Виктор сел и уставился в окно. Сегодня он понял, что окончательно отошел от школьных ребят. Они смеются над ним, как над посторонним. Можно было бы послать их к черту, но беда была в том, что с товарищами, которых он нашел помимо школы, у него никак не ладились отношения. Новые друзья никогда не разговаривали откровенно. Анекдоты, язвительные «подтыркивания», подкрепленные деланным смехом — не удовлетворяли Виктора, изредка ему хотелось поговорить по душам, как это было раньше, когда они дружили с Костей. За какие-то очень незначительные услуги — отнести записку или какой-нибудь узелок — ему платили удивительно много денег. Он, конечно, понимал, что помогает преступникам, но делал это на зло школьным товарищам.

Как и рассчитывал Виктор, в доме у Додоновых была одна мать Веры. Он заходил к Вере и прежде. Любовь Сергеевна знала рыжего мальчика и встретила его радушно, пригласила к столу, налила чаю. Виктор поначалу, для видимости, спросил, нет ли дома Веры, а потом без стеснения сел за стол и принялся за чай. Во рту у него пересохло, и он с удовольствием пил чай с леденцами.

— Что-то давно я тебя не видела, — сказала Любовь Сергеевна, беря стакан тонкими пальцами. Рукава ее кофточки высоко обнажали руки — сильные, белые. Они и раньше восхищали Виктора. Когда-то Любовь Сергеевна была хорошей гимнасткой, прекрасно работала на брусьях.

— Все некогда, — ответил Виктор. — То учились до одурения, теперь отдыхаем с утра до вечера.

Любовь Сергеевна засмеялась.

— Мои малыши и то целыми днями пропадают па улице, а о Вере и говорить нечего. Утречком в доме приберется — и марш. До поздней ночи не дождешься. Пообедать бедной некогда. Разве так отдыхают?

— Смотря где пропадать, — с намеком сказал Виктор, отставляя стакан. Он решил скорее кончить разговор, пока не явился отец Веры.

— Где же ей быть, как не на озере? Черная стала, как цыганка, нос облупился, словно у мальчишки. Беда, да и только.

— Я, конечно, не знаю… Видел Веру и на озере, — начал Виктор, опуская глаза и соскабливая с клеенки прилипший мякиш хлеба. — Только я хотел вам сказать… Вы меня извините, я для пользы…