Швейцар распахнул двери с такой скоростью, словно в них сработало то самое устройство, которое помогло некоторым местным бизнесменам подняться в воздух вперемешку с автомобилями.

Несмотря на то, что ресторан был переполнен, его директор мгновенно устроил нам отдельный кабинет и лично проводил до него, хотя я прекрасно знаю, где находится небольшая комнатка, в которой удобно вести деловые переговоры. Он шел впереди, давний знакомец Аркадий, бывший метрдотель ресторана моей юности «Прибой», с совершенно белой головой, но как и прежде стройный, подтянутый. «Прибой» прекратил свое существование давно, еще до того, как Аркадий был приглашен на должность руководителя коллектива этого заведения.

Вслед за ним, гордо подняв голову, шла мать Снежаны, словно бросая вызов постоянным посетителям «Среды» своим более чем скромным видом.

— Тебе как всегда? — спросил Аркадий, снова вернув меня во времена молодости. Когда я заходил в «Прибой» он обращался ко мне только с этим вопросом.

— А что, здесь есть «купаты»? — полюбопытствовал я.

— Для тебя приготовят, — заметил Аркадий и тут же переключил внимание на мою спутницу.

— Что будет заказывать дама?

— Чай, — коротко отрезала она, всем своим видом показывая, что ежедневно привыкла ходить по лучшим ресторанам города.

— А к чаю — на твое усмотрение, — ответил я на непонимающий взгляд директора.

Аркадий кивнул и с достоинством вышел из кабинета. Я достал сигарету и спросил:

— Вы не против?

Женщина промолчала, и это я тут же истолковал как знак согласия, прикурив от зажженной свечи стомиллиметровку «Пэлл-Мэлла».

— Так позвольте узнать, кого я убил? — обращаюсь к матери Снежаны, не подозревая как вести себя дальше. Никогда не думал, что буду вступать в душещипательные разговоры с мамашей одной из своих любовниц.

— Сколько вам лет? — вопросом на вопрос отвечает Анастасия. — Я хочу знать, сколько вам лет?

— Думаю, мы ровесники, хотя у дам не принято…

— Мне — тридцать семь, — отрезала женщина, а потом добавила, — исполнится в этом году.

Хотя мой возраст перевалил за четвертый десяток, я не собирался в этом признаваться.

— С сожалением, должен заметить, я несколько моложе.

— Вижу. Но все равно. Вы же ей в отцы годитесь. Не боитесь, что…

— Я в этой жизни ничего не боюсь. Вы не допускаете мысли, что любовь может быть у людей разных по возрасту?

— Любовь? — вспыхнула она. — Хватит притворяться. Это не любовь, а развращение девочки. До встречи с вами мой ребенок…

— Вы просто не заметили, как ребенок вырос. Акселерация.

— Я требую, чтобы вы прекратили встречаться с моей дочерью, — отрезала она. — В противном случае мне придется все рассказать мужу. И тогда…

Я уже не слушал эту пламенную речь. Мужа ее я, конечно, боюсь. Еще больше, чем милицию. Сколько наивных людей вокруг, неужели их жизнь так ничему и не учит?

— Мы всю жизнь воспитывали ребенка, чтобы он был честным, порядочным человеком, добрым и скромным. И тут появляетесь вы… Вы разрушили все, что мы создавали.

Понятно, теперь я уже не убийца и бандит, а разрушитель. Прямо-таки Римо из одноименного боевика.

— Вы, наверное, просто не можете себе представить внезапно вспыхнувшего чувства, — наконец-то удалось вставить фразу в ее монолог.

Женщина с ненавистью посмотрела на меня. Что-то мне не нравится ее поведение. Я всегда предпочитаю говорить с людьми на равных. А тут она словно снизошла ко мне с небес, этакая праведница, пытающаяся не только спасти свою дочь, но и душу сатаны, схватившего ее своими грязными когтями.

Появившийся официант расставил на столе закуски, прервав нашу беседу:

— Скажете, когда подавать горячее.

— Кофе принеси. Уже, — попросил я.

Без тени удивления он кивнул головой в знак согласия и мгновенно оставил нас наедине.

Наверное, именно его появление несколько сбило Анастасию с мысли, и она от воспитанной в строгих правилах дочки перешла на мою личность:

— К тому же вы уголовник, несмотря на приятные манеры. Это сразу чувствуется.

— Я бизнесмен, — пытаюсь оправдаться.

— Все бизнесмены — воры, — конкретизировала мою уголовную деятельность мама подружки.

— Вам бы следователем служить, — пробормотал я, — засады устраиваете… Кстати, позвольте узнать, где вы трудитесь?

Женщина немного смутилась, но все-таки ответила:

— В настоящее время я в отпуске. Работаю вместе с мужем в научно-исследовательском институте легких сплавов. Но это к нашему делу не имеет отношения.

Ошибаешься, милая, имеет. Значит ты воспитываешь дочь по собственному подобию, но почему-то не хочешь понять, отчего противится Снежана твоему образу жизни. Ты младше меня, но все равно принадлежишь к неискоренимой породе совков, которых не просто сделали нищими, но и научили этой нищетой гордиться. Как там у вас говорится в качестве самой распространенной характеристики — живет скромно?

Я перестал сопротивляться ее напору. Таких людей ни в чем не убедить. Ни в том, что ее дочь может любить человека, гораздо старше себя. Ни в том, что гордиться своей нищетой могут только недалекие люди, которых, увы, большинство. И в самом деле, зачем им жить не скромно, как привыкли, а просто хорошо?

— Вы женаты? — продолжила допрос Анастасия Вишневская, о которой родная дочь отзывалась кратко: «Мамочка только о духовном говорить может. На большее у предков зарплаты не хватает». Не понимает Анастасия, что в наши дни от исключительно духовной пищи можно лишь ноги вытянуть, сейчас не купишь колбасу за два двадцать, чтобы еще оставались силы беседовать о симфонической прозе.

Официант поставил передо мной кофе. По-видимому, аппетит у нас со Снежаниной родственницей пропал синхронно.

— Да, женат, — чуть ли не с вызовом бросил я.

— Подонок, — с прежней ненавистью бросила Анастасия. — Ты подонок не только по отношению к моей дочери, но и к собственной семье.

Я бы многое мог ей сказать. Например, спросить, чем она недовольна? Я ведь подцепил ее дочь на конкурсе фотомоделей. А перед ним Снежана, несмотря на семейное воспитание, довольно лихо рассталась с одеждой в ателье известного фотохудожника Старицкого. И теперь я, вытащивший Снежану из беспробудной нищеты, взявший на себя функции Анастасии и ее мужа по обеспечению дочери одеждой, косметикой, драгоценностями и прочими вещами первой необходимости молодой девушки, должен все это выслушивать. Ничего, мама дорогая, теща гипотетическая, я перед твоим носом сумкой размахивать не буду, у меня другие методы воздействия на людей.

— Вы так похожи на свою дочь, — не отвечаю на грубость Анастасии, — редко приходится встречать столь интересную женщину.

А ведь и вправду. Ее бы сперва раздеть, а потом одеть — и многие мужчины будут глядеть вслед Анастасии с едва скрываемым желанием.

— Да, вы очень интересная женщина, — продолжаю, отмечая, что Анастасия даже не пытается перебить меня, чтобы продолжать свои комплименты. — Скажите, неужели вы не можете меня понять? Неужели в вашей жизни не было романов? Не могу поверить, глядя на такую женщину…

Анастасия явно смягчилась, хотя голос ее звучал по-прежнему резко:

— Только такой развратник, как вы, может подумать, что порядочная замужняя женщина…

Это хорошо, что она снова на «вы» перешла.

— В общем, — повела Анастасия разговор в таком ключе, словно я был младшим братиком Снежаны, — если я еще раз увижу вас возле моей дочери, пеняйте на себя.

Опять за рыбу гроши. Я сейчас от страха, кажется, вспотею.

— Хорошо, — соглашаюсь я с требованием хранительницы семейного очага. — Если можно, я бы хотел поставить только одно условие.

— Никаких условий, — отрезала снова набирающая ярость мамаша.

— Только одно условие, — упрямо повторил я. — Мы не будем встречаться со Снежаной, если вы и в дальнейшем ей этого не позволите.

— Да я скорее утоплюсь, чем еще раз допущу, чтобы моя девочка встречалась не только с вами, но и вам подобными субъектами, — поклялась Анастасия.