Главный технолог Пилипчук, сдвинув очки на кончик птичьего носа, поддержал Задольного:
— Андрей Карпович, в колонны действительно надо прекратить подачу газа.
Андрей Карпович тяжело вздохнул и почесал ребром ладони толстую шею, покрытую завитушками седых волос.
— Какие будем принимать меры? — не унимался Игорь. — Угарный газ может разрушить в колоннах синтеза платиновые катализаторы…
— Хорошо, — не повышая голоса, рассуждал Осокин. — Мы прекратим подачу газа в колонны. А дальше?..
Задольный, Гришин и Пилипчук пытались склонить Осокина на коллективный совет. Андрей Карпович не торопился принимать решения и, прохаживаясь по кабинету, думал нелегкую думу. Он еще не знал, как ее разрешить, но в одном не сомневался, что в сложившейся обстановке надо действовать гибко, безошибочно.
Прожитые годы многому научили Осокина. Он всегда считал себя больше дипломатом, нежели волевым администратором. И оснований для этого у него было достаточно. За тридцать лет на руководящих постах Андрей Карпович не получил ни единого выговора, возглавляемые им предприятия всегда выполняли государственный план, на него никто не писал анонимок, жалоб, его имя не склоняли в горкомах, на коллегиях министерства… В зенит славы Осокин тоже не попадал. Но вышестоящие руководители о нем ничего худого не говорили. Его работу оценивали кратко: «Тянет мужик». Такая характеристика с годами прочно утвердилась за Осокиным, хуже того, сделалась как бы эталоном для оценки низовых руководителей, которых постепенно зачисляют в «золотую середину» и при удобных случаях, скорее по инерции, чем по заслугам, выдвигают на более ответственные посты, веря в таких людей, что они «пороха не выдумают», но и «дров не наломают».
— Время не ждет!.. — взволнованно напомнил Задольный.
Андрей Карпович, уловив в голосе Задольного нотки той горячности, которая обычно толкает малоопытного в житейских битвах человека на крайность, выжидательно посмотрел ему прямо в глаза. Игорь отступать не собирался, наоборот, решил идти в лобовую атаку. Сделать первый бросок ему помешала вбежавшая в кабинет Аня Подлесная.
— Чем обрадуете? — прищурился Осокин.
— Давление в колоннах подпрыгнуло выше нормали на сто атмосфер…
— Я это предвидел, — невозмутимо ответил Осокин. — Доработались…
— Андрей Карпович, колонны не выдержат такого давления, — с грубоватой официальностью заявил Игорь. — Я последний раз прошу вашего разрешения прекратить подачу газа в пятую и шестую колонны! Откажете — я снимаю с себя ответственность за последствия на втором участке и пишу рапорт!
— Рапорт?.. — в глазах Осокина вспыхнула затаенная надежда и быстро погасла. — Пишите. Бумага и чернила на столе.
Игорь на тетрадном листке кратко изложил причины, требующие прекращения подачи в пятую и шестую колонны газа, расписался и вручил рапорт Осокину. Андрей Карпович посадил очки на толстый нос с темной бородавкой, прочел кричащие строчки и крупными буквами наложил резолюцию:
«Техническое руководство по предотвращению случая на втором участке в цехе аммиака возлагаю на начальника смены тов. Задольного И. Н. Все меры, которые будут приниматься, согласовывать лично со мной. Директор химкомбината А. К. Осокин».
Рапорт с резолюцией Задольный спрятал в карман и, повернувшись к Василию Денисовичу, распорядился:
— Прекратите подачу газа в колонны. В цехе объявите химтревогу!
— Свои действия, — напомнил Осокин Игорю, — будете согласовывать только лично со мной.
Глава четвертая
Порог своего кабинета Задольный переступил сгорбленным и задумчивым.
— Какие принимаете меры? — поинтересовался Осокин. — Обстановку на втором участке я доложил заместителю министра, секретарю парткома Полюшкину, секретарю горкома партии…
— Великое дело свершили.
— Что?.. — Осокин кахикнул и рассудительно продолжил: — Авторитетная комиссия, молодой человек, разберется… Она, братец мой, все по полочкам разложит.
— А тут и без комиссии ясно.
— Все решили объяснить техническими неполадками? Не выйдет, голубчик. Вы и рапорт писали с расчетом увильнуть от ответственности, да?
— Андрей Карпович, как будем освобождать колонны синтеза от угарного газа?
— М-да-а…
Игорь с нетерпением ожидал ответа. Андрей Карпович, отмалчиваясь, соображал, как львиную долю ответственности за последствия на втором участке взвалить на чужие плечи. Молчал и главный технолог Пилипчук. И молчал как-то особенно, с напускной озабоченностью, не отрываясь от актов химанализа газов, точно серые бланки могли подсказать мудрый ответ.
Решительного поступка от Пилипчука Задольный и не ожидал. За три года работы на химкомбинате он хорошо понял, что Демьян Михайлович взял на вооружение в жизни безропотное повиновение вышестоящему. Он никогда не вступал в споры, всегда с подчеркнутым вниманием и напускной почтительностью выслушивал старшего по должности, советовался с ним, как лучше выполнить то или иное дело, непременно спрашивал разрешения приступать к выполнению порученного задания, прикидывал, кому его передоверить, как правило, обольщал исполнителя такими словами: «Постарайтесь, голубчик. Кроме вас, я никому не могу доверить такое ответственное дельце. Договорились? Вот и чудесно!»
С каждым человеком Демьян Михайлович всегда был ласков, приветлив. Любую просьбу выслушивал внимательно, сочувствовал, давал слово «обмозговать с первой головой» и, конечно, принять все меры для «утрясочки». Короче, Демьян Михайлович никому не отказывал, но и практической помощи от него никто не дожидался.
Молчание директора и главного технолога все больше накаляло Игоря. Он, не выдержав борьбы в поединке, грубовато спросил Пилипчука:
— Демьян Михайлович, мы будем принимать какие-либо меры?
— Меры? — Пилипчук на секунду оторвался от актов. — Я пока не слышал вашего предложения.
— Моего? Я хочу посоветоваться с вами, Андреем Карповичем…
Пилипчук, почесывая пальцами лысеющую макушку, снова уткнулся в акты.
«А если угарный газ из колонн синтеза выбросить в атмосферу? — родилась идея в голове Игоря. — Другого выхода нет…»
Задольному хотелось свои предложения вынести на суд опытных людей, в споре найти истину… Хмурый вид директора и холодная педантичность главного технолога заставляли его в одиночку строить один за другим планы спасения платиновых катализаторов в двух колоннах синтеза и тут же их зачеркивать единоличным решением.
Часы на стене громче обычного отбивали секунды. Каждый удар маятника Игорю казался стуком собственного сердца. Он посмотрел на размякшего Осокина, пухлыми ладонями потирающего виски, на сморщенное восковое лицо Пилипчука и решил отправиться в цех на совет к аппаратчикам.
В цех Задольному, однако, уйти не удалось. На пороге кабинета появился Василий Денисович Гришин и, немного отдышавшись, доложил:
— Химзащитные средства у рабочих в порядке.
— Я вот о чем, Денисович, — перебил старшего аппаратчика Игорь. — Я думаю угарный газ из колонн синтеза выбрасывать в атмосферу.
— В атмосферу? Загрязнять воздух, голубчик, никому не дано право. Это — преступление!
— С пульта управления. Другого выхода у нас нет. Рискнем?
— Вы с ума спятили! — вздрогнул Осокин. — Вы понимаете, чем эта затея кончится? Я садиться на скамью подсудимых не собираюсь…
— Я предлагаю газ выбрасывать из колонн синтеза небольшими дозами, — не сдавался Игорь. — Он будет быстро рассеиваться в атмосфере и никакого вреда природе и людям не принесет.
— Допустим. А сколько потребуется времени на разрядку колонн? Пока мы будем возиться с пятой, угарный газ может разрушить платиновые катализаторы в шестой. Я, товарищи, так сказать, хорошо вижу финиш. Не стоит одну беду дополнять второй!
Осокин, пройдясь по кабинету, присел на диван и взглядом попросил Пилипчука присоединиться к выводам. Демьян Михайлович не только поддержал Андрея Карповича, но и предложил «с целью предотвращения сугубо тяжелых последствий» отстранить Задольного от технического руководства по ликвидации случая на втором участке. Совет Пилипчука осенил Осокина сделать еще один ход конем. Этим ходом Андрей Карпович намеревался надежнее подстраховать себя от предстоящих неприятностей. Он пригласил Демьяна Михайловича присесть рядом и тихим, вкрадчивым голосом начал рассуждать:
