Чернобородый прыснул от смеха:

— Ну и язык же у тебя!.. Смотрите, кажется, вышла.

— Наболтались, — сказал самый молодой.

Было уже темно. Партизаны вышли из рощи на дорогу.

— Подгоняй, братишка, сани, — повелел строгим голосом Дмитрий.

Сергей бегом подался туда, где стояли запряженные лошади. Помолчав некоторое время, Дмитрий и Бондарь перекинулись несколькими короткими и сухими, как выстрелы, фразами.

— Значит, договорились: бесшумно, петлей.

— Именем закона.

— Именем Союза Советских...

— А на грудь собачью медаль из фанеры: «Изменник Родины».

— Точно.

— Мы с тобой заходим в хату, Сергей — на дворе.

— Как и договорились.

Сергей выехал на дорогу. Дмитрий и Бондарь подались к нему.

В окне крайней хаты засветился огонек. Дмитрий увидел его, по спине пробежал холодок...

Сергей постучал в стекло. Марфа узнала брата по стуку. Она кинулась к окну, но никого не увидела. Двери еще не были закрыты на засов, и Дмитрий, потолкав их, первым вошел в сени. Марфа в темноте натолкнулась на людей.

— Ой, кто здесь?

— Свои, Марфа, свои, — подал голос Сергей.

Марфа притронулась рукой к холодному железу автомата, и по ее телу пробежала дрожь. Вернувшись в хату, женщина со страхом в глазах смотрела на незнакомого чернобородого человека, на оружие.

— Боже мой, хотя бы ребенок вас не видел... — прошептала она, закрывая собой Надюшку, которая сидела на теплой лежанке.

— Здравствуй! — Сергей как-то по-чужому потряс Марфину руку и бросился к Надюшке.

Девочка обрадованно произносила его имя и протягивала навстречу Сергею ручонки.

— Добрый вечер еще раз, — поздоровался Дмитрий, усмехаясь в короткие густые усы.

— Дмитро? — Марфа ласково и как-то испуганно посмотрела в его черные, улыбающиеся глаза. — Раздевайтесь... — попросила после паузы и начала второпях завешивать окна.

— Не беспокойся, Марфа... Мы... — Сергей замялся. Марфа застыла, как стояла. Ее глаза, полные тревоги, смотрели на брата гневно. — Мы скоро пойдем.

— Как же так, зайти к сестре и не присесть? Голодны же, наверно... Раздевайтесь.

— Если придется перекусить, то на быструю руку. Вы не обижайтесь, — сказал Дмитрий и тоже подошел к девочке.

Торопясь, стуча посудой, Марфа готовила ужин. Чувствовала, что надо спросить, откуда они и как сюда добрались, но не хватало смелости. И Сергей, и Дмитрий при оружии казались ей почти чужими. События, которые произошли в ее хате и в Гутке, понимала Марфа, размежевали ее с братом и Дмитрием. Из головы Марфы не выходил Петро, ей как бы слышались сказанные им в тот памятный день предательские слова. Она в душе уже смирилась с поступком Петра, разделяла его и сейчас чувствовала себя виноватой перед братом и Дмитрием. Старалась только разгадать, знают ли они что-либо или нет. Но откуда им знать? Выбегала в сени, спускалась в погреб и каждый раз, возвращаясь в хату, испуганно глядела на гостей. Нет, видать по всему, Сергей ничего не знает о поступке Петра. Марфа собралась с духом и начала в мыслях осуждать брата. Как он посмел прийти к ней, увешанный оружием, да еще и привел с собой других? Увидит кто, тогда хоть беги из Белицы. Все это не пройдет мимо Карабабиных глаз и ушей, не пройдет...

Раздумывая так, Марфа осмелела. Не будет она молчать. Накроет как следует стол, а затем все скажет брату. Ступил на такую дорожку, ну и иди себе, куда ведет тебя твоя воля, а чужой семьи не губи.

Войдя в хату, Марфа заметила, что без нее тут о чем-то говорили, а при ней сразу умолкли.

— Садитесь, хлопцы. Покушайте, что есть. — Марфа поставила на стол бутылку и стаканы, наполненные едой миски.

Дмитрий и Сергей, стоя, налили самогонки, выпили не чокаясь и взялись за сало и соленую капусту.

— Так торопитесь? — Марфа вопросительно посмотрела на Сергея, затем перевела взгляд на Дмитрия.

Сергей отвел неспокойные глаза и в замешательстве провел замасленной, пятерней по прямым белесым волосам, которые свисали до бровей.

— Мы заехали не в гости, — утолив голод, сказал он. — Ты должна помочь нам в одном деле.

— Я?

— Ты.

Надюшка что-то доставала на столе, опрокинула пустой стакан, и он покатился. Упав на табуретку, стакан со звоном разлетелся на куски.

Все умолкли.

— Партизаны решили отплатить за Гутку кому следует! — сурово и тихо сказал Дмитрий. — Это и все дело, Марфа. Вы, конечно, догадываетесь, кто указал гитлеровцам на наш след. — И он принялся застегивать пуговицы старого бобрикового пальто с цигейковым воротником от своего комбинезона.

— У кого же еще повернется язык на такую подлость, как не у Карабабы, — подхватил Сергей.

«Не знают... про Петра... ничего не знают», — подумала Марфа и облегченно вздохнула.

— Нам надо узнать, дома ли он сейчас. Вы, Марфа, подумайте, как это сделать, — сказал Дмитрий. — У нас еще на дворе есть товарищ. Я его подменю.

Дмитрий вышел из хаты. Когда шаги его стихли, Марфа посмотрела на Сергея и, сметая крошки ладонью со скатерти механическим движением, начала проникновенно, задумчиво и грустно:

— Что ты наделал, брат? До чего ты нас доведешь? Сестру замучили из-за тебя, а теперь нас хочешь отправить на тот свет. Куда ты влез, Сергей, куда всунул свою голову? Петро из-за тебя не ночует дома, прячется по чужим селам, и мне с ребенком, видимо, придется покинуть свой дом. Все началось с того проклятого автомата. К чему он приведет тебя и нас? К могиле...

Сергей стоял, словно оглушенный. Все, что он делал до сих пор, чтобы попасть в партизаны, он считал честным, благородным делом, и так, как Марфа, еще никто не оценивал его поступки. Он вообще во всем поступал только так, как подсказывали ему совесть, честь, его собственные убеждения. Свои поступки юноша почти никогда не согласовывал со взглядами других людей, он и слушать не хотел о том, что про него говорят. С малых лет Сергей рос одиноким, школьные годы провел у сестры, которую никогда не слушался, и почти всю свою сознательную жизнь поступал так, как сам того желал. Борьба с оккупантами, полная приключений, опасностей и немыслимого риска, вошла в его жизнь тоже стихийно, она вытекала из природы его убеждений и понятий. Эта борьба была теперь его святым делом, всей его жизнью. От кого другого, но только не от Марфы можно было ожидать осуждения. И хотя сестра сейчас смотрела на него сквозь слезы, Сергею совсем не было ее жалко. Он до сих пор не умел пререкаться в чем бы то ни было со старшими, потому что не находил подходящих мыслей и слов. В таких случаях он только махал рукой и уходил прочь. Пробыв некоторое время в партизанском отряде, Сергей переменился — он чувствовал теперь не только силу своих убеждений, но и способность их защищать.

— Значит, и ты уже меня ненавидишь? Черт меня дернул сюда зайти!.. — Сергей вскипел, лицо его залилось краской. Он забегал взглядом по хате, ища, где положил шапку и рукавицы. — Что задумали — сделаем и без тебя. Вижу, и ты уже танцуешь под Петрову дудку. Вам только бы тепло в доме да в сусеке полно, больше и знать ничего не желаете. Не только немцев — Карабабы уже испугались, руки перед ним подняли. Я, Марфа, не буду таким, как ты хочешь. Я — партизан, слышишь, партизан!

— Будь кем хочешь, я тебе не мать, не голова над тобой, только и меня же пощади! — сказала Марфа. — Другие ради своих родных домой пробиваются, чтобы пережить лихолетье вместе, а ты сам на свой дом беду накликаешь.

— Кто это пробился домой? — Сергей оглянулся уже на пороге.

— Только что была у меня Оксана — вырвалась с аэродрома. Ради родителей это сделала и ради тебя, дурня. Если бы знать, что заявишься в дом с такими друзьями, я бы тебя не похвалила перед ней. Слова доброго не сказала бы, хоть ты и брат мне. Из-за тебя не будет жизни ни мне, ни ей, ни ее родителям. Даже подумать страшно: привел шайку в свое село чинить расправу. Завтра же сюда налетит целая туча немцев. Все сровняют с землей! И следа от Белицы не останется. Разве вы устоите против такой силы? Армия придет — вот она и скажет им свое слово. Не изменяйся в лице, не кусай губы, а уходи или уезжай с моих глаз, чтобы я тебя не видела и не слышала. Вот уже кто-то плетется. Горе мое, снуют то во двор, то со двора. Подглядит кто — и пропали мы навеки.