Да, Антон, немного поотстав, старательно отряхивал перчаткой снег с воротника своей куртки. Увидев его, Зоя подумала было податься назад, чтобы ее вовсе не заметила в этой подвижной, запорошенной массе. Ей никак не хотелось, чтобы ее, одинокую, увидели здесь Антон и Тося. Но Антон поймал ее взглядом раньше, нежели она успела отвернуться.

— Зоя!

Тося, не повернув головы, поднималась по ступенькам на крыльцо, солидно неся перед собой большую каракулевую муфту.

— Зоенька! — тихо прошептал Антон, подойдя к ней и беря ее под локоть.

При ней, розовощекой, со снежинками на бровях, какой-то пахучей, улыбающейся ему, Антон подумал, что зря он зашел сегодня за Тосей, что без Зои на концерт не пойдет.

Тося стояла на крыльце и искала взглядом, куда девался Антон.

— Пойдем с нами! — Антон подхватил Зою и повел впереди себя.

Их задержали, не хотели пропускать. Зоя уже решила было уйти, но Антон сказал что-то солдатам на ухо, видимо какую-то шутку, солдаты захохотали, и он провел обеих девушек.

В длинном полупустом фойе лениво и как-то неохотно танцевало несколько пар, одетых в зимние пальто и боты. В чуть приоткрытую дверь был виден совсем пустой зал.

Антон попал в свою стихию. Пока девушки приводили себя в порядок перед зеркалом с мутными пятнами, он уже познакомился и договорился с баянистом, молодым брюнетом в военной гимнастерке. Возвращаясь к своим дамам, Антон раскланивался во все стороны, некоторым пожимал руки, возле некоторых задерживался на минутку. В легкой, удобной одежде, стройный, высокий, под взглядами девушек и женщин он чувствовал себя словно на крыльях.

Баянист заиграл танго. Домашнюю пластинку с этой мелодией Зоя заиграла до хрипоты и все никак не могла наслушаться. В ней пелось не про чью-то там любовь, а про ее собственную, про ее ожидания и встречи в осеннем саду, потому-то с первых же звуков Зоя была очень тронута, глаза ее повлажнели, стали еще яснее.

Тосю пригласил на танец военный с двумя шпалами в петлице. Она не спеша сняла пальто, кинула его на спинку стула и, вытерев платочком вспотевший лоб, гордо положила руку партнеру на плечо. Ее укоризненный взгляд, обращенный между тем к Антону, не достиг цели: лейтенант уже весь сиял от счастья, что танцует с Зоей, и не сводил с нее глаз.

Как все-таки человеку мало надо, чтобы он пусть на какое-то время забыл о том, что недавно печалило его, и о том, что совсем недалеко отсюда вгрызалась в мерзлую землю и погромыхивала ленивой артиллерийской пальбой война. Музыка, слышанная где-то, когда-то в иных, более радостных, условиях, напоминает о тех далеких, милых днях, вечерах, встречах, разговорах, будит глубоко спрятанные в сердце впечатления тех дней. Ласковый взгляд, чья-то улыбка, теплая рука на талии и движение, плавное, нежное или стремительное, бурное, — о, кто способен чувствовать музыку, тот и в самое тяжелое время изведает минуты счастливого забытья, краткого возвращения к самым милым сердцу воспоминаниям.

Антон крепко сжимал руку Зои, и она, изредка шевеля пальцами, хмурила на него свои длинные тонкие брови. На это Антон отвечал тем, что на какой-то миг еще сильнее сжимал ее пальцы, улыбался, как бы прося извинения, и отпускал.

Сегодня он казался Зое особенно приятным. Ловя на себе и на нем чужие взгляды, она гордилась тем, что Антон в присутствии Тоси пошел танцевать с ней. Ласковый, преданный ей каждым движением, он на какое-то время будто занял в чувствах Зои место Дмитрия, наполнив ее душу успокоением, уравновешенностью, которых она не знает вот уже много дней. Танцевать хотелось еще и еще, без конца. Она подумала: завтра о ней в городе будут болтать бог знает что, но тут же забыла про это. Звуки танго, глаза и улыбка влюбленного, чей-то приветственный кивок, незнакомые молодые офицеры, которые все входили, входили и, казалось, первой замечали ее, — все это развеивало тусклую обыденность.

Баянист перешел на быстрый танец. Польку танцевало уже больше пар. Они закружились быстрее. Всех охватило веселье. Общее чувство короткой, открытой радости увлекло каждую пару в отдельности и всех вместе.

Антон вел легко. Зоя, кружась, смотрела только на него да изредка находила глазами Тосю.

У наружного входа послышались шум и топот.

И вот в распахнутых во всю ширь дверях показались те, ради которых, собственно, тут и играл сегодня баян, горело больше, чем всегда, лампочек, в закулисных комнатах гримировались певцы и танцоры.

Первые ряды бойцов оторопело остановились у порога — их ослеплял свет, они не осмеливались идти прямо сквозь людской водоворот. Но задние все напирали. Бойцы шли и шли. Офицер скомандовал проходить в зал. С мешками за спиной, касками и котелками на поясных ремнях, с темным загаром и струпьями на обмороженных лицах, молодые и пожилые, стройные и сутулые, низенькие и высокие, они двинулись и смешались с теми, кто танцевал. Баян умолк, гости отступили к стенам, а солдаты все шли и шли, наполняя зал.

Зоя опиралась рукой на плечо Антона, выглядывала через головы, силясь увидеть всех проходящих мимо. Каждый немолодой солдат напоминал ей отца. Она взволнованно перебегала взглядом с одного лица на другое, искала, искала знакомое. Ей жаль было пожилых бойцов.

Наконец-то Тося протиснулась к ним. Став рядом с Зоей, она показала на бойца, у которого была слишком большая шапка, и засмеялась. Зоя кинула на нее удивленный взгляд, и ей почему-то стало обидно.

Последними шли четыре девушки с обветренными лицами, утомленные, со снегом и инеем на шапках и волосах. Девушки, казалось, были равнодушны к тем, кто на них смотрел, и были целиком погружены в свои мысли; они были одеты в такую же, как и все, солдатскую теплую и тяжелую одежду — в валенках, ватных брюках, полушубках, шапках, с сумками через плечо. Зоя, забыв о своих друзьях, начала проталкиваться за ними. Ей хотелось получше разглядеть девушек-фронтовичек.

Антон, боясь отстать от Зои, пошел следом. Тося держалась Антона, хотя и фыркала, кидала на него сердитые взгляды.

Сесть пришлось на подоконнике, недалеко от сценах.

В зал вошел генерал в серой папахе, белом полушубке, опоясанный крест-накрест ремнями.

Открылся занавес. Генерал поднялся на сцену. Говорил, чеканя каждую фразу, как-то быстро, без заметных пауз. Мысли и слова его речи были простыми, не однажды слышанными, но в них ясно чувствовалось, что этих людей в касках ждет фронт, где побеждают и гибнут, и что им до фронта дорога совсем недалекая. В голосе генерала чувствовалось испытанное опасностями мужество. Закончил он под аплодисменты.

Концерт тут же начался.

Когда говорил генерал, Зоя смотрела то на него, то на девушек и думала: «Почему я не с ними? Почему? Я тоже могла бы пройти столько, сколько прошли они. И ватные брюки надела бы, и шапку. А кто они, эти девушки? Кого оставили дома?» К ней пришло неожиданное решение: подойти после всего к генералу и попроситься в его часть. Она начала искать глазами генерала, нашла и, не обращая внимания на то, что происходило на сцене, смотрела только на него. Ей представилось, как она прибежит к матери и заявит, что идет с ними. Вдруг опомнившись, Зоя посмотрела на Антона, потом приклонилась к Тосе. Подруга встретила ее задумчивый взгляд, ожидая от нее каких-то ласковых слов. Зоя молчала и только тяжело вздохнула.

На сцену вышли парни и девушки в новенькой военной форме. Красиво начали резвый солдатский танец под быструю музыку. Зоя увлеклась теперь ими, и ей уже хотелось быть среди них.

Певица, девушка в военном, низенькая и миловидная, словно кукла, пела, по определению Антона и Тоси, не лучше Зои. Это вовсе ее разволновало; она уже почти не слушала, как декламировали, не воспринимала пьески.

— Ох, мне бы выйти отсюда.

— Тс-с... Что с тобой? — отозвалась Тося.

— Тут так душно!

— Выдумала.

Антон хохотал, аплодировал, выкрикивал, как и другие, то и дело оборачивался к Тосе, шептал ей что-то на ухо, поправлял накинутое на ее плечи пальто, но думал все время о том, как бы не провожать ее домой.