Однажды ночью, немного заплутав, группа попала в гигантский, хорошо освещенный тоннель, где свободно могли развернуться два танка. Правда, чтобы проникнуть туда, умельцам пришлось немало повозиться с решетчатой дверью. Не успели они понять, куда их занесло, как услышали рокот мотора. Юркнув в темноту боковой галереи и прикрыв за собой решетчатую дверь, парни замерли. Мимо них неторопливо прокатила странная невысокая и широкая машина. «Это что еще за клоп?» — спросил минутой позже Рыжий. «А шут его знает», — задумчиво произнес Чапаев. «Тоже мне, бином Ньютона, — пренебрежительно фыркнул Монах, — автомобиль для эвакуации членов правительства. Два двигателя, плавающая броня, гусеницы на резиновом ходу, на трассе развивает скорость 140 километров. Крупнокалиберный пулемет, радиостанция, шлюзовые двери, отличная вентиляция, запас продуктов на четыре дня, биотуалет. Экипаж — радист-стрелок и водитель. Рассчитана на восемь человек».

По теории, группа должна была сама добывать себе продовольствие. Парни получили задание выйти к складам продуктового магазина. Когда объект обнаружили, командир вышел на связь. «Земля» передала лаконичное сообщение: «Примите груз». Вскоре, ударяясь боками о стенки колодца, вниз поползла картонная коробка. В ней записка: «Ошибочка, ребята, за стеной склад радиотоваров». Группа еще раз прошла по сложному маршруту, исследуя и боковые галереи. Результат тот же. Измученные люди вышли на связь. «Земля» к этому времени поняла свою ошибку: местонахождение склада было определено верно, но недавно магазин перепрофилировали, и теперь он торговал радиотехникой. Находящиеся под землей сказали все, что думали о сидящих наверху и их родственниках и, еле передвигая ноги, отправились на базу.

При выполнении одного из заданий Слон провалился в люк (не будь на нем жилета, лететь бы ему 25 метров по бетонному колодцу) и сломал ногу. Увидев побелевшее лицо парня, едва сдерживавшего крик, командир быстро отвинтил колпачок антишока и всадил здоровенную иглу прямо через костюм в бедро Слона. Тот взвыл. Но через пару минут боль утихла. Двое в это время пробираясь с уровня на уровень, отыскали шахту, через которую можно было поднять Слона, и сообщили о случившемся «земле». Устроив из автоматов носилки и использовав лебедку, пострадавшего эвакуировали.

Они прошли огонь, воду и медные трубы, и я склоняю голову перед их мужеством. Жара теплоцентралей, леденящие сквозняки воздухозаборников, ядовитые выбросы технической канализации, электромагнитное излучение силовых галерей, вибрации метрополитеновских коммуникаций, пронизывающая сырость и трясины заброшенных тоннелей… Шерстяное белье под КСРА намокало от пота. День, когда удавалось его слегка подсушить, был праздником. От длительного пребывания под землей у людей кружилась голова, воспалялись глаза, ссадины и порезы не заживали. Значительные физические нагрузки, питание всухомятку, употребление чрезмерно хлорированной воды (пить приходилось почти любую, бросая туда таблетку) также сказались на здоровье. Были случаи, когда появлялись слуховые галлюцинации, когда человека охватывал беспричинный страх и он впадал в панику. За тайны подземной Москвы эти люди заплатили сполна.

Они выполнили поставленные перед ними задачи. Вернувшись в подземелье, пройдя все комиссии, подписав обязательства не разглашать секреты, 48 человек поднялись наверх. Никто из них не получил ни премий, ни званий…

(Т. Белоусова. По кругам ада //Совершенно секретно. — 1994. — № 11.)

В истории деятельности спецслужб бездна загадок. Например, при каких обстоятельствах погиб Хацкевич? На кого было совершено покушение на Военно-грузинской дороге?

Серго Берия вспоминал:

…Из Москвы возвращались по Военно-грузинской дороге вместе с отцом, мамой. В этой машине находились жена одного партийного работника и второй секретарь ЦК, белорус по национальности, Хацкевич. Уже стало темнеть, когда нашу машину пытались остановить, а затем обстреляли спереди и сзади. Огонь явно велся на поражение.

Хацкевич сидел рядом со мной, и я своими глазами видел, как его ранили.

Умирал он на руках у моей матери. Все мы слышали его последние слова: «Ты, Нина, не забудь о моем ребенке…»

Уже через год из Беларуси поступили какие-то материалы, в которых Хацкевич, уже мертвый, был объявлен врагом народа. В таких случаях репрессировали семьи, но маме удалось каким-то образом спасти ребенка Хацкевича и устроить его в семью близких нам людей.

Одна существенная деталь: Хацкевич носил пенсне, как и мой отец. Вероятно, это и сбило с толку тех, кто стрелял в отца.

Здесь, видимо, надо сделать отступление, а точнее, небольшой экскурс в историю и рассказать о предшественниках моего отца. Относился он к ним по-разному. Скажем, Берия, грузин по национальности, был убежден, что ставить во главе карательных органов нерусских людей в принципе неверно. А ведь так было с первых дней существования Советского государства.

— Это серьезная политическая ошибка, — говорил отец. — И еще большая ошибка — назначение русских на подобные должности в национальных республиках.

— Дзержинский, — рассказывал отец, — был человеком порядочным, но иногда такая внутренняя порядочность, любовь к близким толкали его на необдуманные поступки. Его семья жила в эмиграции, и он решил ее разыскать. В нормальных условиях это желание вполне объяснимо, но Дзержинский уехал, когда решалась судьба молодого государства. Был террор, вооруженные заговоры, а он все бросил и уехал, не сказав ни слова ни Ленину, ни членам ЦК, и отсутствовал два месяца. Случай беспрецедентный! Как объяснить? Два месяца страна жила без председателя Всероссийской ЧК. Попробовал бы сейчас кто-нибудь такой фортель выкинуть…

Как-то, вспоминаю, Ежов приехал к нам домой вместе с женой. Был уже нетрезв.

— Что же, — сказал за столом. — Я все понимаю, моя очередь пришла…

Ежов успел отравить жену. Может, и не по-человечески это звучит, но в какой-то мере ей повезло — избежала всех тех страшных вещей, которые ее ожидали.

(С. Берия. Мой отец Лаврентий Берия. — М., 1994.)

Сигнал тревоги «Центр. 02.12.42. Меняю дислокацию согласно плана № 4. Следующий сеанс связи по соответствующему графику».

Такая радиограмма была отправлена в начале декабря 1942 года из оккупированного Минска резидентом советской разведки. Только несколько человек из разведуправления генштаба Красной Армии знали, что скрывается за ее скупыми строчками. А это был сигнал тревоги. Дело в том, что в Минске в конце 1942 года усилиями фашистской контрразведки был раскрыт и арестован подпольный партийный центр. Угроза нависала и над явочными квартирами советских разведчиков. Она оказались на грани провала.

Шифрованную радиограмму отправил в разведуправление Генштаба советский разведчик Вишневский. К этому времени почти все его явки в городе были провалены, щупальца гестапо протянулись и до последней, хозяином которой был подпольщик П. Р. Ляховский. Пора было принимать срочные меры. А план № 4 означал, что разведгруппа Вишневского из 4 человек с помощью проводников перебирается на запасную явочную квартиру под Минском в деревне Латыговка. Ее хозяин, бывший начальник погранзаставы на старой западной границе, хорошо знал Вишневского по совместной службе. Разведгруппе удалось в начале декабря благополучно выйти из Минска и добраться в Латыговку. Через неделю здесь же обосновалась и другая разведгруппа Генштаба РККА, которую возглавлял офицер-разведчик Барсуковский. И вскоре в Латыговке заработали две рации.

Появление двух разведгрупп с рациями стало большой удачей для партизанского отряда «Штурм», впоследствии переросшего в бригаду «Штурмовая». Отряд был организован в марте 1942 года группой военнопленных, бежавших во главе с комиссаром И. М. Федоровым из концлагеря в Масюковщине.