Центр расположен на территории старинной усадьбы в Шенау, километрах в сорока к югу от Вены. Некоторым нашим бывшим соотечественникам это место знакомо: в начале 70-х годов здесь располагался лагерь еврейских эмигрантов из СССР.

Захват арабскими террористами израильских спортсменов на Олимпиаде 1972 года послужил для австрийцев серьезным предупреждением. Ну а уже когда год спустя террористы в районе пограничной с Чехословакией станции Мархегг атаковали железнодорожный состав с евреями-эмигрантами из СССР, численность антитеррористической команды была увеличена до 100 человек и перед ней были поставлены более широкие задачи.

В составе команды, рассказывает полковник Йоханнес Пехтер, — 14 офицеров, 26-унтер-офицеров и 116 рядовых. В постоянной боевой готовности находятся три десятка бойцов, 10 специалистов различного профиля — взрывники, химики, парашютисты, подводники и другие — и еще 2 офицера.

В случае тревоги — захват заложников, угон самолетов — команда готова в считанные минуты направиться в любую точку страны, имея все необходимое — от огнестрельного оружия и средств связи до парашютов, аквалангов и горных лыж. Есть свой автотранспорт и обычные вездеходы местного производства марки «Штайр-Даймлер-Пух». «Таких бы нам сотню», — мечтательно отметил Виктор Баранников, осматривая броневичок. В случае нужды армия предоставляет самолеты и вертолеты, а железная дорога — специальный состав, которому открывается «зеленая улица».

Кроме того, «Кобра» обеспечивает охрану определенного круга лиц, безопасность авиалайнеров австрийской компании «Остриэн эйрлайнз», особенно на азиатских и ближневосточных маршрутах.

Бывают и неожиданные задачи. Так, в канун Рождества «Кобре» пришлось конвоировать автомобильную колонну с грузом гуманитарной помощи москвичам. Отбор в «Кобру» очень строгий. Надо иметь соответствующие физические данные, предварительно получить полицейское образование, как правило двухгодичное, а уже затем пройти психологические тест и выдержать весьма обстоятельное собеседование. Примерно половина этих испытаний не выдерживают.

Каждые шесть месяцев набирают 20–25 человек. Полгода — начальная подготовка, а затем в течение двух лет физические тренировки чередуются с теоретическими и практическими занятиями.

В ходе знакомства с хозяйством полковника Пехтера советских журналистов, не посвященных во все подробности взаимодействия органов внутренних дел двух стран, ждал приятный сюрприз. Когда шло представление офицерского состава советскому министру, прозвучало: «Здравия желаю»… Оказалось, что вот уже четыре месяца в Шенай преходят стажировку три советских офицера — Михаил, Виктор, Владимир. Фамилии просят не называть — дома их ждет серьезная работа.

Как это бывает с советскими людьми, за границей все нравится: и форма ладная, неприметная, удобная, и оружие, начиная с французского револьвера и кончая карабинами с охотничьим зарядом. Они удобнее, чем пластиковая взрывчатка, если нужно выбить дверь: выстрел, и на месте замка — дыра размером с блюдце. Перед отъездом из Шенау полковник Пехтер вручил советскому министру подарок — обычный жандармский нож.

(А. Ковригин. Нож для министра //Новое время. — 19.91. — № 51.)

Такой самодержец, как Наполеон, может по своему желанию сместить даже столь изобретательного, бессовестного и исключительно хорошо осведомленного министра полиции, как Жозеф Фуше. Он может выгнать его вон, как конюха, но может очутиться и перед необходимостью провести несколько ночей без сна, туша пожар в конюшнях.

Для Бонапарта 1810 года характерна была замена такого острого и гибкого инструмента, как Фуше, столь тупым орудием, как Савари; а для Фуше в любой период его жизни было характерно стремление нанести удар унизившему его человеку минированием дороги своего преемника.

У Савари не оставалось выбора. «Вы министр полиции. Присягайте и беритесь за дела!» — г крикнул ему император. Если царедворец и начальник императорской жандармерии и предпочитал увильнуть от столь щекотливого назначения, он все же не посмел сказать это вслух.

Фуше, внезапно вышвырнутый вон, творец самой эффектной и широкой полицейской системы в Европе, был не такой человек, чтобы уйти, хлопнув дверью или сделав неловкий жест. Он был слишком хитер и хорошо осведомлен, слишком сдержан и рассудителен, чтобы решиться на бесполезное сопротивление. Но он обладал бесспорным юмором, он любил и умел оставлять в дураках тех, кого имел причины презирать или бояться. На этот раз, после сделанного Наполеоном шага, он избрал своей мишенью Савари.

Фуше вынужден было радушно принять генерала Савари, герцога Ровиго, показать ему все, сделать так, чтобы на новом посту он чувствовало себя как дома. У новоиспеченного министра были все основания ненавидеть и бояться Фуше, и теперь больше, чем когда-либо, и все же он дал возможность надуть себя этому законченному интригану, которого он унизил и который принял его в парадной форме, но с обезоруживающей сердечностью.

Савари имел неосторожность предоставить своему предшественнику «несколько дней» на приведение министерства в порядок. Фуше мог сделать это и в половину данного ему срока. Вместе с преданным ему другом он в течение четырех дней и четырех ночей насаждал в министерстве сатанинский ураган беспорядка. Любой мало-мальски значительный материал изымался из архивных папок, каждый документ в этом обширном резервуаре шпионских донесений и политических сообщений был удален для спокойствия Фуше или для того, чтобы озадачить его преемника. Все, что могло скомпрометировать людей, над которыми ему желательно было сохранить еще власть, было отложено в сторону, чтобы попасть затем в Феррьер, имение уходящего в отставку министра. Остальное было предано огню.

Драгоценные имена и адреса, имена тех, кто служил Фуше шпионами в фешенебельном квартале Сен-Жерменского предместья, в армии или при дворе, не должны были достаться в наследство Савари. Пусть ему достанутся мелкие филеры, доносчики и осведомители, привратники, официанты, прислуга и проститутки, пусть он попробует с их помощью управлять полицейской службой!

Общий указатель был уничтожен; списки роялистских эмигрантов и секретнейшая переписка исчезли, некоторым малосенсационным документам приданы были неверные номера. Таким образом, существеннейшая часть этой огромной машины была с дьявольским коварством приведена в негодность. Старые агенты и служащие, на которых мог бы опереться Савари, были заранее подкуплены, чтобы одновременно работать в пользу изгоняемого министра и обо всем регулярно доносить тому, кто намерен был остаться их действительным хозяином.

Когда Фуше, наконец, передал дела Савари, то при этом иронически предъявил лишь один серьезный документ — меморандум, относившийся к изгнанному из Франции дому Бурбонов. Увидя, как разграблены архивы министерства, Савари поспешил с протестом к императору. Фуше, вместо того чтобы направиться с посольством в Рим, преспокойно отдыхал в Феррьере, упиваясь сообщениями о бешенстве своего тупого соперника. Но на этот раз гроза разыгралась всерьез, и молнии засверкали вокруг колпака и погремушек шутника.

От Наполеона в Феррьер помчались курьеры с требованием «немедленной выдачи всех министерских документов». Фуше дерзнул намекнуть, что ему известно слишком многое. В его руки обычно попадали секреты семьи Бонапарта, этих скучных и беспокойных братьев и сестер императора. Но он счел целесообразным уничтожить их. Если он проявил чрезмерное усердие…

Император был взбешен этой прямой попыткой шантажа; не один эмиссар обращался к Фуше, и каждому он давал все тот же кроткий, но возмутительный ответ. Он очень жалеет — он, без сомнения, сделал промах в припадке осторожности, но все бумаги им сожжены. В ответ на это Наполеон вызвал графа Дюбуа, начальника личной полиции, до недавнего времени подчиненного Фуше.