— У Джанклоу только что умер один из близких родственников, — сообщил Маленький Джо. — Поездку в Нью-Йорк придется отложить.

Энди в этот момент смотрел в окно со свойственным ему отсутствующим, идиотским видом. Прошло минут пять, прежде чем он переспросил:

— Что? Отложить поезду? Почему?

Маленький Джо повторил сказанное.

— А-а… — протянул Энди.

И снова уставился а окно.

Потом вдруг словно очнулся:

— Вы говорите, у него кто-то умер?

Вот такой он был: то реагировал очень быстро, то будто впадал в прострацию, и можно было только догадываться, отключился ли он или за этой рассеянностью мозг у него работает, как компьютер.

В общем, в Нью-Йорк я с ним так и не съездила. Энди почти безвылазно сидел в своем кабинете и писал. Часто он даже отменял какие-то важные встречи, чтобы продолжить работу над книгой. Только по пятницам обычно являлись Джо с Дэвидом и куда-то его увозили. Несколько раз мы, как прежде, ходили вчетвером поужинать в ресторан.

Свой кабинет Энди ревниво охранял от всех — даже от меня и от моей кошки. В этот период он читал много материалов разных политических деятелей: Садата, У Тана, Никсона… Он никогда не мог позволить себе вести дневник, и мемуары помогали ему многое вспомнить: например даты. «Если бы я вел дневник, то написал бы книгу за несколько месяцев», — говорил он мне.

Мемуары Никсона ему не нравились. Он заявил, что не любит, когда пишут от первого лица: это якобы скучно. Странно: он ведь очень хорошо относился к Никсону и говорил, что в России этот человек очень популярен. По его мнецию, Никсон сделал в области внешней политики больше, чем любой другой американский президент. Кеннеди же в России не уважали, говорил он мне, так как не понимали, как такой мальчишка может управлять великой страной. Правда, после кубинского кризиса это отношение изменилось.

Писал Энди по-русски, а затем отдавал написанное переводчику, который, по его словам, был настоящим ученым и автором исторических романов и жил один в квартире из многих комнат, где не было ничего, кроме книг.

Во время работы над мемуарами Энди полностью погрузился в материал и много рассказывал мне о России, о своей жизни, о политиках. О том, что Хрущев впал в маразм и здорово напортачил, поэтому его убрали, когда он был в отпуске, и поставили на его место Брежнева, потому что у того вообще не было никаких убеждений и принципов. Были люди и компетентные, но они все-таки поставили его, так как больше никто не знал, что надо делать.

Однажды, придя к Энди, я увидела на его журнальном столе открытый «Пентхауз». Меня это удивило, потому что обычно я сама приносила ему секс-журналы. Помню, находясь в больнице, он купил экземпляр «Пентхауза» в газетном киоске на первом этаже и прятал его в своей тумбочке, под кипой газет. «Что скажут врачи, если увидят, что такой солидный человек читает эти журналы?» — объяснял он мне тогда. Так он себе это представлял. Но когда я приносила ему эти журналы, он был очень доволен. Правда, у него вызывало ревность, что я рассматриваю фотографии девушек с таким же удовольствием. Я ведь их люблю не меньше любого мужчины.

Так вот, «Пентхауз» был открыт на статье, речь в которой шла о КГБ и ООН. Многие фразы и фамилии были подчеркнуты. Я спросила Энди, что тут интересного.

Это принесли Дэвид и Джо. Спрашивали, правда ли то, о чем здесь написано.

— А это правда?

В статье говорилось, что в ООН действуют около двухсот агентов КГБ.

— Нет, неправда. На самом деле их около трехсот. Он рассказал, что два его помощника были агентами КГБ, которые присутствовали на всех собраниях и заседаниях, а потом на него стучали. Как и все работники ООН, они даже дали клятву оставаться нейтральными. Никакой работы по линии ООН они не выполняли, и Энди приходилось их все время прикрывать. Один раз он открыто упрекнул их за совершенное ими убийство, но они даже и бровью не повели.

В статье также говорилось, что сам Энди в КГБ не служил. Он сказал, что это правда и что он считает оскорблением, когда кто-нибудь утверждает, будто он связан с КГБ. Энди думал, что он значительно выше любого работника КГБ, что не мешало ему многое знать об этой организации и делиться своими знаниями с американцами.

Я про себя посмеивалась: было видно, как он рад, что эта статья попалась мне на глаза и я узнала, какая он важная персона.

Еще там говорилось о том, что агенты КГБ стараются разыскать перебежчиков, чтобы их шантажировать или убивать. Чаще всего их пытаются снова завербовать, а это не так уж трудно, если в России у них остались семьи. Энди сказал, что в России считается нормальным и законным мстить семьям перебежчиков и использовать секс в целях шантажа.

— Как, по-твоему, могут они выйти на меня? — спросила я. — Чтобы меня шантажировать, запугивать?

— Скорее всего, они могут тебя похитить, чтобы склонить меня к сотрудничеству?

— Что?!

— Джуди, я не шучу. Риск есть.

— И что, по-твоему, они со мной сделают?

Он ничего не ответил, но я знала, что он боялся КГБ, боялся, что они способны расправиться со мной, чтобы с ним рассчитаться. Именно поэтому — в этом он не сомневался — они убили его жену. Однако он заверил меня, что, пока я с ним, мне ничего не угрожает.

— А если я с тобой расстанусь?

— Тогда не знаю…

В статье еще говорилось о том, что убийство генерального секретаря ООН Дага Хаммаршельда, самолет которого был сбит над Конго, организовал КГБ. Я подумала, что со мной они тем более не постесняются.

В конце статьи рассказывалось о решении ЦРУ уволить тысячу своих сотрудников, включая и некоторых из тех, кто даже не достиг пенсионного возраста.

— Их действительно уволили? — спросила я Энди.

— Да. Идиотизм. Это очень порадовало КГБ.

Однажды Энди мне сказал:

— Ты спрашиваешь, почему я пью. Да потому, что это прекрасное оправдание короткой памяти. Можно сказать: «Не помню, я слишком много выпил!»

В другой раз, лежа в постели, он спросил, хочу ли я знать, был или не был он «кротом» ЦРУ В одном журнале утверждалось, что Энди начал работать на ЦРУ задолго до решения оставаться в Соединенных Штатах. Он объявил мне, что «крот» на шпионском жаргоне означает агента, который долго собирает информацию и передает ее только после перехода в другой лагерь.

— Так ты был «кротом»?

Он помолчал, потом тихо ответил:

— Да.

Я никак на это не отреагировала. Он кашлянул, и сильно огорченный, пошел в туалет. Мое равнодушие его уязвило. Еще бы: поделиться такой Ценной информацией с девушкой, которой на это совершено наплевать! Я всегда старалась вести себя так, чтобы он не подумал, будто я считаю его важной персоной. Иначе он мог сорваться с крючка. Он был хорошим манипулятором, но не таким хорошим, как я. Его штучки на меня не действовали.

Из-за работы над книгой Энди стал пить меньше и чувствовал себя лучше. Меня его хорошая форма немного тревожила: чем сильнее он становился, тем меньше был подвержен моей власти. Может быть, мне следовало его подпаивать — тогда он был бы полностью в моей власти. Но в таком случае я бы просто спятила. Энди продолжал рассказывать мне о себе. Его ненависть к советской системе возникла у него в тринадцать лет, когда в деревне, где он жил, его подвергли допросу агенты КГБ: допытывались, кто из жителей ходит в церковь. Это оставило в душе Энди глубокий след. В то время он мечтал стать кинорежиссером и, приехав в Москву, стал общаться с киношниками. Но скоро понял, что из этого ничего не выйдет. Цензура была слишком свирепой.

Сейчас, в Америке, у него снова появилось желание снять фильм. Он спросил, соглашусь ли я сыграть главную роль.

— И кого я буду играть — принцессу?

— Нет, деревенскую девушку. Это будет фильм о крестьянах. У тебя есть шанс стать кинозвездой!..

Родители Энди хотели, чтобы он был врачом, как отец. Его семья принадлежала к среднему классу, и Энди, по его словам, никогда не знал настоящей нищеты. Он поступал в Московский институт международных отношений и очень этим гордился, потому что считал его лучшим учебным заведением. В двадцать пять лет он вступил в партию, понимая, что без этого ничего не сможет достичь. У него были хорошие связи, поэтому он благополучно закончил институт и защитил диссертацию.