— Три раза в день, — сказал доктор, — ешьте холодную говядину, приправленную оливковым маслом, обильный салат из огурцов и запивайте всё это стаканом молока. Если в промежутках между приёмами пищи почувствуете голод, выпейте чашку горячего шоколада. Ко мне придёте через неделю.

Дюма буквально исполнил предписание врача и явился к нему спустя неделю. Едва Дюма вошёл в кабинет, доктор Грюби воскликнул:

   — Ступайте домой! Вы абсолютно здоровы. Забудьте о врачах.

   — Нет, — простонал Дюма, — я испытываю те же боли, что и прежде.

   — Вы соблюдали мой режим?

   — Свято.

   — Значит, вы здоровы как дуб. То, что после такого режима вы пришли ко мне на своих ногах, доказывает: вы сильны как бык; ведь обыкновенный человек, следуя в питании моим предписаниям, через три дня стоял бы уже на пороге могилы.

Дюма вздохнул, потёр живот и отправился домой работать.

Он действительно был человеком несокрушимого здоровья. Во время страшной эпидемии холеры в 1832 году, когда Дюма жил на улице Сен-Лазар и видел, как под его окном проходит в день от пятидесяти до ста похоронных процессий, он писал самую весёлую свою комедию «Муж вдовы» и в невероятных количествах поглощал дыни.

   — Идиот! — сказал ему охваченный ужасом Лист. — Есть дыни строго запрещено врачами!

   — Я знаю, — ответил Дюма, — но что я могу поделать? Я обожаю дыни, а они никогда не были такими дешёвыми.

Доктор Верон — он был одновременно врач, финансист, директор Оперы, владелец журнала и газеты (в ней сотрудничал Сент-Бёв, печатались «Вечный жид» и «Парижские тайны» Эжена Сю[76]), а помимо всего автор романов и «Мемуаров» — имел кухарку по имени Софи, которая, когда Верон устраивал приёмы, всегда приходила в зал, чтобы выслушать поздравления гостей в свой адрес. Она очень завидовала славе Дюма как кулинара, считая его дилетантом. Дюма был глубоко уязвлён, узнав, что Софи распространяет слухи, будто он в готовке, как и в изготовлении книг, тоже присваивает себе чужое.

Верон рассказывает, что однажды встретил на улице Дюма с огромной корзиной для продуктов.

   — Обедать вы будете у меня, — объявил великан, беря маленького Верона под руку. — Софи когда-нибудь потчевала вас настоящим буйабесом?

   — Нет, — признался Верон.

   — Понятно, — сказал Дюма, — ведь это блюдо мужчины готовят для мужчин. Пока вы не отведаете моего буйабеса, можете считать, что вообще не жили на свете.

Таская за собой Верона, Дюма закупал провизию; спутник Дюма с возрастающим удивлением смотрел, как тот покупает устрицы, мидии, креветки, омаров, крабов, морских ежей, каких-то моллюсков и ещё что-то.

   — Всё это пойдёт в ваш буйабес? — спросил Верон, заранее огорчаясь, что принял приглашение на этот обед.

   — Вам следовало бы всё записывать, как это делаю я, если нахожу новый рецепт. Тогда вы смогли бы объяснить вашей Софи мой рецепт буйабеса; передайте ей, что всё это надо варить в хорошем сухом вине. Ага! Это я и искал! Мне нужен угорь и кальмары! Нам везёт, доктор! Сегодня на рынке есть всё, что нам необходимо. И даже молоки! В буйабесе молока чудесна! Теперь нам не хватает только рыбьих голов.

   — А они-то зачем? — вскричал Верон.

   — Без рыбьих голов буйабес — это всего-навсего полоскание для рта. Теперь пойдёмте к овощным прилавкам.

Дюма купил сельдерей, пастернак, лук, чеснок, помидоры, майоран, петрушку, укроп, лавровый лист, шафран и чёрный перец.

   — Ну вот, с овощами покончено, — сказал Дюма. — Нам осталось прикупить кое-что, чтобы придать буйабесу вкус.

   — А разве всего, что лежит у вас в корзине, для этого недостаточно? — воскликнул Верон.

   — Заурядный повар, к примеру ваша Софи, этим бы и ограничился, но истинному артисту кулинарии этого мало, — ответил Дюма.

И он купил ещё очень острой итальянской колбасы, твёрдого как камень пармезана, горшочек дижонской горчицы и несколько бутылок вермута.

   — Я ничего не забыл? — спросил он. — Подумайте, доктор... — И, стукнув себя по лбу, воскликнул: — Да! Забыл шампиньоны!

   — Вон они, на прилавке напротив, — заметил Верон.

   — Что? — удивился Дюма. — Покупать выращенные шампиньоны? Ваша Софи, наверное, берёт шампиньоны, выращенные в заброшенном карьере или в сыром подвале? Какой стыд!

И, подозвав фиакр, Дюма подсадил в него Верона, приказав кучеру:

   — В лес! Мы сами наберём шампиньонов, дорогой мой Верон.

В те времена в Булонском лесу ещё водились даже лисички!

Этот буйабес, в конце концов, был приготовлен, съеден и сочтён божественным. Верон унёс с собой немного буйабеса, но не для того, чтобы дать попробовать Софи, а потому, что «несколько капель этой бурды за сутки сводили любую бородавку», как он потом всем рассказывал.

Эти люди, завидовавшие друг другу, боролись за то, чтобы быть «звездой», о которой больше всех говорят в Париже. В данном случае они сыграли вничью.

Пока Дюма работал, блистал, путешествовал, знал «весь Париж» искусства и литературы, Катрин воспитывала сына, прививая ему восхищение отцом и уважение к нему. Мальчик был убеждён, что у него самый лучший, самый необыкновенный отец на свете.

Видя трюки бродячих акробатов, маленький Александр говорил:

   — Папа тоже так может!

   — Да, — отвечала мать, — если под ним матрац, твой отец способен на любые трюки.

Мать беспрестанно мыла, причёсывала и читала нотации маленькому Александру. «Не вози ногами по камням! Ты думаешь, что я могу покупать тебе новые башмаки каждые два дня? Высморкайся! Не горбись!..» С матерью жизнь мальчика превращалась в беспрерывную череду замечаний. Но как волшебно она преображалась, если приходил папа! Он появлялся, нагруженный пакетами, и оставлял их на столе; потом подхватывал сына на руки и, выйдя на лестничную площадку, подбрасывал его в воздух и ловил. Мать вскрикивала от страха, потому что её пугал зияющий пролёт лестницы, а малыш не боялся. Ему никогда не было страшно с таким большим и сильным отцом. А как радостно было раскрывать пакеты; в каждом из них таился какой-нибудь сюрприз, словно приход папы был днём Нового года! В пакетах были фрукты, дыни, куски мяса, рыба, иногда дичь... Пока мама прятала всё это в шкаф для провизии, папа вскрывал разноцветные бумажные мешочки, и на стол обрушивалась лавина драже, нуги, леденцов и, — правда, редко, — круглые цукаты из ананаса; по этому поводу папа рассказывал истории о далёких тропиках, где растут ананасы, об островах, которые всплывают из тёплого синего моря словно огромные зелёные жемчужины.

Какие чудесные истории рассказывал ему папа! Например, о том, как он охотился на кабана, который рычал «хрю-хрю-хрю». Папа умел подражать крикам всех животных. В первые семь лет жизни маленького Александра завораживали эти рассказы, и он неистово радовался каждому приходу отца. Иногда, правда, всё портила мама.

   — Разве сейчас время есть конфеты? — с раздражением спрашивала она. — Он ещё суп не доел.

   — Ты налила мне слишком много! — кричал маленький Александр.

   — Не тебе судить, сколько супа должен съедать маленький мальчик, — отвечала Катрин.

   — Разреши ему попробовать хоть одну конфетку, — просил Дюма.

   — Если впредь воспитывать его будешь ты, я буду молчать. Можешь пичкать его сладостями, но если он заболеет, виноват будешь ты.

   — Катрин, пожалуйста, не сердись. Каждый приход к вам — для меня минуты чистейшей радости.

   — Тебе лишь остаётся сделать эту радость постоянной. И сказать твоей матери о нашем существовании...

   — Умоляю тебя, дорогая, верь мне. Мы всё-таки создадим маленькую семью. Но знала бы ты, как тяжело больна моя мать... Не будем спорить, милая.

Если сладости раздражали Катрин, то игрушки, которые неизменно приносил Дюма, доводили её до белого каления.