В салоне появился стюард и объявил пассажирам:
— Все желающие могут высадиться. Однако просим вас не удаляться от корабля, пока не будет организован транспорт в Вайл-Алан.
Джонатан поискал глазами Ильфейенн. Она о чем-то горячо спорила с друидами-миссионерами, и те внимали с выражением тупого упрямства на лицах. Ильфейенн взбесилась, отвернулась от них, побледнев, и пошла к выходу. Друиды направились следом, о чем-то вполголоса переговариваясь.
Ильфейенн приблизилась к кучеру восьмиколесного экипажа:
— Я хочу добраться до Вайл-Алана.
Кучер равнодушно поглядел на нее.
Хабальятт взял Ильфейенн за локоть:
— Жрица, аэрокар позволит всем нам добраться гораздо быстрей, чем эта повозка.
Она высвободилась и быстро отошла в сторону. Хабальятт приблизился к кучеру, который шепнул ему несколько слов. Лицо Мейнга еле заметно изменилось: дернулся мускул, напряглись челюсти. Заметив, что Джонатан за ним наблюдает, он сразу же стал равнодушным и серьезным, как кучер.
— Какие известия? — спросил ехидно Джонатан, когда Хабальятт отошел от повозки.
— Очень плохие, — отозвался Хабальятт. — В самом деле, очень плохие новости.
— Что так?
Хабальятт помедлил, затем заговорил, причем в таком искреннем тоне, что Джонатан опешил.
— Мои противники на родине, в Латбоне, оказались значительно сильнее, чем я предполагал. В Вайл-Алан прибыл сам Магнерру Ипполито. Он добрался до Принца и, видимо, сообщил ему кое-какие неприятные детали о друидах. Мне сообщили, что планы кафедрального собора провалились, и Ванбрион, суб-Товэрэч, находится под усиленной охраной.
Джонатан хмуро посмотрел на него:
— А вы разве не этого добивались? Уж друиды, я полагаю, не стали бы советовать Принцу сотрудничать с Мейнгами.
Хабальятт печально покачал головой:
— Джонатан, дорогой мой друг, вас так же легко ввести в заблуждение, как и всех моих воинственных соотечественников.
— Надеюсь все же, что не так легко.
Хабальятт развел руками:
— Это же так очевидно!
— Сожалею.
— Друиды рассчитывают освоить Балленкрайч. Мои соотечественники-оппоненты, зная об этом, рвутся противостоять их клыкам и зубам. Они не видят подтекста, не учитывают возможных случайностей. Они считают так: поскольку друиды что-то затеяли, нужно с ними противоборствовать в любом их начинании. И при этом способами, которые, по моему мнению, могут оказать Мейнгеру серьезный ущерб.
— Я догадываюсь, к чему вы клоните, но не понимаю, как это действует.
Хабальятт глядел на него, явно забавляясь:
— Мой дорогой друг, человеческое благоговение вовсе не безгранично. Можно считать, что лайти на Кайирилл возвели Дерево в абсолютный закон. Теперь представьте, что произойдет, если они узнают о существовании другого священного Дерева.
Джонатан улыбнулся:
— Их почтение к первому Дереву вдвое уменьшится.
— Разумеется. Я не в силах предугадать, насколько именно уменьшится почтение, но в любом случае это будет весьма ощутимо. Сомнение и ересь найдут податливые души, и друиды вдруг обнаружат, что лайти уже не столь безответны и безразличны. Сейчас они связали себя с Деревом. Оно — их собственность, причем собственность уникальная, единственная во Вселенной. И вдруг оказывается, что друиды на Балленкрайче выращивают еще одно Дерево. Идут слухи, что это делается по политическим соображениям... — Хабальятт «многозначительно поднял брови.
— Но друиды, — сказал Джонатан, — контролируя эти новые отрасли промышленности, могут взять верх. Во всяком случае, когда дело коснется вопроса о кредитных поставках.
— Мой друг, — покачал головой Хабальятт, — потенциально Мейнгер — слабейший из трех миров. И в этом все дело. Кайирилл имеет людские резервы, Балленкрайч — сельскохозяйственные продукты, минеральное сырье и агрессивное население с воинственными традициями. В любом случае в союзе двух миров Балленкрайч превратится в мужа-каннибала, пожирающего собственную супругу. Возьмем друидов — эпикурейцев, развращенных властелинов пяти биллионов рабов. Представим, что они берут верх над Балленкрайчем. Смешно? Через пятьдесят лет Балленкрайчцы в шею вытолкают Товэрэчей из их дворцов и спалят Дерево Жизни на победном костре. Рассмотрим альтернативный вариант: Балленкрайч связан с Мейнгером. Последует тяжелый период. Выгоды не будет никому. А сейчас у друидов нет выбора: впряглись в ярмо — работайте. Балленкрайч решил развивать промышленность, — следовательно, и друидам на Кайирилл придется строить фабрики, вводить образование. Старое минует безвозвратно. Друиды могут потерять, а могут и не потерять бразды правления. Но Кайирилл останется развитой промышленной единицей и послужит естественным рынком для продукции Мейнгов. Без внешних рынков, какими могут быть Кайирилл и Балленкрайч, наша экономика ослабеет. Мы могли бы их завоевать, но можем и погореть на этом.
— Все это я понимаю, — медленно и спокойно проговорил Джонатан, — но это ничего не дает. Так чего же вы добиваетесь?
— Балленкрайч самообеспечивается. В то же время ни Кайирилл, ни Мейнгер не могут существовать в одиночестве. Но как видите, нынешний приток богатства друидов не удовлетворяет.
Они хотят больше и надеются добиться этого, контролируя промышленность Балленкрайча. Я хо-чу, чтобы этого не произошло. И я хочу, чтобы не возникло сотрудничества между Кайирилл и Мейнгером, которое на данном этапе было бы противоестественным. Я мечтаю увидеть на Кайирилл новый режим: правительство, предназначенное улучшить производительные и покупательные возможности лайти; правительство, предназначенное создать с Мейнгером гармоничный альянс.
— Очень странно, ведь выгода очевидна. Неужели никак не договориться? Плохо, что три мира не в силах сформировать единый союз.
— Да, эта идея была бы весьма удачным решением, — Хабальятт печально вздохнул, — но все рушится перед лицом трех обстоятельств. Первое — текущая политика друидов. Второе — большое влияние Красной Ветви на Мейнгере. И третье — намерения принца Балленкрайчского. Избавьте нас от всего этого, и такой союз станет возможным. Я первым тогда подниму руку «за». А почему бы и нет?
Последнее Хабальятт пробормотал как бы про себя, и на мгновение из-за желтой вежливой маски показалось лицо очень усталого человека.
— Что с вами теперь будет?
Хабальятт помолчал некоторое время и, скорбно поджав губы, ответил:
— Как это ни грустно, но если мой авторитет погибнет... В этом случае, единственное, что мне остается, это покончить с собой. Ну, что вы смотрите с таким недоумением. У каждого народа свои обычаи, вот у нас, к примеру, это традиционный способ выразить неодобрение. Пока все складывается таким образом, у меня сложилось такое впечатление, что в этом мире я задержусь очень недолго.
— Хабальятт, если все так плохо, почему бы вам не вернуться на Мейнгер, почему не пересмотреть политические позиции. Разве невозможно все это изменить?
— Возможно, вас насмешат мои слова, но, — Хабальятт усмехнуся, покачивая головой, — это уже не наш обычай. Джонатан, вы забываете, что существование любого общества строится по законам, которые должны соблюдаться всеми членами этого общества, иначе неизбежен крах.
— Нет, я не могу и не хочу этого понимать, будь я на вашем месте, я вряд ли стал бы размышлять о самоубийстве, как о единственном способе решить проблему. Взгляните, сюда летит аэрокар, еще не все потеряно! Не кажется ли вам, что друиды и Мейнги отходят в сторону в сравнении с Принцем? Почему бы вам ни переманить его на свою сторону, ведь похоже, он — ключевая фигура. Ему и карты в руки.
Мейнг, не задумываясь, покачал головой, похоже, этот вариант он уже обдумывал и отмел, как безнадежный.
— Вы ошибаетесь, просто у вас недостаточно информации. Кто угодно, но только не Принц. Он помесь бандита, шута и мечтателя в одном лице. Поверьте, для него все это игра, не более. Он далек, безнадежно далек от идеи обновления Балленкрайча. Он менее всего политик.