— Предполагаю. Но нам придется это сделать, любой ценой. Как у тебя с основами лингвистики?
— Очень ограниченно.
— У меня и того меньше.
Они стояли, разглядывая декабраха.
— Не забудь, — спохватился биохимик, — мы должны сохранить его живым. Значит, нам нужно его кормить.
Он послал Флетчеру язвительный взгляд.
— Полагаю, ты позволишь ему поесть?
— Совершенно уверен, что он живет не фотосинтезом. Здесь просто не бывает светло! Кажется, он ест коралловые грибы, Христал упоминал это в микрофильме. Подожди минутку, — он рванулся к двери.
— Куда ты собрался?
— Обговорить с Христалом. Он, конечно, знает их рацион.
— Так он тебе и сказал! — донеслось вслед.
Через десять минут Флетчер вернулся.
— Ну? — скептически вопросил Даймон.
Сэм выглядел довольным собой.
— Главным образом коралловые грибы. Также нежные части молодой травы, крупные черви, морские апельсины.
— Христал сказал тебе все это? — не поверил Эжен.
— Разумеется. Я пояснил, что они с декабрахом оба наши гости, и мы собираемся принять их одинаково хорошо. Если декабрах вкусно поел, значит, и Христал. Этого для него хватило.
Флетчер с Даймоном стояли в лаборатории, наблюдая, как декабрах поглощает черно-зеленые шары грибов.
— Два дня, — мрачно заметил биохимик. — И что мы имеем? Ничего.
Сэм был менее пессимистичен.
— Мы добились прогресса в негативном смысле. Мы абсолютно уверены, что у него нет звукового аппарата, он не реагирует на звук и, очевидно, не придает значения производимым звукам. Следовательно, нам нужно использовать для контакта визуальные методы.
— Завидую я твоему оптимизму. Животное не дает никаких поводов подозревать наличие ни одного из двух: ни возможности, ни желания общаться.
— Терпение! Вероятно, он еще не знает, что мы пытаемся сотворить, и боится худшего.
— Мы не просто должны научить его языку, нам предстоит познакомить его с идеей, что общение вообще возможно. И затем изобретать язык.
Флетчер усмехнулся.
— Так давай работать.
— Конечно. Но как?
Они изучали декабраха, и черный глаз всматривался в них через аквариумное стекло.
— Придется работать над установлением визуальных конвенций. Десять рук — его самые чувствительные органы, и, вероятно, они контролируются самыми высокоорганизованными отделами мозга. Итак — мы работаем над установкой сигналов, базирующихся на движениях дековских рук.
— Это дает нам достаточные возможности?
— Я хотел бы так думать. Его руки — это подвижные мускулистые трубки. Они могут принимать, в конечном счете, пять различных позиций: строго вперед, вперед по диагонали, перпендикулярно, назад по диагонали и строго назад. Так как животное имеет десять рук, очевидно, что существует десять в пятой степени комбинаций — сто тысяч.
— Ежу понятно.
— Это и есть наша задача: разработать синтаксис и словарь — слегка сложновато для инженера и биохимика, но что делать?
Даймон заинтересовался проектом.
— Это единственно вопрос содержания и базисной звуковой структуры. Если деки имеют хоть какой-нибудь разум, мы сговоримся.
— Если не сможем, останемся в дураках, и Христал подомнет «Биоминералы».
Они устроились за лабораторным столом.
— Мы должны принять за исходное, что у деков нет языка.
Даймон неопределенно ворчал и в замешательстве ерошил пальцами шевелюру:
— Недоказуемо. Если честно, я даже не представляю ничего подобного. Мы можем ломать копья на тему: могут ли они обходиться только всеобщей эмпатией или чем-нибудь вроде того — но отсюда добрая пара световых лет до ответа на вопрос, делают ли они это.
Они могут использовать телепатию, как мы говорили; они могут также излучать модулированные рентгеновские лучи, использовать азбуку Морзе в неком неизвестном нам подпростанстве, гиперпространстве или интерпространстве — они могут делать еще что угодно, о чем мы никогда не слышали.
Как я вижу, наш самый большой спор — и самая большая надежда — это то, что они используют некую форму кодовой системы, с помощью которой общаются между собой. Очевидно, как тебе известно, они должны иметь внутреннюю кодовую систему связи, такой является нейромускульная структура, с пищеварительным циклом, конечно. Любой сложный организм обязан иметь внутреннюю взаимосвязь. Отправной точкой для признания необходимости в языке в качестве средства классификации инопланетных жизненных форм является разделение между истинной коммуникацией индивидуально думающих особей и типом общественных насекомых, кажущихся разумными.
Значит, если они имеют города типа муравьиных или пчелиных, то мы в дерьме, а Христал выиграл. Ты не сможешь научить разговаривать муравья: семья в целом разумна, но отдельная особь — нет.
Итак, мы признаем для начала, что они способны иметь язык — или, в более общем виде, формализованную кодовую систему для интеркоммуникаций.
Мы можем также принять, что они используют способ, невозможный для наших организмов. Ты согласен с моими словами?
Сэм кивнул.
— Назовем это рабочей гипотезой. Мы знаем, что не наблюдали никаких признаков того, что дек пытался нам сигнализировать. Это может значить, что объект не разумен.
Флетчер игнорировал комментарий.
— Если бы мы знали больше об их привычках, эмоциях, поведении, у нас была бы лучшая основа для нового языка.
— Этот декабрах кажется довольно кротким.
Декабрах лениво двигал руками. Зрительная зона изучала двух человек.
— Хорошо, — сказал Сэм со вздохом. — Сначала система описаний.
Он вынес модель головы декабраха, которую сконструировал Маннерс. Руки были из подвижных трубок, и их можно было согнуть в различных позициях.
— Мы нумеруем руки от 0 до 9 по часовой стрелке, начиная от самой верхней. Пять позиций — вперед, диагонально вперед, вверх, назад и диагонально назад — мы называем «А», «В», «К», «X», «У». «К» есть нейтральная позиция, и когда рука находится в «К», это ничего не значит.
— Это звучит довольно здраво, — соглашаясь, кивнул Даймон.
— Кажется логичным, что первым шагом должно быть исчисление.
Они вместе разработали систему счета и сконструировали таблицу.
Колонка показывает составной сигнал, т.е. два или более отдельных сигналов.
— Это последовательность — но возможны трудности; к примеру, чтобы показать пять тысяч семьсот шестьдесят шесть, необходимо построить сигнал... давай посмотрим: «0B,5Y», затем «0X,7Y», затем «0Y,6Y», затем «6Y» — Не забудь, что это сигналы, а не звуки, — напомнил Флетчер. — Даже так это не более затруднительно, чем «пять — тысяча, семь — сто, шесть — десять, шесть».
— Думаю, ты прав.
— Теперь — слова.
Даймон развалился в кресле.
— Мы не можем просто построить словарь и назвать его языком.
— Желал бы я знать больше по теории лингвистики. Естественно, мы не станем вдаваться в абстракции.
— Наша базисная английская структура может быть хорошей идеей. — Даймон задумался. — С английскими частями речи. Это существительные как предметы, прилагательные как их атрибуты, глаголы как перемещения или отсутствие перемещения.
— Мы можем еще упростить, — поддержал Флетчер. — До существительных, глаголов и словесных конструкций.
— Это возможно? Как, например, ты сказал бы «большая платформа»?
— Мы могли бы использовать глагол, означающий «сильно расти», «платформа расширилась». Что-то типа того.
— Хм, — буркнул Даймон. — Ты не предусматриваешь большой выразительности языка.
— Не вижу, почему бы ей не быть. Однозначно, деки изменят то, что мы им дадим, под свои собственные нужды. Если мы пересечемся хотя бы в базисной установке понятий, они отсюда ее возьмут. Или через какое-то время среди них появится кто-нибудь, кто будет знать, что делает.