— Пусть будет понедельник, — согласилась Лэйни, надеясь, что не обещает большего, чем может выполнить.

Тим как будто упоминал насчет понедельника. Еще один визит к врачу? Поездка куда-то всем классом? Ничего, как-нибудь все устроится, не в понедельник, так в другой день недели. Даже если она сойдет с дистанции от переутомления.

Лэйни мрачно повесила трубку, раздумывая о том, что препятствия не только не подогревают чувства, а, наоборот, достаточно быстро убивают всю романтику. Или это означает, что и романтики-то особенной не было?

Она полистала записную книжку в поисках адреса Филиппа Мозеса. Он звонил ей ежедневно со дня переезда в Медоувью, настаивая на том, что вопрос с завещанием не терпит отлагательств. Вежливое «вам бы следовало» постепенно поменялось на «вы должны», а она так и не сумела выкроить время на визит. Двадцати четырех часов в сутки было слишком мало, чтобы все успеть. Если и сегодня она не доберется до нотариальной конторы, другой случай представится не скоро.

Проходя в гараж, к «саабу» Фэрил, Лэйни поежилась от неприятного чувства, впервые заподозрив себя в том, что намеренно откладывала визит. Обсуждение деталей завещания должно было окончательно подтвердить, что Джон и Фэрил мертвы и похоронены. Не то чтобы она верила в чудеса типа воскрешения из мертвых, но завещание… Полностью вступив в силу, оно ставило точку на прошлом, связанном с семьей Коул.

Лэйни снова поежилась, подумав о том, что ведет себя ничем не лучше Райли.

Подъезжая к Мерит-парку, она продолжала думать о предстоящем испытании. Через несколько минут в присутствии свидетелей ее объявят законным опекуном Тима и Райли.

Узкая и извилистая дорога казалась тоннелем в растительности. Свежий ветерок врывался в приоткрытое окно. В это утро Медоувью был прекрасен, словно нарочно искушал ее остаться насовсем. Было безлюдно и очень тихо, как если бы вокруг простиралась необитаемая земля.

Дорога повернула к северу, затерявшись среди деревьев-великанов, ветви которых сейчас почти не затеняли свет бледного зимнего солнца. Через пару месяцев здесь будет царить торжественный полумрак, думала Лэйни, и солнечные зайчики запляшут по густому зеленому мху. В Нью-Йорке даже по утрам пахло выхлопными газами и слышались только шум транспорта и нервные реплики прохожих, а в Коннектикуте пахло свежестью, приглушенно перекликались птицы, и по утрам, просыпаясь, можно было слышать уютный шум ветра в ветвях деревьев.

Если бы все это могло заменить то, что ей придется принести в жертву! Ее жизнь состояла из двух не подходящих друг к другу половин, и каждая была по-своему важной, незаменимой.

Каждая деталь того, что могло навсегда остаться в прошлом, казалась сейчас значительной и прекрасной. Ночь любви с Джулианом. Новый фильм в кинотеатре на Восемьдесят четвертой улице, выбранный наудачу, под влиянием минуты. Все это казалось чудесным. Даже ранние августовские вечера, знойные и душные, когда все в большом городе выглядело пыльным и поникшим, когда она сидела у окна, не зная, чем заняться, и чувствуя мучительную зависть ко всем тем, кто рядом с любимыми, кто живет в этот момент полной жизнью.

Лэйни вспомнила об этом с горькой усмешкой. Сейчас пределом ее мечтаний были выходные, проведенные в полном одиночестве!

«Ну, молодец! Через пять минут ты полностью и безвозвратно станешь опекуном двоих детей и при этом мечтаешь вернуться к одинокой жизни. Такое настроение вряд ли поможет тебе справиться с тем, что тебя ожидает».

Недовольная собой, Лэйни торопливо припарковалась перед двухэтажным зданием в форме буквы «Г», где находилась нотариальная контора Филиппа Мозеса. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, она старалась припомнить вопросы, которые наметила, договариваясь о встрече. Она не удосужилась их записать и теперь, разумеется, не могла вспомнить ни одного из них.

Нотариус Мозес, седой старик, сидел за столом, ожидая ее.

— Добрый день, — сказал он любезно, указывая на небольшой диван у стены.

— Здравствуйте, — ответила Лэйни не без трепета.

Выйдя из-за стола, нотариус уселся рядом с ней в большое кожаное кресло и открыл папку с документами.

— Вы — один из будущих опекунов детей Коулов, поэтому я собираюсь ознакомить вас со всеми деталями завещания. Надеюсь, у вас есть время?

— А сколько это займет? — спросила Лэйни, скрипнув зубами: как она не догадалась выяснить это заранее!

— Хм… думаю, часа два, не больше.

Два часа! Это означало, что о поездке к стоматологу можно забыть, а Райли опоздает на информатику. Лэйни так расстроилась, что не сумела подавить вздох.

— Что-то не так? — вежливо, но со скрытым недовольством спросил Мозес.

— Можно позвонить?

Нотариус вышел, давая ей возможность поговорить без свидетелей. Лэйни порылась в памяти, лихорадочно соображая, кто может ее выручить, и наконец выудила из сумочки визитную карточку Чарли.

— Чарли Коул слушает! — прозвучал в трубке голос, весьма далекий от любезности.

— Это Лэйни. У меня возникла проблема. Может, выручишь?

— Конечно, а в чем дело?

Она объяснила ситуацию. Чарли даже не сделал вида, что раздумывает.

— Послушай, Лэйни, я готов на все ради детей Джона, но я умираю с голоду и как раз собираюсь пойти на обед, — он подождал ответной реплики, не дождался и продолжал: — Дела, понимаешь… спешка и все такое.

Было ясно, что уговоры ничего не дадут. Лэйни нажала на рычаг, прервав Чарли на полуслове, и сгорбилась у телефона, не зная, что предпринять. Внезапно ее осенило.

— Шугар, это ты? — крикнула она, набрав номер и дождавшись ответа. — Это Лэйни…

Весь разговор не занял и полминуты. Шугар выразила немедленную готовность помочь. Впрочем, первоначальное облегчение быстро сменилось озабоченностью.

— Вы сказали, что я — один из опекунов? Что это значит? — спросила она, едва Мозес вернулся.

— Как? — удивился нотариус. — Разве Джон и Фэрил не поставили вас в известность? Они указали в завещании двух опекунов, один из которых — вы, а другой — Пеннингтон Бекли.

О Господи, Пенн в роли опекуна! «Ну и денек», — подумала Лэйни стараясь скрыть от нотариуса досаду, которую почувствовала, узнав новость. Вслушиваясь в то, как он перечисляет полисы страхования жизни и недвижимости, называет попечительские фонды и акционерные общества, она постепенно уяснила, что может не опасаться за будущее детей. Кроме того, Джон и Фэрил оставили ей солидное финансовое обеспечение. Помимо оплаты опекунства, она унаследовала две тысячи долларов плюс ежегодные отчисления на ведение хозяйства. Тиму и Райли родители оставили несколько миллионов, и она должна была распоряжаться этими деньгами до достижения детьми двадцатипятилетнего возраста.

Лэйни понятия не имела, что ее друзья так богаты. Но почему бы и нет? Теперь казалось странным, что это не пришло ей в голову раньше. Дом Коулов находился в самом центре одного из богатейших пригородов Нью-Йорка, а прилегающие земли занимали несколько акров. Адвокатская практика Джона процветала; и Фэрил как-то упомянула о наследстве, доставшемся ему и Чарли после смерти родителей. Судя по всему, оно было отнюдь не маленьким.

Эти мысли вытеснили из памяти новость насчет Пенна Бекли, и Лэйни вспомнила о ней, только подъезжая к дому. Ситуация казалась ей все более затруднительной. Не каждый день случается улечься в постель с человеком, с которым не встречался с детских лет, а потом обнаружить, что тебе предстоит волей-неволей вступить с ним в тесные деловые отношения!

Настроение ничуть не улучшилось при виде двух машин у парадного: голубого «БМВ» семьи Бекли и кремового «олдсмобиля» ее родителей. Войдя в дом, она громко поздоровалась от двери и получила в ответ нестройный хор из четырех голосов.

— Мы в кухне!

Стараясь улыбаться полюбезнее, она прошла на звук. Трудно сказать, что хуже: добродушная назойливость Сола и Элен Вульф или надменная вежливость Хью и Дорис Бекли. Впрочем, в этот вечер и то и другое было одинаково некстати.