— Не сами потеряли, погода забрала. Ты думаешь, в дождь мы бы далеко ушли? А о конях подумал? Враз набили бы им спины в кровь вьюками, всех погубили бы. Хорошо еще Тайгу с Чайкой оставили, может, еще хуже было бы, а так — перезимуем.
— Перезимуем, — зло рассмеялся Марков, с силой колотя обухом топора по колу для растяжки. — Перезимуем, черт возьми! Лишь бы одры не сдохли!
— Ну, чего ты, Никей! Чего? Пошел я костер делать. И НЗ я сохранил. Магда на дорожку дала.
— Это ты молодец! Молодец, Афанасьич! Сейчас самое время выпить! С холоду и с невезухи. Вон сколько поводов. Молодец! И молчал три дня. Вот сила воли!
— Не трусь! Пробьемся! — крикнул Афанасьич. Костер уже полыхал.
Мокро, холодно, мерзко на душе. «Не будем отчаиваться, — думает Аникей. — Дальше будет хуже».
От костра потянуло запахом аппетитного варева. Аникей порылся в рюкзаке, достал кружки и пошел споласкивать их на реку. Подоспел Афанасьич с бутылкой.
— Давай, для сугреву!
Бутылка была ледяная. Где он только ее хранил?
— Собачий холод! — передернуло Аникея. Он закусил снежком, а в кружку налил чаю и поставил ее остывать.
— Зимой теплее, — согласился дед. — Будем из одной, — сказал он. — А запивать из твоей, горячим чаем. Водку с чаем любой доктор посоветует. От простуды, а то с усталости.
— От всего, — согласился Аникей и выпил.
Понурые лошади стояли в кустах, не паслись. Их постепенно заносило снегом.
— Спать придется меньше, — сказал Аникей. — Идти и идти — в этом наше спасение. Не хватало, чтобы кони еще и простудились.
…Утром, наскоро позавтракав, они быстро собрались и пошли вверх по Убиенке. Оставался теперь второй запасной вариант плана — выход на реку Южную Озвереевку, где на карте отмечена перевалбаза совхоза. Но для этого необходимо форсировать Убиенку, а где, если единственный брод, отмеченный на карте, только летом, в мелководье, а сейчас осень, снег и дожди и вода за ночь в реке поднялась до самой высокой отметки?
— Совсем разлилась река — как весной, — вздыхал дед.
— Будем искать брод. Можно попробовать и вплавь, но только место надо найти поуже, лошади вынесут.
— Я не умею плавать, — сказал Дед.
— Тебя никто и не заставляет. Лошадь-то умеет. А ты будешь сидеть в лодке. Устраивает?
— На лодке нельзя. Надо коня за повод держать и грести. А не выгребешь — и все тогда… Лучше на лошади.
…Подходящее место нашли где-то к обеду. Течение, как и всюду, было сильное, не зато это было самое узкое, на стремнине бурлило, — значит, было не так уж и глубоко. Хотелось бы найти заводь потише, но за все время так ничего и не встретилось.
На обоих берегах росли высокие тополя, в долине не было ветра и даже казалось теплей.
— Попытаемся здесь, — сказал Аникей. — Обедаем на том берегу.
Они стали разгружать лошадей, оставив на них только седла. Достали резиновую лодку-пятисотку, накачали ее.
— Афанасьич, поищи карабины. У нас было два альпинистских карабина. И давай оба мотка капроновой веревки. Веревка нам теперь нужна.
Сам он достал из рюкзака меходежду, надел меховые носки-чижи, нерпичьи торбаса, сверху натянул нерпичьи брюки.
— Хорошо-то как, действительно! — и он с удовольствием попрыгал, походил в новом облачении.
— Совсем ты чукча, — засмеялся дед. — Ну, чукотский начальник, что делать будем?
— План такой, — сказал Аникей. — Один конец этого толстого капронового линя намертво привязываем к тополю. Я переплываю на Орлике и закрепляю на том берегу второй конец. Ясно?
— Ясно.
— Но прежде весь груз мы закрепляем на лодке. И пока она на берегу, второй, тонкий линь, привязанный к носовому коушу лодки, я вместе с канатом перевожу на тот берег, одновременно. Ясно?
— Ясно.
— Еще не все. Через два боковых коуша лодки пропускаем кусок веревки — отрежь метра три, вот так, ага, концы связываем. При натяжении получается треугольник, видишь?
— Да.
— Теперь вершину треугольника намертво привязываем к карабину, а сам карабин защелкиваем на основном тросе. И когда я буду тянуть лодку с того берега за тонкий носовой линь, одновременно лодка будет удерживаться карабином и карабин будет скользить. Оба натяжения не дадут лодке перевернуться. Течение в этом случае даже будет помогать, так как основное напряжение ляжет на карабин, будет какой-то упор, я смогу быстро тащить. Скользить по капрону карабин будет легко.
— Вот здорово! — восхитился дед. — Ты сейчас придумал или раньше пробовал?
— Не пробовал, но видел.
— Так… А я? — уныло спросил дед. — Я ведь плавать не умею.
— Вот задача-то, — почесал в затылке Марков. — Эх! Не будь течения, мы бы живо решили задачу про козу, волка и капусту… Как же ты до этого жил, если плавать не умеешь?
— Я с детства воды боюсь, — признался дед.
— С тобой так, — решился Марков. — Будем как лодку. Давай тот моток, подлиннее. Обвяжем тебя вот так, под мышками. Крепкий узел?
— Вроде крепкий.
— Давай-ка затянем. — Марков подошел к дереву, перекинул веревку, подтянул до предела, закрепил. — Ну, подожми ноги, повисни!
Дед повис.
— Ой! Под мышками режет!
— Ничего, зато видишь? Узел — не развяжешь, только разрезать.
Марков отвязал от дерева линь.
— Теперь давай небольшой конец. Так. Обвяжем тебя вокруг пояса. Нет, не за ремень — ремень может лопнуть. Вот так, потуже. А на свободный конец привяжем второй карабин. Ты его защелкнешь на основном тросе, прежде чем идти с Серым вводу. Понял? Получается, ты страхуешься так же, как лодка.
— Только лодка умеет плавать, а я нет.
— Ничего, выплывешь. Не так все и страшно. Ширина тут невелика, метров пятьдесят. Можно бы веревки перебросить… но пятьдесят метров мы не докинем…
— Не докинем, — подтвердил дед.
— Вот и придется мне все три веревки везти. Лишь бы не запутались, вот сейчас это самое главное. И снос большой. По сотне метров есть в мотках?
— Больше.
— Хватит даже при сносе, надо попробовать. Ну, а если веревки у меня кончатся, а я все еще буду в воде, ты веревки потихоньку вытащишь назад, они же привязаны на твоей стороне… Тогда что-нибудь еще придумаем. Не может быть, чтоб не придумали! Голь на выдумку хитра!
— Жизнь заставит, — вздохнул Афанасьич.
— Зато это единственная переправа. Впереди по маршруту больше рек нет. Давай покурим.
Они закурили.
— Да, чуть не забыл, — спохватился Марков. — Перед тем как сесть на Серого, сними сапоги. Сними сапоги, привяжи их на лодке. Надень шерстяные носки. Не босиком, а в шерстяных носках. Понял? Купание нам всем обеспечено сегодня по горло, но лучше купаться в носках. Как только я переберусь, сначала распалю костер, пионерский. Сушить будет чего, это уж точно…
— Я б лучше сейчас пешком в Ольховку вернулся, — признался дед. — На черта мне эта купель?
— Я бы тоже вернулся, — улыбнулся Аникей. — Не паникуй, последний бросок — и все.
— Хорошенький пляж, — ныл дед. — Прямо Сочи.
— Да, — засмеялся Аникей. — Пальм и фикусов не хватает.
Он бросил сигарету.
— Сейчас попробуем, как они чувствуют воду. Ох, черт! Седла-то снять забыли. Сейчас я сниму, ты сиди. Их никак нельзя мочить. Мокрый войлок — коню беда, враз спину сотрет.
Аникей распустил подпруги, отнес седла к лодке. С трудом взобрался на Орлика.
— О-хо-хо! Совсем никудышный я кавалерист. — И, натянув поводья, легонько дал Орлику шенкеля и направил его к реке.
Орлик послушно, осторожно ступил в воду, вошел в реку по колена, Аникей повернул его и прошелся немного по воде вдоль берега.
— Этот пойдет. Давай теперь Серого.
Аникей залез на Серого, натянул поводья, но конь мотал головой и не хотел идти в воду.
— Дай прут, Афанасьич!
Аникей стукнул коня пятками по животу, хлестнул прутом и тот покорно пошел в воду.
— Поупрямится и пойдет как миленький! — сказал он деду. — Только не либеральничай, прут не забудь. Давай еще договоримся о сигналах — с того берега не докричишься. Руки скрещены над головой, — значит, «внимание»! Обе руки резко вверх и вниз — «пошел»! Обе руки в стороны — «возвращаюсь». Без сигнала не трогайся.
