— Гм… понимаю… я посоветуюсь с руководством.
— Спасибо.
— Пока не за, что, — он положил трубку. — Гагара, собаки, дети, черт-те что, а не работа, — ворчал капитан.
Вортегов спустился с «голубятни», ушел на причал, и вскоре буксир, лавируя между льдами, был на середине бухты.
Черную собаку на белой льдине отыскали быстро. Когда суденышко на самом малом подошло к льдине, собака поняла, что люди к ней с добром.
Мокрая, лохматая, она дрожала, забившись на корме между бухт троса, и не прикасалась к еде — матрос вынес ей полбанки колбасного фарша.
Вечером пионеры пришли к Вортегову благодарить его, он их принял, напоил чаем с материковскими конфетами и в который раз за вечер пожалел, что никому из этих детей он не может приходиться дедушкой.
— Еще месяц назад, — выступал на другой день на совещании директор кожзавода, — мы приняли решение отлавливать собак, а кое-кто их спасает.
Вортегов знал, в чей огород камень, и молчал. А выступающий между тем продолжал:
— Наш завод успешно справляется с планом почти по всем показателям. По изделиям из нерпы, песца и оленьего кожсырья даже с перевыполнением. А вот по одной номенклатуре — мужские шапки из собачьего меха — мы не дотягиваем. То есть, прямо скажу, сильно отстаем. В итоге и собачьи унты, и собачьи спальные мешки полярники и гидробазовцы целевым назначением получают прямо из Казани. Собака социально опасна. Она может съесть человека при благоприятных обстоятельствах.
Вортегов внимательно разглядывал выступающего, хотя знал его давно и жили они через дорогу. В зале смеялись.
— Тише, товарищи, — встал председательствующий, успокаивая зал. Выступающий покинул трибуну. Объявили перерыв.
Комиссия по работе с детьми собралась на свое последнее (в конце августа) заседание подвести итоги летнего периода (итоги прекрасны — оздоровительные площадки, пионерлагерь на берегу моря, спортивный, хоть и небольшой, но уставленный снарядами комплекс, два работавших все лето спортзала в школе и роскошный подарок летчиков для малышей — списанный МИГ-21 прямо во дворе интерната!).
Но Вортегов чувствовал угрызения совести, так как во всем этом не было его личного вклада, все лето он прохлаждался на берегу теплого моря и, когда слушал радостный доклад председателя комиссии о катастрофическом падении кривой детского хулиганства за истекший период, чувствовал в своей душе рождение комплекса вины, и, более того, он явственно ощущал, как на дне его души пробивался зеленый росток надежды эту вину немедленно исправить.
Движение его души не было не замечено членами комиссии, и Ксанию Борисовичу поручили вести кружок при поселковом Доме пионеров, естественно, кружок морского дела.
На первое же занятие пришли к нему все те, кто уже побывал у него в гостях на чаепитии, и на второе занятие пришли все, свободные от других кружков, еще бы! — ведь кружок ведет национальный поселковый герой, спасший Гагару от неминуемой гибели.
На третьем занятии Ксаний Борисович понял, что ему с ребятами придется заниматься всем, чем угодно, и меньше всего морским делом. Любопытство ребят было безгранично, но во всех, поднятых ими проблемах, явно доминировал один интерес — собачий, или, точнее, кинологический уклон. Так, например, при изучении темы «Все флаги в гости будут к нам» (флаги иностранных государств на судах морского флота) Ксаний Борисович должен был рассказывать и о собаках, которые в этих странах водятся.
Готовясь к уроку «Морские узлы», Ксаний Борисович должен был копаться в литературе о собачьих поводках и ошейниках — и был прав, все свелось именно к этому.
А увлекательный рассказ об отважных мореплавателях, в одиночку на яхтах совершивших кругосветное плавание и хлебнувших лиху из-за ограниченности пищевого рациона, не обошелся без дополнительных ответов на вопросы о поведении собаки на корабле, о том, чем ее кормить в условиях человеческого голодания, о том, почему чукотская собака ест все, а книги по дрессировке рекомендуют начинать с кашки и толченого мела.
Старостой кружка была Снежанна Иванова, та самая пионерка, которая написала в газету о Гагаре и с товарищами пришла в редакцию. Обратил на это внимание Ксаний Борисович только спустя некоторое время, как и на то, что в кружке было много девочек, хотя морское дело всем им противопоказано.
«Она у них лидер и за стенами кружка», — догадался Вортегов. Но чем они за стенами кружка занимаются, было невдомек старому моряку. Как, впрочем, и то, почему они ходят именно к нему в морской кружок, так далекий от девичьих забот, от уроков труда с кружевами и вышивками.
Лед прочно сковал бухту. Все маломерные суда — плашкоуты, катера, буксиры, баржи — подняты на сушу, заведены под крыши цехов ремонтно-эксплуатационной базы. Хлопот у Вортегова стало меньше, и хоть хозяйство сложное, хоть не всегда удавалось выдерживать график ремонта и профилактики, все же зимний отстой не сравнишь с горячкой навигации, времени свободного прибавилось, а с ним и депутатских забот, совещаний-заседаний, — вечеров с детьми в Доме пионеров.
На одном из таких совещаний директор кожзавода увещевал Вортегова:
— Ксаний Борисович, вы там ближе к детям, разберитесь, они мешают нам работать.
А вечером Снежанна ему рассказывала:
— Мы шли в школу, а они собак ловят… Наши мальчишки бросились, увели собак.
— Куда увели?
— Сейчас собаки в гидробазовском доме спрятались, в подвале.
Тут Вортегов вспомнил, что час назад видел Гагару с ошейником, привязанной к крыльцу Дома пионеров. Он еще обратил внимание, что привязана она была морским узлом. Еще усмехнулся, знать, кружковцы.
…Никто из работников коммунального хозяйства не рискнул лезть в подвал к собакам. Просто заделали двери подвала кирпичом. В доме этом давно никто не жил, он был в аварийном состоянии — по стенам шли трещины, плохо держал фундамент на вечной мерзлоте. Но бездомные псы знали это место, при первой опасности бежали туда скрываться, а дети носили им еду.
— Мы выпустим собак из подвала, — сказала Снежанна. — Только вы никому не говорите, ладно?
— Ладно, — улыбнулся Вортегов. — Инструмент-то хоть есть?
— Мальчишки найдут…
Ни утром, ни днем Вортегов не встретил в поселке ни единой собаки и решил, что ребятам не под силу оказалась тяжелая физическая работа. «Надо бы помочь», — думал он.
Возвращаясь после обеда домой, встретил улыбающуюся Снежанну.
— Ну, как твои барбосы?
— Живы-здоровы… Петька с Андреем в школу, правда, опоздали, но ход разломали… Девочки собак в другое место увели.
— Они не разбегутся?
— Нет. Они понимают. Они только нас слушаются.
— Покажете где?
— Покажем. Вам покажем. Вы ведь никому не скажете?
— Никому. Честное пионерское.
— Завтра воскресенье. Мы пойдем туда утром. Только захватите с собой, Ксаний Борисович, еду и ножницы. Соберемся в десять у Дома пионеров.
— А ножницы зачем?
— Секрет, — засмеялась она. — Военная тайна!
— Ну, раз тайна — молчу. Договорились!
Вортегов пришел вовремя, но у Дома пионеров застал только Снежанну с Гагарой.
— Мальчишек нет, у них сегодня лыжи, а девочки уже ушли, — сказала Снежанна. Она взяла на поводок Гагару, отвязала ее от крыльца, и все трое отправились в сопки. Шли недолго, миновали только один распадок, но это была уже дальняя окраина поселка. Здесь были свалены в гору старые бочки из-под горючего, торчали остовы разрушенных складов, кое-где вокруг свалки можно было найти остатки хибар, построенных в первые годы освоения Севера.
Они миновали свалку и вышли к подножию большой сопки. Здесь когда-то пытались пробить штольню, возможно, холодильник, прошли метров сорок, но затем работы законсервировались.
— Это наша пещера, — сказала Снежанна.
У входа в пещеру лежал большой валун. Он был уже засыпан снегом, и Вортегов догадался, что при пурге весь снег задержится на этом естественном препятствии, вход будет заметен, и дальше снег в пещеру не проникнет.