Резкий смех Келси отдался эхом в замкнутом пространстве.

– Хорошим? Да уж, подожди и увидишь…

Хейвен занервничала, услышав эти слова.

– Ты говорила, что он политик, да?

– Да. Старый-добрый сенатор великого штата Нью-Йорк. Хотя на самом деле он ничего не делает.

– Чем занимается твоя мама?

– Пьет вино и донимает людей, – ответила Келси. – В сущности, она делает то же самое, что и мой отец – ничего.

Несмотря на то, что дом родителей Келси находился всего лишь в нескольких милях езды, им потребовалось практически сорок пять минут на то, чтобы добраться до него через пробки. Трехэтажный особняк располагался на Верхнем Ист-Сайде. Когда лимузин приблизился к дому, Хейвен обвела его удивленным взглядом. Аккуратно подстриженный газон и сложная система фонтанов вызвали у нее восхищение.

– Зачем ты переехала в тесную квартиру?

Келси вздохнула.

– Отец предлагал купить для меня квартиру неподалеку отсюда, но мне хотелось жить в районе Челси. Мы так долго тянули с выбором, что место рядом со школой оказалось найти крайне проблематично, но отец позвонил нужным людям и нам удалось снять квартиру над твоей.

Хейвен покачала головой, не в силах постичь проблему Келси. Когда лимузин остановился, водитель открыл для них дверцу и достал их сумки. Выйдя на улицу, они увидели моментально распахнувшуюся входную дверь, из которой вышли двое мужчин. Не произнеся ни слова, они забрали сумки девушек и отнесли их в дом.

На улице показался третий мужчина, неторопливо вышедший через парадный выход. Он был одет в костюм с галстуком, его темные волосы были идеально уложены, несколько седых прядей блестели на солнце. Остановившись, он внимательно изучил их взглядом.

– Келси.

– Отец.

– Рад тебя видеть.

Что-то раздраженно пробормотав, Келси откашлялась и ответила:

– Взаимно.

– Смотрю, ты привезла с собой подругу.

Оказавшись в центре внимания, Хейвен ощутила появившийся на ее щеках румянец.

– Да, это моя соседка, Хейден Антуанетт, – представила ее Келси. – Я пригласила ее на Рождество.

– Это очень, гм, мило с твоей стороны, – ответил отец Келси. – Это совсем на тебя не похоже.

Келси прищурилась.

– Я умею быть милой.

Проигнорировав ответ дочери, он сделал шаг вперед и протянул руку.

– Хейден Антуанетт, верно? Вы как-то связаны с Марией?

– С Марией Антуанеттой? – нахмурившись, Хейвен пожала крепкую руку сенатора. Его рукопожатие и господствующий вид обострили ее нервозность. – Она ведь была королевой Франции, верно? А я… я не имею никакого отношения к королевской династии.

Сенатор рассмеялся, когда Хейвен, замешкавшись, покраснела еще больше.

– Я пошутил, дорогая. Приятно познакомиться.

– Взаимно…

– Кейн, – представился мужчина, отпуская ее руку. – Зови меня Кейн.

– Зови меня Кейн, – передразнила его Келси, имитируя глубокий голос отца. – Вы уже закончили целовать задницы, сенаторы? Мы можем войти?

– Разумеется, солнышко, заходите, – ответил Кейн, указав рукой в сторону входа.

Взяв Хейвен за руку, Келси потянула ее за собой и миновала отца. Кейн внимательно наблюдал за ними, словно изучая каждый их шаг, от его взгляда Хейвен стало не по себе.

Следуя за Келси, она осматривала огромный дом, пока они поднимались по лестнице. Келси показала ей гостевую комнату, где возле кровати уже стояли вещи Хейвен.

– Моя спальня находится справа, – сказала Келси. – Дверь в конце коридора.

После того, как Келси оставила ее, Хейвен присела на большую кровать с балдахином. Гостевая комната, размеры которой превосходили размеры всей ее квартиры на другом конце города, была выдержана в бордовых и золотистых тонах. Ковер под ногами Хейвен был белоснежно-белым – в действительности, он был настолько белым, что она боялась на него ступать.

Расстегнув свою сумку, Хейвен достала дневник в кожаной обложке. Разувшись, она легла на кровать и, погрустнев, перевела взгляд на прозрачный балдахин золотистого цвета. Как бы сильно она ни пыталась бороться с грустью, пытаясь победить ее с помощью улыбки, печаль оказалась сильнее.

Канун Рождества. Завтра наступит Рождество. А на следующий день… Хейвен не любила думать о том, что значило для нее 26 декабря.

Открыв дневник, она достала спрятанный среди страниц лист бумаги и развернула его, смотря на неровные буквы, написанные посреди ночи во время прошлогоднего Рождества. Она перечитывала письмо столько раз, что могла процитировать его слово в слово.

Дочитав до конца, она провела пальцами по трем простым словам: «Я люблю тебя».

– Я тоже тебя люблю, – прошептала она.

Спустя год она, как и прежде, любила его.

* * *

Кармин пришел в замешательство, когда Коррадо проехал улицу, которая вела к его дому.

– Думаю, Вы пропустили поворот, – сказал он, прочистив горло.

Коррадо не сводил глаз с простирающейся перед ним дороги. Ничего не ответив, он потянулся к радио и, нажав на кнопку, включил музыку. Из динамиков громко зазвучала композиция Фрэнка Синатры, от которой Кармину стало не по себе.

Фрэнк Синатра пробуждал в Коррадо нечто особенное.

Паника и паранойя Кармина усилились, когда Коррадо свернул на безлюдную дорогу, заезжая в один из районов, в которых Кармин не бывал уже более десяти лет. Он, без сомнений, наломал дров и понимал, что его поступки будут иметь свои последствия, но он не ожидал того, что все будет так. Он никогда не думал, что его дядя потеряет терпение. Он никогда не думал, что он на самом деле сможет убить его.

До этого момента Кармин, несмотря ни на что, верил в свою неуязвимость.

Спустя несколько минут Коррадо сбавил скорость и остановился у обочины. Потянувшись в сторону Кармина, он нажал на ручку и распахнул пассажирскую дверцу.

– Прочь.

Кармин осмотрелся по сторонам, ища хоть одну живую душу. Коррадо не станет убивать его при свидетелях.

– Что?

– Я сказал, прочь!

Кармин подчинился, услышав повысившийся голос своего дяди. Выбравшись из машины, он захлопнул за собой дверь и принялся поспешно обдумывать происходящее. Планируя сбежать, он задумался о том, сможет ли он скрыться от Коррадо в ближайших переулках, однако действовать ему не пришлось. В ночном воздухе раздался визг шин, сопровождаемый выхлопом, когда Коррадо, не мешкая, тронулся с места, оставив Кармина в одиночестве.

Проследив взглядом за красными задними фарами, исчезнувшими в ночи, Кармин испытал некоторое облегчение и, вместе с тем, куда большее замешательство.

– Что за хуйня?

– Ну и ну, – голос возникшего позади Кармина человека прозвучал настолько близко, что у него едва волосы на затылке не встали дыбом. – Здесь подобные выражения неприемлемы.

Обернувшись, Кармин инстинктивно потянулся за своим пистолетом, однако, к его удивлению, он пропал. В действительности, при себе у него не было ничего – ни удостоверения личности, ни кошелька, ни цента.

Замерев, он с облегчением вгляделся в человека, стоявшего в нескольких футах от него. Первым, что он заметил, стал черно-белый воротник. Ярко-белая полоска ткани буквально светилась в темноте.

Кармин озадаченно перевел взгляд на большое коричневое сооружение позади мужчины, всматриваясь в большие двери, украшенные орнаментом, и огромные ступени, ведущие к входу. Коррадо высадил его перед старой церковью.

– Простите, сэр, – пробормотал Кармин. – Или… святой отец?

Священник улыбнулся.

– Ты можешь звать меня отцом Альберто. В чем заключается твоя сегодняшняя проблема?

– Ни в чем. Никаких проблем. Я просто… – Кармин не знал, что сказать. Я просто едва не проебал свою жизнь и думал, что мой дядя собирается меня за это убить? – …мне нужен телефон. Вы не подскажете, где я мог бы его одолжить? Я понимаю, что у Вас телефона быть не может, но, возможно, Вы знаете человека, у которого он есть?