Возле дома стояла «Мазда», окно которой были покрыты тонким слоем инея. Выпавший ночью снег начал таять, однако на машине еще оставалось немного снега. Она стояла на том же месте, что и вчера, и казалась совершенно нетронутой. Заметив это, Хейвен ощутила прилив надежды.

– Кармин? – позвала она, вместе со словами из ее рта вырвалось облако пара. – Где ты?

– Он уехал.

Услышав знакомый голос, Хейвен обернулась, чувствуя, как сильно колотится ее сердце. Доктор ДеМарко стоял в дверях, сочувственно смотря на нее. Хейвен ощутила жуткую дурноту, заметив это.

Этого не могло быть. Ни за что.

– Вы ошибаетесь, – сказала Хейвен. – Он не уезжал.

– Его здесь нет.

– Нет! – закричала Хейвен. – Он здесь!

– Это не так.

– Я должна отговорить его!

– Это невозможно.

Голос доктора ДеМарко был лишен всяческих эмоций, он говорил так, словно возражения не принимались ни при каких условиях, но Хейвен попросту не могла с этим смириться. Не могло быть слишком поздно.

– Его машина на месте! – запротестовала Хейвен, с отчаянием махнув рукой в сторону «Мазды».

– Не он был за рулем.

– Он не оставил бы свою машину!

– Он оставил ее тебе.

– Этого не может быть! Он любит ее!

– Тебя он любит больше.

Услышав это, Хейвен лишилась самообладания. Из ее груди вырвалось громкое рыдание, отдавшееся по двору эхом, слезы продолжали струиться по ее щекам. Почувствовав слабость в коленях, она опустилась на крыльцо, качая головой.

– Это неправильно, – плакала она. – Это ошибка. Он не мог просто уехать!

Доктор ДеМарко продолжал стоять в дверях, не шевелясь.

– Мне жаль.

– Жаль? – с удивлением переспросила Хейвен. – Вам жаль?

Прежде, чем он успел бы ответить, на пороге появился Доминик, оттолкнувший отца в сторону. Присев на корточки, он притянул Хейвен в свои объятия, утешая ее и сердито смотря на отца.

– Доминик, – сказала Хейвен, – попроси его вернуться!

– Я не могу, – ответил Доминик. – Я пытался, twinkle toes, честное слово, но он не желал меня слушать.

Рыдания Хейвен сменились истерикой, она начала икать, пытаясь отдышаться. Ей казалось, что она разваливается на части, что сердце вырвали из ее груди, в то время как она сама рассыпается на множество осколков.

– Тебе нужно успокоиться, – сказал Доминик, поглаживая ее по волосам. – Сделай глубокий вдох, хорошо? Все будет в порядке.

– Как ты можешь так говорить? – воскликнула Хейвен в исступлении. – Я не могу без него!

Доминик крепче обнял ее.

– Нет, можешь. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но ты сможешь. Ты сильная. Ты отлично со всем справишься самостоятельно.

Эти слова не произвели на Хейвен того эффекта, которого ожидал Доминик. Вместо утешения и успокоения она почувствовала себя так, словно последние отголоски счастья, которые еще хранились в ее сердце, исчезли навсегда.

Самостоятельно. Это слово словно проникло под ее кожу, пробудив то самое ужасающее чувство, которое она уже когда-то испытывала в Блэкберне, когда бежала по пустыне, отчаянно надеясь спасти свою жизнь. Теперь у нее не осталось ничего, кроме призрачного будущего.

Будущего в одиночестве.

– Как он мог уехать? – прошептала она. – Ведь он даже не дал мне возможности попрощаться.

Кармин стоял посреди покрытой грязью дороги. Носки липли к его ногам, вызывая дискомфорт – подошвы его старых кроссовок «Nike» совершенно не задерживали влагу – однако, несмотря на это, он не мог сдвинуться с места. Он застыл словно лед, покрывавший улицу.

Дом находился в нескольких футах от края тротуара, синяя дверь утопала в свете уличного фонаря. Солнце только-только скрылось за горизонтом, однако покрытое облаками небо над Чикаго создавало иллюзию позднего часа.

На то, чтобы добраться до города у них ушел целый день – покинув Дуранте, они два часа добирались до аэропорта, после чего оставшуюся часть дня они провели в самолете. Не было никаких споров, никакого осуждения, никакой жалости – в действительности, большую часть времени они просто молчали. Селия и Коррадо не тревожили Кармина, позволив ему погрузиться в свои мысли, и он был бы признателен им за это в любой другой день, но только не сегодня, поскольку в его мыслях царил настоящий хаос.

Когда они приземлились, Коррадо спросил у него о том, куда он желает направиться. Кармин без раздумий пробормотал одно лишь только слово: «Домой». Он подразумевал дом в Дуранте, куда ему отчаянно хотелось вернуться, однако Коррадо понял его буквально.

Спустя час он стоял перед домом, в котором прошло его детство, и не мог сдвинуться с места. Он вздрогнул от холода, когда промчавшаяся мимо него машина окатила его грязной, ледяной водой из лужи. Сделав шаг вперед, он отошел в сторону, и покачал головой, остановившись на тротуаре.

– Прекрати быть таким слабаком, – пробормотал Кармин едва слышно, достав из кармана ключ, который передал ему отец. – Это же всего лишь, блять, дом.

Держа в руках сумку, он поднялся на крыльцо и отпер дверь. Внутри было так же холодно, как и снаружи, от пропитавшей дом сырости у Кармина застучали зубы. Потянувшись вперед, он нажал на выключатель, и тяжело вздохнул, когда ничего не изменилось.

В доме не было электричества.

Он прошелся в темноте по первому этажу, переходя из одной пустой комнаты в другую.

Никакой мебели.

– Блять.

Бросив сумку посреди гостиной, он остановился, смотря на пустые стены, после чего закрыл глаза.

В доме не было совершенно ничего.

С большим трудом ему удалось вспомнить последний раз, когда он стоял на этом месте. В гостиной было полно вещей, она была обжитой и уютной, все вокруг было чем-то занято, за исключением дальнего угла гостиной. Они освободили это место для того, чего Кармину хотелось больше всего на свете. Он умолял об этом месяцами и этот день, наконец, наступил.

– Мам, а как они смогут втиснуть его в дом? – спросил он. – Он же больше нашей входной двери!

– Они что-нибудь придумают, – ответила Маура, заходя в комнату и надевая куртку. – Они пронесут его сюда – даже в том случае, если им придется предварительно разобрать его на кусочки, – потрепав Кармина по взъерошенным волосам, она широко улыбнулась ему. – Идем, sole. Нам пора, мы не можем опоздать на твой концерт! Когда вернемся сегодня домой, рояль уже будет здесь.

Кармин с нежностью улыбнулся, вспомнив милый голос своей матери, однако его улыбка померкла, когда он открыл глаза. Он перевел взгляд на угол гостиной. Тем вечером они так и не вернулись домой.

Уже во второй раз за этот день у него защипало от слез глаза, однако на сей раз он не стал их сдерживать. У него больше не было на это причины, ему было не перед кем держать себя в руках. Не было причины быть сильным. Завтра он соберется с духом и двинется дальше, выйдет из дома с высоко поднятой головой, но только не сегодня.

Сегодня он остался один в холодном, темном доме, столкнувшись лицом к лицу со смутными, болезненными воспоминаниями.

* * *

Винсент ДеМарко сидел в одиночестве в своем кабинете, барабаня пальцами по деревянному столу. Солнце село несколько часов назад, оставив кабинет в полнейшей темноте. Спустя некоторое время его глаза привыкли к темноте, однако он не пытался что-либо разглядеть. Он прекрасно видел то, что требовалось.

Перед ним лежал дневник Хейвен, открытый на той странице, которую Кармин показал ему несколько дней назад. Винсент внимательно рассматривал рисунок Карло, изучая каждый изгиб его лица, каждую деформированную линию его шрама. Нарисованный Хейвен портрет был настолько точным, что по коже Винсента побежали мурашки – она прорисовала каждую деталь изуродованного лица, не упустив из виду даже маленькую, продолговатую родинку под его левым глазом.

Винсенту было известно, что это родимое пятно появилось только лишь в прошлом году.