Несмотря на это, внутренний голос призвал его не делать скоропалительных выводов. Возможно, им двигало любопытство или инстинкт, но что-то вынудило его остаться на месте и продолжить просмотр видеозаписи.
В течение последующего получаса Коррадо не отрывался от экрана, ошарашено и безмолвно наблюдая за тем, как человек, которого он некогда считал наставником, другом, братом, превратился в предателя и труса, и открывал миру секрет, который шокировал даже его. Он много всего повидал в своей жизни и многое делал саморучно, но те вещи, в которых признавался Фрэнки – ужасающая правда, срывавшаяся с его губ – не поддавались даже разуму Коррадо.
Это было невообразимо. Ужасно. Отвратительно.
Испытываемое Коррадо отвращение нарастало с каждым новым словом, его презрение достигло небывалой силы. Все, во что он верил – все, что знал – оказалось под сомнением из-за безвольной получасовой исповеди.
– Это правда, – тихо сказал Фрэнки, качая головой, будто бы он и сам не верил своим собственным словам. – Мне приходится жить с тем, что я сделал… с тем, соучастником чего я стал. Я не собираюсь за это извиняться и просить прощения. Я сделал то, что мне пришлось сделать. Но я слишком долго хранил этот секрет, и больше не в состоянии этого делать… Если кто-нибудь смотрит эту запись, то я, вероятно, уже давно мертв. Я не удивлюсь, если именно из-за этого меня и убьют. Мне давно кажется, что происходит нечто такое, о чем я не знаю – возможно, люди совсем скоро обо всем узнают. И, возможно, я заслуживаю смерти за содеянное, но не я один. Если именно так все для меня закончится – если я покину земной ад и окажусь в настоящем аду, то я надеюсь на то, что дьявол отправится туда вместе со мной. Так будет справедливо, потому что именно он контролировал все случившееся, – наклонившись вперед, Фрэнки отключил камеру.
Коррадо смотрел на погасший экран, в кабинете вновь воцарилась тишина.
Потрясен до глубины души. Только так Коррадо мог описать свое состояние.
Взяв себя в руки, он достал видеокассету из магнитофона и запер ее в ящике стола. Отключив видеомагнитофон и взяв кассету с мультфильмом, он вышел в коридор.
– Где ты взял магнитофон? – спросил он у охранника.
– Украл, – ответил мужчина. – Обшарил несколько домов в квартале отсюда и нашел его.
Коррадо передал видеомагнитофон и кассету охраннику.
– Верни его на место.
Охранник побледнел.
– Что?
– Ты меня слышал, – ответил Коррадо. – Что за ничтожество крадет у ребенка?
Глава 17
Время лечит все раны. Il tempo guarisce tutti i mali. Люди повторяют это снова и снова, умалчивая при этом о глубоких шрамах, остающихся на душе. Порой раны, которые мы пытаемся игнорировать, начинают гноиться.
То, что изначально кажется царапиной, едва задевшей поверхность, превращается в глубокую рану, разрывающую плоть до тех пор, пока от тела не остается ничего, кроме оголенных нервов и нефункционирующих органов. Дабы понять, что такое боль, ее необходимо прочувствовать, и случается это обычно слишком поздно. Боль калечит, вынуждая опуститься на колени.
Душевную боль, которая терзала его, Кармин каждый вечер пытался заглушить с помощью алкоголя – иногда боль была такой сильной, что он отключался. Его дни были наполнены агонией, ночи были ничем не лучше – все пережитое он видел в своих снах. Скрыться от реальности он мог только лишь в те моменты, когда терял сознание. Каждую ночь, отдаваясь во власть пьяного дурмана, он от всей души надеялся на то, что утром – если оно наступит – он сможет обо всем забыть. Больше всего ему хотелось просто забыть.
Однако этого так и не случилось. Просыпаясь утром, он чувствовал себя еще хуже, чем накануне, и все начиналось заново. Он переставал себя контролировать, и совершенно об этом не беспокоился. Его больше не волновало то, что с ним происходит – ему хотелось всего лишь обрести покой. Любой ценой.
Едва ли не каждую ночь он проводил в клубе «Luna Rossa» с Реми – громкая музыка и большое скопление людей отвлекали от мыслей. Затем на смену шуму приходил алкоголь. Он знакомился с новыми людьми, некоторые из которых, возможно, при других обстоятельствах смогли бы стать ему хорошими друзьями, однако ни одному из них не удалось пробиться через ту стену, которую Кармин возвел вокруг себя. Избавиться от снедающей его боли ему нисколько не помогало и то, что ему часто приходилось видеть Реми в компании его девушки – обладательницы стройной фигуры, рыжих волос и сине-зеленых глаз. Их отношения напоминали ему о том, чего он лишился, от чего отказался, и в чем отчаянно нуждался, несмотря на то, что больше не мог этого иметь.
Находясь в обществе других людей, Кармин держал себя в руках, играя ту роль, которую от него ожидали, однако в те моменты, когда он находился в одиночестве, его рана становилась все глубже и глубже.
День клонился к вечеру, когда Кармин, пошатываясь, вышел из своей спальни. На нем не было ничего, кроме мешковатых джинсов, свободно свисавших с его бедер. Затянув ремень, он уже не в первый раз переставил язычок пряжки в другое отверстие и спустился на первый этаж. Перешагнув через валявшуюся в коридоре одежду, он прошел на кухню. В силу того, что кондиционер не работал, воздух в доме был душным и затхлым. Сделав глубокий вдох, Кармин ощутил, как у него зажгло в груди. Он обливался потом, в висках гулко стучало.
В желудке у Кармина громко заурчало, голод давал о себе знать. Открыв дверцу холодильника, он достал картонную коробку с остатками китайской еды. Внимательно ее осмотрев, Кармин попытался вспомнить, когда именно он делал заказ, однако спустя мгновение отбросил эти мысли и взял вилку.
Приступив к еде, он взял со стола почту и просмотрел ее: счета, уведомления, листовки, рекламные брошюры, которые не были даже адресованы ему. Взяв конверт кремового цвета, он увидел свое имя, изящно выведенное курсивом на лицевой стороне. Вскрыв конверт, он достал пригласительную карточку, и прочел написанный золотистыми буквами текст: «Доминик ДеМарко и Тесс Харпер имеют честь пригласить Вас на их свадьбу, которая состоится 27 октября».
Услышав громкий стук в дверь, эхом прокатившийся по пустынному дому, Кармин не потрудился даже поинтересоваться тем, кто это мог быть. Вместо этого он облокотился на столешницу и сосредоточил свое внимание на приглашении, практически не чувствуя вкуса остывшей китайской лапши, которую он пытался проглотить. Свадьба. Его брат женится.
Стук в дверь становился все громче и сильнее. Спустя несколько минут входная дверь распахнулась, впустив в дом солнечный свет, осветивший фойе.
– Кармин? – крикнула Селия, закрыв за собой дверь.
– Я здесь, – пробормотал он в ответ с полным ртом.
Развернувшись, Селия направилась в сторону кухни и через несколько секунд показалась в дверном проеме. Остановившись, она с удивлением посмотрела на Кармина.
– Что ты делаешь?
– Ем, – ответил он, протягивая ей коробку с лапшой. – Хочешь?
Тяжело вздохнув, Селия нащупала на стене выключатель и нажала на него. Кармин прищурился от яркого света, и попытался прикрыть глаза рукой.
– Боже, а это правда необходимо?
– Необходимо? – переспросила Селия с горечью и неверием в голосе. – Это зовется электричеством, Кармин. Это одна из составляющих цивилизации. Разумеется, это необходимо! Но, честно говоря, я удивлена тому, что у тебя вообще есть свет. Телефон, кажется, точно не работает.
Кармин вздохнул, но промолчал. У него совершенно не было настроения спорить.
– Ты только оглянись вокруг, – воскликнула Селия, поморщившись. – Какой бардак! Здесь ужасно пахнет!
Кармин вновь предпочел промолчать, наблюдая за тем, как его тетя начала порхать по кухне, выбрасывая мусор и собирая грязную посуду. Пока она прибиралась, что-то расстроено бормоча себе под нос, Кармин не двигался с места.
После того, как на кухне воцарился относительный порядок, Селия развернулась к Кармину, наградив его сердитым взглядом.