– У них было несколько собак, но, в основном, это были лошади, – сказала она. – Я оставалась вместе с ними в конюшнях.

Кармин был застигнут врасплох, его палец задел не ту струну. Они оба поежились от резкого звука.

– Ты спала с чертовыми лошадьми?

– Да, но было не так уж и плохо.

Он стиснул челюсть, пытаясь обуздать свой темперамент. Расстройство ничему не поможет, это только лишь заставит ее замкнуться в себе. Она могла говорить, что это было не так уж и плохо, но Кармин не мог придумать более бесчеловечного положения вещей.

Он продолжал перебирать струны своей гитары, наигрывая мелодию, пока Хейвен читала. Иногда она отрывалась от книги, поднимая глаза и смотря на него.

– Могу я кое о чем спросить, Кармин?

– Конечно.

– Почему ты стрелял в Николаса в прошлом году?

По библиотеке пронесся еще один фальшивый звук, когда он посмотрел на нее. Из всех вопросов, которые она могла ему задать, она предпочла вопрос о Николасе?

– Почему ты хочешь об этом узнать?

– Мне просто стало любопытно, что такого можно было сделать, чтобы так сильно тебя огорчить.

Он вздохнул.

– Мы крупно поссорились после того, как я потусовался с его сестрой. Он разозлился и начал нести все подряд, сказал что-то про мою маму, и я просто не сдержался.

– Про твою маму?

– Да.

– Она в Чикаго?

Он снова вздохнул.

– В Хиллсайде.

– Чем она там занимается?

Он замешкался.

– Ничем. Ее… нет.

– Ты имеешь в виду то, что она мертва?

Кармин вздрогнул от этого слова и кивнул.

Он снова начал играть, когда Хейвен вернулась к своей книге, больше ничего не сказав. Он не ощущал с ее стороны ни осуждения, ни разочарования, ни давления. До этого момента он даже и не осознавал того, какой ограниченной стала его жизнь, как сильно он на самом деле жаждал этого ощущения принятия. Она изменила его. Пока что он не был уверен в том, как именно, но он чувствовал себя как-то иначе. Теперь он снова чувствовал себя сыном Мауры, и куда меньше – наследником Винсента ДеМарко.

* * *

– Посмотри на «Suburban».

Тон Коррадо был равнодушным, но Винсент прекрасно знал, что тот был настороже. Выждав несколько секунд, он повернул голову и увидел черный «Chevy Suburban», припаркованный у обочины в полуквартале от них.

Полностью тонированные стекла машины мешали увидеть ее салон, но Винсент мог предложить один или два варианта того, кто это был.

– Думаешь, это ФБР? На местных жителей не похоже.

– Все возможно, – ответил Коррадо. – ФБР, Министерство юстиции, ЦРУ… без разницы. Все они могут создать нам проблемы.

Винсент покачал головой.

– Кто же настолько значим, что ЦРУ работает субботним вечером?

– Никогда нельзя знать наверняка, – ответил Коррадо. – Может, они хотят завербовать меня для какой-нибудь засекреченной миссии.

Винсент рассмеялся, хотя он бы не удивился тому, если бы они действительно рассматривали подобную возможность. Это был бы уже не первый раз, когда правительственные силы пришли к одному из них в надежде на обмен услугами.

– Утром они припарковались возле клуба, в который мы заходили, – сказал Коррадо. – А затем, после ужина, и возле ресторана.

– И ты только сейчас говоришь мне о них?

– Ты должен был заметить их самостоятельно. Они не особо конспирировались.

– Ты ведь не думаешь, что это кто-то вроде ирландцев, да? Или русских?

– Нет, это агенты правоохранительных органов – и либо это новичок, устраивающий свою первую засаду, либо же они намеренно делают так, чтобы их заметили. Как бы там ни было, я оскорблен. За кого они меня принимают? За идиота, который их не заметит или же за труса, которого они могут запугать?

– Может, они и не тебя ищут, – сказал Винсент. – Возможно, они следят за мной.

Коррадо пожал плечами.

– Да, возможно. В этом было бы куда больше смысла.

– Почему это?

– Потому что ты – идиот, который бы их не заметил.

Если бы Винсент не был зрелым мужчиной, и если бы был уверен в том, что его свояк не ударит его за это, то он бы определенно закатил глаза.

– Я расскажу об этом Салу, – сказал Коррадо. – Если они что-нибудь разнюхивают, то нам нужно будет принять необходимые меры предосторожности и начать вносить изменения.

Кивнув на прощание, Коррадо зашел в свой дом, и Винсент, еще немного постояв, направился в сторону своего дома. Он достал из кармана связку ключей, когда ступил на крыльцо белого, двухэтажного дома, и воспользовался потертым, медным ключом для того, чтобы отпереть входную дверь. В доме стоял сильный, затхлый запах, от пыли у Винсента защекотало нос, когда он прошел в коридор. Его окутывала духота, воздух в доме был спертым из-за того, что он был так долго заперт.

Винсент прошелся по пустующему первому этажу, звуки его шагов по деревянному полу отдавались эхом от голых стен. Ноющая боль в его груди мешала ему дышать, и, несмотря на то, что Винсент винил в этом удушливый воздух, он знал, что на самом деле его пожирали изнутри эмоциональные муки.

Он закрыл глаза, облокотившись на стену в гостиной. На него нахлынули воспоминания, он явственно видел солнечный свет, льющийся в дом через открытые окна, прохладный воздух проникал в комнату, раздувая лазурные шторы. Дом был заставлен мебелью и украшен различными безделушками, семейные фотографии заполняли собой каждый сантиметр свободного пространства.

Он снова слышал торопливые шаги в коридоре на втором этаже, визг радостных детей, играющих в прятки. Из небольшого радио лилась музыка, наполняя воздух мелодиями Моцарта и Бетховена. И Винсент снова ощущал любовь и тепло, то счастье, которого ему так не хватало. Вокруг него царил полнейший хаос, но это место было его миром. Его домом. И ничто не могло с этим сравниться.

И вот появилась она – порхающая, как и всегда, по дому в своем летнем, развевающемся платье, шлепающая босыми ногами по деревянному полу, ногти на пальцах ее ног были накрашены светло-розовым лаком. Она улыбнулась ему, ее зеленые глаза сверкали, и боль в его груди усилилась, когда он потянулся к ней. Она была такой красивой и доброй, с большим пониманием относящейся к тому, чем он занимался.

Все исчезло, когда Винсент снова открыл глаза. У него не осталось ничего, кроме темноты и тишины, которая в этой пустой комнате нарушалась только лишь его удушливыми вдохами. Он все еще иногда ночевал здесь, когда приезжал в Чикаго, хотя в доме больше и не было ни электричества, ни мебели. Он ложился на пол и смотрел в белый потолок, время вокруг него застывало, пока он окунался в свои воспоминания. Но сегодня он не был намерен этого делать. Он не мог остаться.

Черного «Chevy Suburban» уже не было, когда Винсент снова вышел на улицу. То место, на котором он был припаркован, теперь пустовало.

* * *

В ту ночь Хейвен просто лежала в своей постели, поскольку ей никак не удавалось заснуть. Хотя на сей раз ей мешали не кошмары, а реальность.

Или то, что, как ей казалось, было реальностью – некоторая ее часть верила в то, что этого не могло происходить на самом деле. Она раздумывала над тем, привели ли к негативным последствиям все те годы, в течение которых она подавляла свои надежды на будущее, или же все это ей попросту снилось.

Всю свою жизнь она принадлежала другим людям, но впервые за все время она почувствовало себя иначе. Суть была не в принадлежности, а в том, чтобы быть частью чего-то. Никогда прежде людей не волновало то, что Хейвен думала или чувствовала, но Кармина это волновало. Он спрашивал ее мнения, и впервые за всю свою жизнь ей хотелось отвечать.

Его поцелуи были невероятными – словно холодная вода со льдом в жаркий день в пустыне. Они будоражили ее, наполняя жизнью, и помогали продолжать двигаться вперед. От него у нее перехватывало дыхание, заставляя при этом испытывать удовлетворенность.