Она помешивала пасту, когда снова услышала шаги, парень направился прямо к ней. От той напряженности, которой было охвачено ее тело, ее мышцы охватила ноющая боль, ее руки дрожали с каждым шагом, который делал Нунцио. Он остановился рядом с ней, и она начала дрожать от того отвращения, которое испытала в тот момент, когда почувствовала своей кожей его дыхание.

– А ты гораздо симпатичнее, чем я полагал, – сказал он, слегка проводя костяшками пальцев вниз по ее руке. – Думаю, мы могли бы немного развлечься.

Он опустил руку на ее бедро. Хейвен крепко зажмурилась, желая того, чтобы он убрал свою руку. В этот же миг ее отбросило в сторону. Она налетела на плиту, ее рука приземлилась в кастрюлю с кипящей водой. Она быстро открыла глаза, ощутив опаляющую боль, и сжала другой рукой свою пульсирующую ладонь. Доктор ДеМарко прижал Нунцио к тумбочке, поднеся к его шее зазубренное лезвие кухонного ножа.

– Не дотрагивайся до моей собственности, Косоглазый, – сказал он резким тоном.

Нунцио безучастно посмотрел на него.

– Я услышал тебя.

Лезвие ножа находились настолько близко к его коже, что вот-вот повредило бы ее. Хейвен могла видеть, как пульсирует вена на его шее, пока его сердце бешено колотилось. Спустя мгновение доктор ДеМарко сделал шаг назад, и Нунцио, бросив на Хейвен взгляд, вышел из кухни. Бросив нож на тумбочку, доктор ДеМарко направился к Хейвен.

Она отпрянула от него.

– Я сожалею.

Игнорируя то, что она вздрогнула, он взял ее руку для того, чтобы осмотреть ожог.

– Ты ни в чем не виновата.

Набрав в раковину холодной воды, он опустил в нее руку Хейвен, сказав ей, чтобы она держала ее в воде в течение двадцати минут. После того, как доктор ДеМарко ушел, Хейвен смотрела на часы, отсчитывая время. Как только двадцать минут прошли, она спустила из раковины воду и заново принялась за приготовление пасты.

* * *

Приехав домой после футбольной тренировки, Кармин заметил выстроившиеся перед домом взятые на прокат седаны. Их вид заставил его занервничать. Отец вернулся из Чикаго не один.

Заходя в дом, Кармин дошел до фойе и услышал голос Сальваторе. Быстро взглянув на находящуюся на кухне Хейвен, он направился в гостиную.

Сальваторе улыбнулся, когда он вошел.

– Ах, Principe! Вот и мой крестник!

Кармин поцеловал внешнюю сторону руки Сала, когда тот протянул ее ему. Если и существовала такая традиция, от которой Кармина подташнивало, то ею точно было целование руки.

– Рад Вас видеть, Сал.

– И я тебя, мой дорогой мальчик. Мы только что о тебе говорили.

– Что-нибудь хорошее? – спросил Кармин.

– Твой отец рассказывал нам о том, чем ты занимался.

Он усмехнулся.

– Значит, плохое.

Винсент поднялся со своего места, качая головой, пока остальные смеялись.

– Если вы нас извините, друзья, то мы ненадолго отлучимся. Мне нужно поговорить со своим сыном.

Сал махнул ему в знак согласия, и Кармин побледнел, заметив выражение лица своего отца. Он прошел за ним, начиная паниковать. Винсент остановился в фойе.

– Поднимайся в мой кабинет. Я приду через минуту.

Кармин опустился в черное, кожаное кресло в кабинете своего отца, пытаясь казаться непринужденным, хотя на самом деле внутри него царил полнейший хаос. Он постукивал пальцами по подлокотнику до тех пор, пока через несколько минут позади него не открылась дверь.

Сев за свой стол, Винсент открыл ноутбук. Он не произносил ни слова, не обращая никакого внимания на присутствие Кармина, который начинал нервничать еще больше. Зачастую молчание его отца было куда хуже, чем крики.

– Тебе нравится число тринадцать, Кармин?

Кармин нахмурился, услышав вопрос.

– Конечно. В смысле, это же всего лишь цифра.

– Никогда не понимал этой одержимости числом тринадцать, – сказал Винсент, что-то печатая на своем ноутбуке и не удостаивая Кармина взглядом. – Существует даже психическое расстройство, связанное с боязнью этого числа – трискаидекафобия. В южной части Италии слово «tredici» – то есть число тринадцать – используется и в качестве сленга, означающего, что чья-то фортуна изменила ему.

Он замолчал, и кабинет погрузился в тишину. Кармин снова начал барабанить пальцами по подлокотнику.

– Знаешь, я ценю всю эту малозначительную ерунду, и, если я когда-нибудь буду принимать участие в «Jeopardy», то это, возможно, сможет мне пригодиться, но сейчас я не понимаю, какое, блять, это имеет ко мне отношение.

Винсент перестал печатать, и Кармин тяжело вздохнул. Он сам только что сыграл отцу на руку.

– Lasciare in tredici.

– Хочешь сказать, что удача только что отвернулась от меня?

– Не только от тебя, – ответил Винсент, возвращая свое внимание ноутбуку. – И просто, чтобы ты знал – я буду просматривать камеры, поэтому не смей нюхать порошок в моем доме.

– Я не употребляю кокаин, – сказал он, сделав паузу перед тем, как закончить предложение, – больше.

– Хорошо, потому что меня не обрадовала бы необходимость платить пластическому хирургу за то, чтобы он привел в божеский вид это красивое лицо, которое бы ты обезобразил. Однажды я видел женщину, которая настолько испортила свой нос, что в итоге осталась с чем-то вроде свиного пяточка. Придется показать тебе фотографии.

– Мне не нужна хирургия. Я завязал. И изменился.

Винсент посмотрел на него.

– Изменился? Кстати, говоря о числе тринадцать, Кармин. Ты в курсе, что Райану Томпсону наложили тринадцать швов?

Кармин закатил глаза.

– Слушай, если все дело в Хэллоуине, то я…

Винсент поднял руку, призывая его тем самым замолчать, и Кармин прекратил свои попытки объясниться. Если отец в принципе не желал его слушать, то, как было известно Кармину, он не сможет до него ничего донести.

– Когда мне поведали о Хэллоуине, я моментально подумал о том, чтобы отослать тебя куда-нибудь, но я не могу этого сделать. Ты понадобишься мне здесь. Но это не означает того, что это просто так сойдет тебе с рук. Тебе необходимо научиться контролировать свой темперамент.

– Так в чем заключается мое наказание?

Еще немного попечатав, Винсент откинулся на спинку своего кресла, и посмотрел через стол на Кармина.

– Мне нужно еще одно одолжение.

– Ну, конечно же.

– Мне нужно, чтобы кто-нибудь присмотрел за девушкой.

Кармин недоверчиво посмотрел на отца.

– Хочешь, чтобы я шпионил за ней?

– Нет, не совсем, – ответил Винсент. – Мне нужно, чтобы кто-нибудь следил за ее безопасностью. Днем я застал на кухне Косоглазого, он дотронулся до нее.

В Кармине закипела ярость. Он вскочил на ноги настолько быстро, что его кресло едва не полетело на пол.

– Что значит «дотронулся»?

– Он не навредил ей, хотя она обожгла руку, – беспечно ответил Винсент, игнорируя гневную вспышку Кармина. – Я подумал, что его действия были нежелательными, и разобрался с этим.

– Разобрался с этим? Почему он все еще здесь?

Кармин сжал руки в кулаки, борясь с желанием по чему-нибудь ударить.

– Да, я разобрался, – повторил Винсент. – Да что с тобой такое?

Взглянув на отца, Кармин снова сел в кресло.

– Ты же знаешь, что мне не нравится подобное дерьмо.

– Знаю, но разве я только что не говорил тебе о необходимости контролировать свой темперамент? – спросил Винсент. – Я не доверяю Косоглазому, и я бы избавился от него, если бы мог, но Сал ослеплен тем, что чисто формально тот является членом семьи. Ты же знаешь, что у Сальваторе не осталось кровных родственников после того, как его брат и сестра были убиты вместе со своими семьями. И именно по этой причине он питает к тебе настолько сильную привязанность. Он относится к тебе, как к сыну – ты его крестник. Будет нелегко заставить его поверить в то, что Косоглазому нельзя доверять.

– Ты думаешь, что он может быть настолько опасным? Он всегда казался мне сопляком.