— Ормона, куда вы?! — вскрикнул Ко-Этл, не ожидавший, что она спрыгнет со снегоката и побежит к умирающему мамонту. — Это опасно, вернитесь!

Женщина вскочила на мохнатый хобот, сдернула перчатки и, ухватившись за бивень, прижала голую ладонь к бесконечно широкому лбу жертвы.

— Пусть кровь твоя послужит оберегом, — зашептала она, — пусть дух твой вновь вернется на землю, позабыв боль и обиду. Иди с миром, и да будут благосклонны к тебе все мировые течения!

Глаза уже почти мертвого мамонта приоткрылись, встречаясь взглядом с той, что была среди убийц. Но не было в этих глазах страха и боли — только покой. В смерти все равны.

Тут подоспел Ко-Этл.

— Госпожа Ормона, это неразумно! Вы же видите: она была еще жива!

И, подхваченный радостными сородичами, бросившимися подкидывать его на руках, потерял ее в толпе.

— Мне кажется, — отведя Ормону в сторону, пока северяне суетились у поверженного великана, маленькие, как клопы, вполголоса сказал Зейтори, — эти люди, даже если и победят в войне с нами, не успокоятся никогда и будут искать все новых и новых врагов, уповая на взгляды, веру, внешний вид… И будет это продолжаться до тех пор, пока не наткнутся они на такого противника, который устроит им повторение дня Великого Раскола…

— Эти люди, Зейтори, уже никого ни в какой войне не победят, — спокойно, ровным голосом ответствовала та. — Тау-Рэя, а с нею и вся Тепманора перейдет к ори. Ее узнают по всему миру, и это будет земля славного полководца Тсимаратау…

— Железного Тельца?

— Железного Тельца.

— Кто он?

— Его еще нет, он грядет.

И, памятуя об умении Ормоны иной раз видеть будущее, почтительно склонился перед нею орэ-мастер Зейтори.

Покуда в Тепманоре праздновали удачное завершение охоты, гости-южане собирались в путь-дорогу. Под благовидным предлогом неуместности женского присутствия на мужском торжестве Ормона отказала Ко-Этлу в его просьбе приехать на главную площадь Тау-Рэи.

Мысли ее витали уже очень далеко отсюда. И все же попрощаться с гостеприимными хозяевами было долгом. Решили, что Зейтори и Солондан дождутся ее в гостинице, а она от их лица выразит почтение руководителям северной эмиграции и вернется.

Но все оказалось не так просто, как планировалось.

Водитель Ко-Этла доставил Ормону к дому хозяина, однако там ее никто не встретил. Ормона была несколько удивлена. Тут на пороге показался черный волк северянина, словно приглашая войти, что она и сделала.

— Господин Ко-Этл? — возвысив тон, позвала женщина, оказавшись в прихожей. — Вы здесь?

— Здесь, здесь! — откликнулся он откуда-то из глубины дома. — Простите, что не встретил, проходите!

Различив в его голосе озабоченность, Ормона пожала плечами и, лишний раз не утруждая себя догадками, направилась в гостиную, где бывала уже не раз и где сейчас раздраженно спорили мужчина и женщина.

Женщиной была его сестра, Фьел-Лоэра, однако Ормона едва ее узнала. Но дело было не в том, что та вновь перекрасила свои волосы — теперь почти в белый цвет — и не в том, что переоделась в откровенное платье с очень открытым корсажем. Фьел-Лоэра была изрядно во хмелю и отчаянно развязна, тем более для аринорки.

— Простите, что вам довелось стать свидетельницей такой отвратительной сцены. Но… — он поочередно поцеловал обе руки Ормоны и с тоской оглянулся на сестру, которая, воспользовавшись его отсутствием, снова добралась до бокала с вином. — Словом, это наша семейная беда, и ничего тут не поделаешь…

— С-мейная беда, — заплетающимся языком поправила его Фьел-Лоэра, — эт-то вы с-с-с-Эт-Алмизар-р-ром. Два бесчувственных ос-с-столопа — ха-ха-ха-хи-хи! — заразительно и звонко расхохотавшись, она пригнулась к коленкам и утерла лицо оборками юбок, оставляя на белой шелковой ткани разводы от краски для глаз и губ.

— Время от времени она ссорится со своим мужем, приезжает ко мне и здесь… вот…

— Да! Да! Вот! Во-о-от! Ха-ха-ха-хи-хи! — отсмеявшись и выпрямившись, женщина тут же, без перехода, стала раздраженной: — Ду-р-р-раки!

Ко-Этл тяжко вздохнул.

— Да ладно, все мы люди, — с интересом разглядывая не знакомую ей Фьел-Лоэру, снисходительно отозвалась Ормона, а про себя подумала, что достанься ей в супруги такой негодяй, как Эт-Алмизар, на месте этой несчастной женщины она или давно бы уже спилась или (что скорее) задушила бы его. Ночью. Подушкой. Предварительно напоив тройной смертельной дозой цикуты.

— Я не смею красть ваше драгоценное время… — оправдываясь, забормотал Ко-Этл. — Понимаю, как вы торопитесь домой… Но, может быть, как женщина — женщине вы скажете ей пару слов… в наставление на путь истинный?..

— Кто? Я? На путь истинный? Да легко. Но вы всё же нас оставьте, господин Ко-Этл, не мужского ума тут дело.

— Разумеется! — с облегчением воскликнул северянин, выпустил из пальцев свою задерганную бородку и немного поспешнее, чем приличествовало, метнулся вон из комнаты.

— Что празднуем? — бодро спросила Ормона, подходя к буфету. — За что напиваемся?

Изучив все бутылки, она плеснула себе того же, что и Фьел-Лоэра. Хм, а детка толк в вине разумеет не хуже, чем это делают южане, любители виноделия с многотысячелетним стажем. Впрочем, какая она детка… Или ровесница, или даже старше — возраст Помнящих ори и аринорок на взгляд определить невозможно, если они не при смерти, не в тяжком недуге и не в глубокой старости.

— А как у вас там… в этих ваших… п-р-р-р…. — неловкой рукой северянка помахала над головой, а потом стала дергать бантики и цветочки в своей порядком встрепанной за время возлияний прическе, — ну в ваших этих… пампасах!

— В наших пампасах много злых москитов, — ответила Ормона, усаживаясь напротив.

— Фи! Нашла, чем у-удивить! Знаешь, что дел-тся в наших гнилых кр-раях летом? А-а-а, не-е-ет, ты не знаешь! Если не вр-рут, однажды у нас тут гнус сожр-р-рал мамонта! Вот так! — Фьел-Лоэра сунула палец в вино и смачно его облизнула, а Ормона подавила невольную улыбку, чувствуя, что эта женщина вызывает у нее все больше симпатии — не то своим бунтом и непокорностью судьбе, не то еще чем-то, более глубинным, неявным. — Ненавижу эту землю, эту мер-рзлоту, этот снег…

— Ну так за что пьем?

— Ты была вчер-р-ра на их охоте? — вместо ответа спросила сестра Ко-Этла и после кивка гостьи рассмеялась, грозя ей пальцем: — А-а-а! Я все вижу, да и в гор-р-роде шепчутся, что мой м-ленький братик ос-слаб к тебе с-сер-рдц-м!

Язык ее заплетался уже так, что некоторые слова раскатистого аринорского диалекта в ее исполнении стали попросту непонятны. Ормона слегка ее протрезвила, и Фьел-Лоэра сразу же вернулась в свой привычный тоскливый образ, какой была при их первой встрече. Замкнувшись в себе, она снова прилипла к бокалу.

— И чем же у вас занимаются, сидя по домам?

Северянка поморщилась, и лицо ее стало злым.

— Ждут, когда наконец издохнут! — и, помолчав, добавила чуть мягче: — Собирают друг о друге сплетни, шьют, вяжут, вышивают и вообще мастерят всякую никому не нужную чепуху, чтобы убить время. Кормят и обстирывают наших… — Фьел-Лоэра устремила взгляд куда-то в потолок и почти закричала: — бесподобных пупов земли! Вытирают сопли и ж-ж-ж… задницы отпрыскам этих пупов. Ну а кроме функции прислуги, украшают себя и остальную мебель в доме. Хочешь так жить, м? Южанка? Хочешь? Брось своего хромого, выйди за моего братика!

Ормона осталась невозмутима. В гостиную тихо вошел волк Ко-Этла и прилег у двери. Она на всякий случай осторожно потянулась к зверю — проверить, нет ли в нем кого-то еще, но тот оказался один в своем теле, обычный волк, без лишних «примесей». Впрочем, беседовать с пьяной сестрой северянина о чем-то запретном женщина и не собиралась.

— Ты пробовала говорить с Эт-Алмизаром? Что думает он обо всем этом?

— Эт-Алмизар! — передразнивая, болезненно покривилась Фьел-Лоэра. — А есть ли ему до того дело, до всех этих соплей и пеленок?