Отныне он не может вести расследования, не рискуя при этом зацепить ее имя. Ему приходится стоять меж двух огней и утешать себя лишь тем, что в жертвах «дикой охоты» до сих пор не значился ни один ори, только туземцы.

Когда вдалеке показались первые здания комплекса, Дрэян увидел Саткрона, занимавшегося со своим отрядом построением. Саткрон тоже был зорок и, заметив командира, выставил гвардейцев, словно на смотр. После инцидента с Тессетеном и Дрэяном он стал на удивление покладист, давая между тем понять, что все его почтение — внешнее, напускное, а лебезит он, больше чтобы поиздеваться. Однако у него это получалось мастерски: уличить Саткрона было невозможно, действовал он исключительно по уставу и за прошедший год ни разу не превысил полномочий. Когда Дрэян при встрече поинтересовался у Ормоны, довольна ли она Саткроном, та удивленно спросила, есть ли у нее повод быть недовольной этим человеком.

Не обращая внимания на строй, Дрэян спешился и отозвал приятеля в сторону.

— Исчезновение Ашшура как-то связано с этими вашими… играми? — без околичностей спросил он.

— Какого еще Ашшура? — оглядываясь на своих подчиненных, нахмурился Саткрон. — Для меня все эти обезьяны стоят одна другой…

— Вчера поздно вечером в деревню не вернулся один из воспитанников атме Танрэй. Она сказала, что у них была репетиция спектакля для Теснауто, и…

— А, понял, — кивнул приятель. — Понял, о ком речь. Знаешь, Дрэян, по-моему, обезьяна в роли Тассатио — это плевок в наших предков…

Дрэян кашлянул в сторону и вздохнул: Саткрон попросту озвучил его мысли. Но, кажется, тот что-то знает об исчезновении кхаркхи.

— Меня больше интересует, что с ним стало, — сдержавшись, холодно проговорил командир.

— Ну… что с ним стало… — Саткрон увидел что-то интересное в небе и принялся изучать легкие облачка, постепенно набегавшие с залива. — Может быть, его покрали и покарали аллийские боги? Я не знаю… Да меня это, признаться, и не беспокоит…

— Ты передай этим аллийским богам, Саткрон, чтобы на этот раз они не думали валить с больной головы на волка Ала и запутали следы получше, чем прошлым летом.

Ответом был пристальный и злой взгляд гвардейца:

— Знаешь, Дрэян, вот скажу тебе откровенно: не нравится людям то, что ты пытаешься выглядеть чистеньким для всех. А то прямо и не знаешь, чего от тебя ждать!

— И ты не знаешь?

— Ну, я-то, допустим, знаю, — загадочно повел зрачками Саткрон, очевидно намекая на Ормону: они встретились тогда поутру, после ухода Дрэяна из ее дома, и догадаться, что командир вовсе не забегал к жене Тессетена на пару минуток, а пробыл там всю ночь, приятелю оказалось несложно.

— Так вот, если знаешь, то знай и другое: если бы я не был «чистеньким» в глазах горожан и не прикрывал ваши странные делишки, вас давно бы уже казнили как преступников!

Дрэян разозлился. В довершение ко всему он окончательно запутался в своей жизни и уже плохо понимал, что делает. Ему казалось, что он почти все время ходит под гипнозом или же переживает его последствия. Это было невыносимо, но исправить положение не получалось.

— Да ладно, ладно, ты только не кипятись, — не желая будоражить в нем ярость, примирительно сказал Саткрон. — Я все это знаю и весьма тебе благодарен, дружище. Жаль только, что ты все никак не отыщешь время поиграть с нами. Развеялся бы, понял, как это бодрит… Может, перестал бы ходить таким занудой.

— Ну, а что там у них? — Дрэян мотнул головой в сторону комплекса. — Заканчивают? Сегодня ведь уже Теснауто…

— Да говорят, что уже завершили. Во всяком случае, атме Тессетен с супругой еще вчера вернулись в их городской дом.

— Вернулись? — эхом переспросил тот, вглядываясь в безупречные очертания построек.

— А нынче вечером ожидается гульба на весь мир, — Саткрон рассмеялся. — Только вот не знаю, станут ли они теперь позориться со своим спектаклем о возвращении на Алу…

— Хочу там пройтись, посмотреть…

— Могу составить компанию, чтобы тебе не заплутать…

— Благодарю, я сам.

Дрэян верхом доехал до красивого мостика над узкой глинистой речушкой, отделявшей поле от городка на возвышенности.

Комплекс Теснауто был великолепен. Все же недаром руководство бросило все силы на это строительство, пренебрегая ропотом со стороны соотечественников, которым из-за этого пришлось лишний год ютиться в тесноте бок о бок с надоевшими родственниками в ожидании новых домов.

Молодой человек оставил гайну у высоких ворот портала и вошел в город.

О, да! Здесь поработали люди, изголодавшиеся по любимому занятию и наконец-то получившие возможность проявить себя в деле! В какое сравнение могли идти убогие, похожие на дикарские, постройки Кула-Ори, тщательно отданные под покровительство джунглей и запрятанные так, что с воздуха не разглядеть, рядом с этой вызывающей, необузданной, гениальной красотой, которая каждой линией, изгибом, деталью напоминала ему потерянную родину?! В точности такой же невзрачной выглядела атме Танрэй и ее блеклая северная краса по сравнению с южным буйством темпераментной Ормоны.

Дрэян смотрел на каскады фонтанов, на причудливые колонны, служившие каменным продолжением живому зеленому декору из здешних растений и цветов, которые никогда не ведали мук зимы и увядания. Галереи — тенистые, оплетенные диким виноградом — манили недосягаемой тайной, и даже очутившись внутри и переходя из одной аркады в другую под умиротворенными взорами прекрасных мраморных изваяний, раскрыть ее было невозможно. И гвардеец вспомнил, что такие чувства навевали ему внутренние коридоры великого Храма в Эйсетти, сотворенные тем же «куарт», но тысячи лет назад. Здесь, в комплексе Теснауто, тоже жила душа Кронрэя, этого вечно пьяного ныне и сложившего крылья потертого человечка со смущенной, пред всеми извиняющейся улыбкой…

Побродив по городку, Дрэян медленно вышел к воротам, запрыгнул на попону и в задумчивости поехал обратно, в невзрачный Кула-Ори.

В цветник возле дома Паскома Нат вошел вслед за хозяйкой. Чудачествам кулаптра не было предела, и в последние годы Учитель Ала увлекся разведением растений. Впрочем, это ему казалось, будто он играет какую-то роль в их росте: земля здесь такая плодородная, что зазеленеет и зацветет орхидеями даже воткнутая в нее тросточка. Видно, такое времяпрепровождение попросту умиротворяет бывшего духовного советника. Волк не был до конца уверен во внутренних движениях Паскома, это был единственный человек, кто умел закрывать свой мир от глаз волчьей атмереро.

— Да не иссякнет солнце в твоем сердце, девочка. В чем дело? — спросил кулаптр, отряхивая руки, и повелительно махнул Нату, чтобы тот сел и не смел топтаться по его обожаемым клумбам.

Волк улегся на прохладный гравий, прищурил глаза, разнежился, уставший от солнца.

— Вы поможете нам, господин Паском? — тревожно спрашивала Танрэй. — Ал отказался наотрез. Говорит, что это лицедейство не по нём… А я не представляю, с кем еще мы можем сыграться, да еще в столь короткий срок!

— А Сетена спросила? Что он?

— О, Природа! — отпрянув, ужаснулась хозяйка. — Ну о чем вы говорите? — она красноречиво провела рукой перед лицом. — Да и вообще… Я и обратиться к нему побоюсь с этим. Он вечно злой и колючий.

— Тебя действительно смущает его внешность?

— Я не знаю никого, кого бы она не смущала!

Паском перебил:

— Понятно. Раскол, раскол, будь он неладен… Хорошо, коль скоро ты не хочешь договариваться со своими близкими — а стоило бы! — я побуду в этот раз твоим сценическим партнером.

В ее тоне прозвучало отчаяние:

— Господин Паском, но почему вы все время пеняете мне?! Почему я должна договариваться — с Ормоной, с Тессетеном, с Алом? Почему не они со мной?!

— Такова твоя функция. Каждый на своем месте.

— Мне не нужна такая функция! — бунтуя, возразила Танрэй. — Я уже устала от вечных компромиссов!

— Ты еще даже не начинала, а уже говоришь о вечности… Но я ведь уже согласился помочь тебе, так почему мы продолжаем спорить?