Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Он вдруг рассмеялся.

— «Семпура» действительно ненадежная компания. Они совсем не беспокоятся о безопасности клиентов. Ты, например, знала, что они тестируют прототипы на клиентах, не ставя тех в известность?

— Откуда вы это знаете?

— На меня работают очень талантливые хакеры. В Кембридже. Им не составило бы труда взломать твой компьютер и изменить Алиссу так, что ты даже не узнала бы об этом. Но мне кажется это немного нечестным и коварным. А я ведь совсем не похож на тебя, Розелла. Если я заключаю с кем-то контракт, то предпочитаю действовать с этим человеком в открытую. Я не прикажу своим людям изменить Эхо, пока они находятся в своих сосудах. Я приеду и поговорю с тобой. И буду с тобой честен. Ты же хорошо знаешь английский, Розелла. Уверен, ты все поняла, si?

Он явно наслаждался своим превосходством. Сейчас мне ясно, что настоящей причиной, по которой он не приказал своим хакерам изменить Алиссу, была жестокость. Ему хотелось заставить Розеллу в полной мере почувствовать вину и боль — и, конечно, она их испытала, когда все уже было кончено. Будь я существом, полностью лишенным эмоций, я не смог бы это понять. Способность чувствовать помогает не только понимать любовь, но и распознавать зло, ведь оба эти чувства иррациональны.

— Да, — сказала Розелла, — я поняла.

— Но я не сотрудничаю с «Семпурой», поэтому мы взломали их систему. Если я захочу, то всегда смогу узнать, кто заказал продукцию и куда ее доставят. Я даже могу предположить, кто будет самым вероятным получателем новой и — ха-ха — усовершенствованной Алиссы. Мой лицемерный брат, страдающий эхофобией, заказал Эхо-женщину, которая может «выполнять основную работу по дому и заниматься домашним обучением»… И я подумал: вот она — идеальная возможность! Ты же слышала о моем братце-моралисте? О том самом, который разжигает пламя протестов против меня. Его жена точно такая же, да и моя племянница наверняка пойдет по той же дорожке. Можешь себе представить, как это ужасно, когда родственники пытаются уничтожить твой бизнес? Это огромная головная боль! И она станет еще сильнее, когда братец выпустит новую книгу, которая приведет к закрытию Зоны Возрождения… И я нашел решение, которое поможет мне запятнать репутацию «Семпуры» и избавиться от головной боли! Убить двух зайцев одним выстрелом. А то и трех.

Розелла в ужасе смотрела на него, но сделать ничего не могла. Он еще немного поговорил с ней наедине, а потом вернулся и посмотрел на меня. Постоял, дружелюбно улыбаясь, а затем с силой ударил меня по лицу.

— Он чувствует боль, я же говорила вам! — вскрикнула Розелла.

Мистер Касл проигнорировал ее слова.

— Я заберу его с собой прямо сейчас. Это первое, что ты можешь сделать для меня сегодня, Розелла, что касается второго, то у тебя есть сутки на размышление…

Когда он повел меня за собой, я обернулся и увидел, как Розелла беззвучно шепчет мне вслед:

— Lo siento, Daniel — прости, Дэниел.

Душевная боль от того, что я покидал ее, была не меньше физической. Казалось, я расстаюсь с частью себя самого. Розелла создала меня, она знала, что я больше чем обычный Эхо. Она единственная меня любила. С той секунды, как я покинул ее, я знал, что стану ничем. Просто машиной.

Я отправился с мистером Каслом и офицером полиции в Лондон на магнитомобиле по треку, висевшему высоко над землей. Большую часть пути мы ехали по вакуумному коридору. Сопротивления воздуха там не было, и машина, по моим подсчетам, могла делать до двух тысяч километров в час.

— То, что ты чувствуешь боль, очень полезно, — сказал мистер Касл. — Люди часто беспокоятся, что если Эхо станут слишком похожими на нас, то человечество окажется под угрозой. Но если Эхо способны чувствовать боль, значит, их проще контролировать.

Приближаясь к концу коридора, магнитомобиль снизил скорость. Мы выехали на улицу, двигаясь при свете дня над столицей, которая казалась просто огромной. В воздухе скрещивались и прихотливо изгибались семь сотен магнитных треков, по которым мчались поезда и автомобили. Город под нами был наполовину затоплен. В той его части, что была покрыта водой, стояли небольшие дома на сваях. Выстроенные на суше здания в основном были гораздо просторнее и внушительнее. А некоторые и вовсе не касались поверхности, зависнув в пятидесяти четырех метрах над землей.

Лондон.

Я ни разу там не бывал, но самые важные здания и городские ориентиры был включены в мою программу по умолчанию. Трафальгарская площадь. Новая Церковь Симуляции. Старое здание Парламента (затоплено в 2068-м). А сразу над ним — Новый Парламент, самое высокое из всех парящих строений, гигантское горизонтальное сооружение в форме кости, сделанное из гидрида титана и алюминия.

В воздухе висели голограммы, еле различимые при свете дня. Мы проехали сквозь призрачные пальмы под едва заметным слоганом: «Лучшие программы отдыха для вашей капсулы. Почувствуйте песок под ногами. Просто скажите: „СТАРТ“. На другой рекламе улыбались мужчина и женщина с идеальным телосложением. („Адонис: генная терапия, которой можно доверять“.)»

А потом появилась сфера со знакомым изображением голубого замка. Внизу, под ней — странные деревья и растения, животные. Лондонский зоопарк занимал всю территорию Риджентс-парка еще двадцать лет назад, а теперь превратился в Зону Возрождения — идеальную среду обитания для формально вымерших биологических видов, таких как дронты, мамонты, горные туры, носороги и неандертальцы.

— Если только попробуешь пудрить мне мозги, — сказал мистер Касл, — окажешься там. Учитывая, что ты способен чувствовать боль, работа в заповеднике сулит тебе большие неприятности.

Я не стал спрашивать, что он имеет в виду. И просто надеялся, что никогда об этом не узнаю.

ГЛАВА 8

Тридцать семь дней спустя.

Раньше мне никогда не снились сны.

В Испании во время подзарядки я погружался в темное ничто. Пустое подобие сна для Эхо. Вообще-то, мне не должны сниться сны, как и любому Эхо. Но это, несомненно, был сон.

И он был о ней.

Об Одри.

Вначале он был прекрасен. Я просто видел ее, но не такой испуганной и потерянной, как при нашей первой встрече. Нет, в моем сне она улыбалась и смеялась. Это была настоящая Одри, или та Одри, которой она была раньше. Даже во сне я понял, что это и есть красота. Никто не ждет от Эхо, что они будут способны оценить красоту. И никакого логического объяснения тому, почему я должен ее распознать, не было. Я должен понимать математическое совершенство, симметрию, баланс, формальную гармонию и тому подобные вещи. И, может быть, Одри не была идеальна с математической точки зрения. Может быть, точным расчетам соответствуют только лица Эхо. Но в красоте Одри было столько силы… Она прекрасна в своей уникальности. Именно в индивидуальности и проявляется человеческая красота.

Помню, во сне мне было грустно — от того, что я никогда не смогу стать причиной ее смеха или улыбки. И она никогда не сможет разглядеть во мне нечто большее, чем жутковатую имитацию человека.

Но когда я видел, как она томится в этом доме как в ловушке, среди других Эхо, запрограммированных ее убить, я чувствовал что-то другое. Я видел ее. Ей предстояло умереть, и она об этом знала. Тогда-то я и понял, что мне наплевать на себя. Я беспокоился только о ней, о девушке, которая ненавидела меня и хотела, чтобы меня вообще никогда не существовало на свете.

Я беспокоился о ней, потому что ощущал с ней связь. С девушкой, оставшейся без родителей и убежища в этом враждебном мире.

Я беспокоился, потому что мог ее спасти.

И я попытался.

ОДРИ

Дневник воспоминаний 427

Быть может, все драконы в нашей жизни — это на самом деле принцессы, которые ждут той минуты, когда мы явимся к ним, прекрасные и мужественные. Быть может, все, что так нас пугает, просто ждет нашей любви.

Райнер Мария Рильке.
«Письма к молодому поэту», 1929
42
{"b":"260021","o":1}