Лучше быть живой, чем вечно спать.

После того как мое сознание прояснилось, я вспомнила еще кое-что, о чем Дэниел мне говорил за день до этого. Чтобы это выяснить, нужны были информационные линзы. Я зажмурилась, оживила в памяти образы и громко спросила:

— Скажите, пожалуйста, как долго «Семпура» рекомендует использовать ССЭ… м-м-м… систему слежения за Эхо? Всего двести пятьдесят дней?

В воздухе проявился голубой текст (под цвет логотипа «Касл»): «„Семпура“ — единственная технокомпания, которая производит ССЭ. ССЭ рекомендуется использовать на протяжении всего пребывания Эхо в доме. Чем дольше Эхо находится в доме, тем полезнее ССЭ».

— Может ли «Семпура» потребовать от Эхо, чтобы те избавились от ССЭ?

«Нет».

Меня словно током ударило. От страха или гнева — сложно сказать.

— Способны ли Эхо врать?

«Только в том случае, если они запрограммированы или перепрограммированы для этого».

— Эхо способны испытывать эмоции?

«Нет».

Услышав шаги за дверью, я закрыла программу. Дядя Алекс принес мне завтрак. Фруктовый салат. Коричный тост. Воду с личи.

— Почему ты сняла нейродетекторы?

— Лучше я буду грустной, чем пустой.

Он слабо улыбнулся.

Казалось, он хочет что-то сказать. Или спросить о чем-то. Наверное, о вчерашнем дне и об Алиссе. Но нет…

— Что ты делала вчера в той части дома, где живут Эхо?

— Я… я просто… я потеряла книгу. Откуда вы знаете, что я там была?

— У стен есть глаза, — смеясь ответил он и вышел из комнаты.

Я приняла ванну.

Это была термованна, так что вода там никогда не остывала и всегда оставалась чистой. Я установила режим воды с солью, а потом чистой воды.

Я пролежала целую вечность, думая о том, что если бы моих родителей не убили, мы бы сейчас были вместе. Ведь сегодня суббота. Может быть, где-то в другой вселенной у меня и была эта суббота.

Когда теряешь любимых людей, самое тяжелое — это не воспоминания, которые уже есть. Нет. Самое тяжелое — это те вещи и события, которые должны были бы произойти, но не произошли. События, которые украла Алисса.

Весь день я просидела в своей комнате.

У меня не было ни малейшего желания выходить. Какой в этом смысл после того, что сказал дядя Алекс?

У стен есть глаза.

Я смотрела из окна на Лондон, на вращающуюся рекламу «Касл». Я представляла себе клетки с животными, которые уже давно вымерли. Я чувствовала себя одной из них. Выброшенный на берег тюлень, вне пространства и времени. Я зашла в иммерсионную капсулу и вызвала симуляции самых красивых мест. Бродила по горячему песку, а волны омывали мои ноги. Смотрела на пирамиды. Великий Каньон. Плавучую башню в Пекине.

Ничего не помогало.

Единственным лекарством от реальности была она сама.

Я вышла из капсулы и легла на кровать. Шел сильный дождь. Я пыталась читать, но мои глаза были затуманены слезами. Снаружи, на аллее, слышался какой-то шум.

Я подошла к окну и увидела Эхо. Дэниела. Он отжимался под проливным дождем, а Яго стоял над ним, смеясь и громко считая вслух:

— Двести шестьдесят восемь… Двести шестьдесят девять… Двести семьдесят. Двести семьдесят один… Даже не думай останавливаться, ты, компьютерный мозг, а то сам знаешь, что будет. Да, помнишь, что мой отец сказал тебе вчера? То-то же! Двести семьдесят пять… Двести семьдесят шесть… Двести семьдесят семь…

Я наблюдала за Яго. У него изо рта стекала тонкая нитка слюны. Я смотрела на этого хлипкого противного десятилетнего мальчика и понимала, почему дядя Алекс хотел населить мир Эхо. Это было что-то вроде работы над ошибками. Он создал ребенка из плоти и крови, но его поведение было непредсказуемым, он был злобным и все делал наперекор. Не трудно понять, почему он хотел создавать идеальных и послушных существ.

Нет…

Вряд ли дядя Алекс так относился к своему сыну. Скорее всего, наказать Дэниела — это была его идея. За то, что он говорил со мной. Меня переполняло чувство вины.

Как странно… Мне было жалко Эхо. Мне вспомнилось его теплое дыхание, и как я хотела дотронуться до его руки, чтобы помочь ему успокоиться.

— Странно, — сказала я громко. Я говорила о своих собственных чувствах, которые возникали во мне.

Казалось, что Дэниел с трудом справляется с заданием. Но это было всего лишь притворство, ведь Эхо не чувствуют боли. Так что, может быть, дядя Алекс здесь и ни при чем. Может быть.

Я, наверное, простояла у окна полчаса, глядя, как число отжиманий переваливает за тысячу, а Яго (который вряд ли и пять осилил) продолжал орать. Думаю, Дэниел мог бы сделать и больше, если бы не заметил, что я за ним наблюдаю. После этого он, измученный, рухнул на гравий, глядя на мое окно.

Я отошла к кровати.

Меня пугало то, что эти машины — а Эхо и были всего-навсего машинами — сейчас были настолько сильнее людей. А этот Дэниел, должно быть, один из самых мощных. Но его можно было подавить. Дядя Алекс запретил ему приближаться ко мне, и он повиновался, хотя мог легко победить его.

До тех пор, пока он окончательно не выйдет из строя.

Я вспомнила отчаянную схватку с Алиссой, когда мне чудом удалось выбраться из окна. Если бы я снова оказалась в подобной ситуации, вряд ли мне бы снова так повезло.

Из холла донесся голос дяди Алекса, который на кого-то кричал:

— Мне нужны готовые прототипы через две недели! Я знаю, что это жесткие сроки, но после того, что ты сделала, я полагаю это справедливым.

Я понятия не имела, с кем он говорит. Но он просто кипел от ярости.

В нем была жестокость, которую он тщательно от меня скрывал. Интересно, что еще он скрывал…

Позже произошло то, к чему дядя Алекс, как мне кажется, давно клонил.

Он пришел ко мне в комнату с какой-то женщиной. С настоящей женщиной.

Она была невысокого роста, с темными, средней длины волосами, во фланелевом комбинезоне и с красным ментальным проводом. Судя по проблескам в ее глазах, она не только надела информационные линзы, но и активно их использовала. Лицо осветлено с помощью перманентной косметики, а губы очень яркие, неестественно красные. Ее звали Кандрисса, и в корпорации «Касл» она занималась связями с общественностью. Она сообщила, что в связи со смертью моих родителей организована мультимедийная конференция, и если я хочу добиться справедливости, то должна в ней участвовать.

— Справедливость? — спросила я. Я была в замешательстве. О какой справедливости может идти речь, если мои родители мертвы?

— Да, — сказала Кандрисса. — На этот раз «Семпура» не отвертится. Они должны заплатить за то, что сделали. Если они продолжат выбрасывать такую продукцию на рынок, общество будет в опасности. Лина Семпура — вот кто виновен во всем. Ты понимаешь?

— Вы хотите остановить производство Эхо?

Рот Кандриссы сжался в тонкую нервную линию.

— Мы хотим остановить «Семпуру» и их опасную стратегию по выпуску не прошедшей тестирование продукции в…

Наверное, было видно, что я колеблюсь, потому что дядя Алекс подсел ко мне и накрыл мою руку своей:

— Тебе даже не придется выходить из комнаты, ты можешь сделать все из своей иммерсионной капсулы.

Он пытался излучать спокойствие и уверенность, но, когда он смотрел на меня, в его взгляде сквозило отчаяние.

— Если сделаешь это, спасешь людям жизнь.

Я вспомнила, как кровь папы и мамы стекала на ковер.

— Когда? — спросила я.

Кандрисса глянула на дядю Алекса, и тот едва заметно кивнул.

— Можешь прямо сейчас.

— Они хотят тебя услышать, — подхватил дядя.

— Но вы не сказали, что это будет так скоро…

Дядя Алекс одарил меня еще одной успокаивающей улыбкой:

— Я не хотел лишний раз подвергать тебя стрессу.

Что-то было не так, но я никак не могла разобраться, что именно. Тогда я понимала только то, что мои родители купили у «Семпуры» Эхо, которая их убила, а мир, в котором Алисс будет меньше, станет безопаснее.