В ответ она кивнула и почти незаметно вздохнула...

Мы направились в ближайшую таверну — крепкое двухэтажное здание с облупленной вывеской, провозглашающей, что «Отдых путника» — «луччее заведение в ентой части города».

Когда мы вошли, в зале воцарилась тишина. Нет, не так, — сначала хлопнула дверь и как волна от упавшего камня, по залу раскатилась мертвая тишина. Сидевшие спиной оглянулись, сидевшие лицом просто уставились на нас. А я, вслед за Ниссой потащился к прилавку. Она села, я остался стоять — хилый, весь какой-то потертый и малость заляпанный жиром табурет не внушил мне особого доверия. Развалится, под моим-то весом...

Вскоре задняя дверь распахнулась, впуская волну горячего воздуха, стук ножей, звон моющейся посуды, запах свежей и не очень пищи, в компании с хозяином таверны. Полный, лысоватый мужчина, увидев меня сбился с шага, пару ударов сердца колебался — идти ли ему вперед или рвануть назад и подпереть дверь чем тяжелым, но в конце-концов корысть перевесила и хозяин таверны направился к нам.

— Что желает госпожа?..

— Да, пожалуйста, — ответила Нисса; голос ее чуть дрожал, но тон был уверенным и спокойным — Мы желаем пообедать. Подайте, что у вас есть готового... и кружку светлого пива для моих нервов.

Хозяин кивнул, затем взглянув на меня, шепотом спросил:

— А ваш... спутник... тоже будет... есть?

Я закатил глаза и кашлянул:

— Безусловно. То же самое в тройном размере, но вместо пива кружку воды, — я плохо переношу алкоголь.

Услышав мои слова, владелец таверны замер, громко глотнул воздуха, быстро-быстро закивал, и так кивая, задом исчез в кухонной двери.

Тем временем, разговоры в зале возобновились. Повернув уши, я услышал отрывки, варьирующиеся от потрясения и восхищения, до неприкрытой ненависти.

Я повернулся к Ниссе:

— Ты уже думала о том, куда теперь пойдешь работать? Уверен, твои услуги будут востребованы.

Она нахмурилась и повернула ко мне удивленный взгляд:

— Не прошло и дня после смерти твоего отца, а ты уже обсуждаешь мое будущее, словно ничего не случилось?! Неужели в твоем сердце нет никаких чувств к умершему?!

Я взял ее руку в свои лапы:

— Нисса... — сказал я тихо. — Я понимаю и принимаю твои невыплаканные слезы... Умом. А чувства... Я уже пережил его смерть — когда ушел из дому, провожаемый словами: «Никогда не возвращайся!» Слезы, чувства... давно все пусто, все сгорело. Я рад, что вернулся, — хотя бы затем, чтобы успокоить его душу перед смертью, но не стоит ожидать ярких чувств от меня.

К тому же, смерть в Цитадели — частая гостья.  Наши друзья гибнут, мы остаемся. А жизнь продолжается, и ничего тут не поделаешь.

Мои слова оказались для нее неожиданностью, но она приняла их.

— Понимаю... — ее голос был холодным, почти разочарованным. Но уже не удивленным.

Тем временем вернулся хозяин таверны, с помощницей и принялся расставлять тарелки и кружки. Нисса рассеянно достала из сумки на поясе две серебряные монетки — для хозяина, и еще одну медную — для женщины, помогающей хозяину таверны. Получив деньги, те раскланялись и поспешно оставили нас.

Какое-то время, единственными доносящимися от нас звуками было удовлетворенное урчание, да звяканье ножей и вилок по тарелкам...

Закончив завтрак, Нисса поднялась. Теперь она выглядела куда лучше — исчезла мертвенная бледность, появился легкий румянец, в движениях появился намек на сытую уверенность. Но в глазах женщины все еще стояли невыплаканные слезы — по-видимому, она действительно любила моего отца...

— Нам стоит поспешить в храм, твой отец просил о коротких, быстрых похоронах. После будет оглашено завещание. Жрецы обещали к полудню сделать все приготовления и связаться с нужными людьми.

Очень похоже на отца — побыстрее закончить с одним делом, чтобы заняться другим... А потому,  положив вилку на пустую тарелку, я последовал за Ниссой. И уже выходя за дверь, мельком услышал слова, громко сказанные одним из городских  стражей:

— Говорю вам! Это добром не кончится!..

Похороны отца были короткими и простыми. Насквозь практичный человек, он считал оправданным полное отсутствие помпы и достаточным минимальное количество ритуалов для защиты души, — и не больше. Немногие присутствовали в храме на церемонии.

Отец Честера, невысокий рыжеволосый человек хрупкого телосложения, прочел панегирик.

Нисса плакала, и он тоже смаргивал подступающие слезы...

Я сидел неподвижно, с сухими глазами, понимая, что был единственным, кто не оплакивал Эдуарда. Но я думал, что лживые слезы были бы еще хуже... Воистину, мои слова, сказанные Ниссе, были правдой до последнего слова — пустота, то единственное, что я ощущал в душе, слушая проникновенные слова...

Когда же отец Честера оставил храмовый помост и гроб отца наконец понесли к могиле, я ощутил лишь облегчение — наконец-то все кончилось!

Я помог подняться Ниссе, и мы направились к выходу из храма.

Возле ворот к нам подошел Честер. Он подал заплаканной Ниссе платок, а потом обнял ее. Она тоже на мгновение обняла моего брата, а потом отступила назад, и прикоснулась платком к глазам.

— Да, Честер?

Он мгновение смотрел на нее, потом повернулся ко мне:

— Твой отец сделал меня своим душеприказчиком. Он не планировал делать меня наследником, но ему был нужен кто-то, в ком он был уверен...

Видя мое удивление, и предупреждая вопросы, Честер поднял руки:

— Я не меньше тебя был поражен подобным решением. Пожалуйста! Давай продолжим в моем доме. Нисса, твое присутствие также необходимо. Мой отец тоже там будет.

С этими словами он повернулся и, не оборачиваясь, пошел к боковой улице. Мы с Ниссой переглянулись, и, пожав плечами, шагнули следом...

Дом Честера стоял на окраине, почти у городских стен — маленькое, хорошо сохранившееся одноэтажное здание. Внешне оно выглядело почти новым, а внутри оказалось обставлено небогато, но со вкусом.

Отец Честера уже разместился в большой комнате перед тихо потрескивающим камином. Когда мы вошли, он кивнул, но ничего не сказал.

Нисса села на краешек другого свободного кресла, протянув руки к огню, а я устроился рядом на ковре.

Честер подошел к камину и взял с полки шкатулку. Подтянув рукава повыше, он достал из воздуха металлический ключ. Открыв замок, тут же, как будто случайно выронил ключ — и тот исчез на полпути к земле...

Глаза Ниссы широко открылись при виде такой явной демонстрации магии, но я только ухмыльнулся. В этом был весь Честер — затейник и артист до мозга костей.

С торжественным видом он вынул из шкатулки несколько свитков. Поставив открытую шкатулку обратно на камин, Честер торжественно откашлялся:

— Итак, я могу долго читать всю эту макулатуру, со всеми ее словесами и красивостями или могу объявить волю Эдуарда своими словами и быстро. Что скажете?

Нисса нахмурилась, недовольная его явным неуважением к воле умершего, но я поднял лапу, предупреждая любое недовольство:

— Честер, объяви основное.

Он кивнул:

— Тогда так. Отец... Эдуард завещал тебе лабораторию и все ее содержимое включая его журнал и прочие записи.

Отец Честера кивнул, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

— Спасибо, сынок...

— Нисса, тебе он оставил дом и сумму в одну тысячу солидов...

Нисса охнула, да и я сам разинул пасть от удивления. Собственно говоря, я всегда знал, что у отца были деньги, — но я даже не представлял, что их было так много!

Честер улыбнулся:

— Возражений нет? Отлично! Деньги вложены в казначейские векселя Эльфквеллина.

Он извлек из шкатулки разукрашенный печатями и вензелями свиток тончайшего пергамента и подал его Ниссе: