— Привет-привет! — крикнул Поль с пассажирского сиденья, и Микаелю показалось, что Поль словно на вечеринке.

— Привет, — ответила полицейская без тени улыбки и протянула алкотестер. — Да, просто дышите.

Микаель подул в маленькую трубочку.

«Никакого риска, — подумал он, — вообще никакого риска».

Полицейская немного подождала, а потом внимательно посмотрела на прибор.

— Спасибо. Можете ехать дальше.

— Спасибо… ну. Ладно.

Микаель взял свои права, поднял стекло, дал газ, включил передачу, и вскоре они опять выехали на открытую свободную автотрассу.

— Как же она хороша, — сказал Поль, — в ней нет ничего неандертальского, как у них обычно бывает. Малышка, почему ты вела себя так сурово?

Микаель улыбнулся, пристроился за минивэном и включил регулятор скорости.

— Да, конечно. Девчонка что надо. Ну как бы то ни было. Все эти ученики, они посылали Линнею невероятное количество вещей. Разумеется, письма, но также множество растений, окаменелостей, засушенных лягушек, недоразвитых человечьих голов и бог знает чего. Вот что делали все эти парни в течение многих лет.

— Ага.

— Все, кроме одного.

— Вот как?

— Да, один из них нарушил правила, если можно так сказать. Хотя он без сомнения был звездным учеником Линнея. Он даже собирался жениться на дочери Линнея Лисе Стине.

— Вот оно что.

— И этого парня, — сказал Микаель, сделав паузу, — звали Даниель Соландер.

— Ага, — сказал Поль, открывая пакет с ирисками из «Оленса». — Да, кстати, а ты когда-нибудь трахался с настоящей полицейской? Ну, чтобы она была в униформе, с наручниками и всеми причиндалами?

Ида лежала внизу. Они долго ехали по неосвещенной дороге. Лассе велел ей лежать, пока они проезжали деревню с названием Тёре, где был магазин. И все же она приподняла голову, когда они ехали мимо церкви. Была ночь, стрелки на башне показывали четверть второго. Как только деревня осталась позади, машину опять окружила полная тьма; сквозь легкий туман на дороге пробивался свет фар.

Они ехали в «Вольво-945 GL комби». Весь багажник был забит черными мешками. На секунду она закрыла глаза и почувствовала запах мешков, смешанный с отдушкой автомобильного амортизатора, который болтался на заднем зеркале, и спертым запахом ее собственных подмышек.

Душ, душ, стучало в голове.

— Думаю, она спит, — услышала Ида шепот Лассе на пассажирском сиденье.

Она продолжала неподвижно лежать с закрытыми глазами. Несколько минут двое других тоже молчали, был слышен только беспрерывный гул мотора. Она пыталась ровно дышать открытым ртом.

— Эта рана, — прошептал Лассе странным голосом, — что, если…

— Что ты имеешь в виду? — спросила Долли.

— Это может быть чертовски опасно, — прошептал Лассе.

— Тогда надо показать ее врачу.

— Покажем. Где-нибудь по дороге. Ты знаешь кого-нибудь, кто не работает в поликлинике?

Ида ощупала пальцами пластырь на ране. Кончик большого пальца пульсировал, но больно не было. А может, ей стоит вскрикнуть, напугать сидящих спереди:

«Почему вы ничего не говорите мне?»

Она продолжала лежать молча. Заметила, что из глаз текут слезы. Ей больше не надо было напрягаться и дышать так, как будто она спит.

Последнее, что она слышала, был шепот Долли:

— Пока не могу связаться с Микколой. Не забудь, сейчас ведь разгар ночи.

Микаель чувствовал себя бодрым. Машины опять ехали в два ряда. Е4, никуда не сворачивая, вела прямо на север мимо с виду нескончаемой стены из елей и сосен. Он пристроился за трейлером, а Поль опять просматривал свой айфон.

— Проклятье, до чего дрянные аппараты, — бормотал он. — Наверняка их дизайн придумали китайские коммунисты. Поэтому они ничего не стоят. Иначе они были бы намного лучше.

Они уже давно проехали Уппсалу. Поль рассказывал о профессиях, которые он «коллекционировал». Библиотекарши, без сомнения, лучше всех, особенно замужние, — чем несчастнее и беднее, тем они более «благодарны». Но благодарить умеют и женщины из числа младшего медицинского персонала, а также учителя, экономисты и юристы, хотя последние, «конечно, делают это по-другому».

Затем Поль захотел слушать по радио репортажи с матчей элитной хоккейной лиги. Провести два часа с командами Рёгле, Бьёрклёвен, Тимро и Брюнес — трудно вообразить более дурацкое занятие, думал Микаель, но он держал себя в руках до финальных свистков.

Они остановились в ресторане «Тённебру» в нескольких милях к северу от Евле и съели по бизнес-ланчу, потом заправили полный бак на заправке OKQ8, где также купили несколько пакетиков со сладостями, и поехали дальше на север мимо Худиксваля.

За окнами было черно. Темные озера время от времени поблескивали в слабом свете луны за соснами, но машин стало значительно меньше — уже было начало девятого.

— И сколько нам еще сегодня ехать? — спросил Микаель.

— Сколько хватит сил. Хочешь, поменяемся?

— Сегодня утром я проснулся в половине четвертого, но думаю, что сейчас я вряд ли усну. Было бы легче, если бы я знал, куда мы едем.

Поль пробормотал:

— Тогда ты должен меня окончательно убедить, — сказал он. — Поскольку я по-прежнему не понимаю, какое отношение имеет к тебе Линней. Конечно, у меня уже меньше подозрений. Я понял, что тебе нравится история науки, и ты за все время не задал мне ни одного вопроса, даже о том, за какую хоккейную команду я болею, так что если ты и журналист, то очень хреновый.

Микаель задумался, время от время включая полный свет перед встречными машинами.

— Гм. На чем я остановился?

— На каком-то ученике. Кто-то из слезных мальчиков Линнея. Прости, я хотел сказать звездных мальчиков.

Микаель собрался с духом и начал заново.

— Лично я думаю, что на самом деле Линней был отцом Соландера. Ведь во время своей поездки в Лапландию в 1732 г. Линней жил в пасторской усадьбе в семье Соландеров в Питео всего лишь за восемь месяцев до рождения Даниеля. Черт с ним. Соландер в любом случае был самым преданным последователем Линнея, и поэтому Линней послал его в Лондон.

— Чтобы собрать коллекцию засохших англичан и их африканских рабов, а потом все это хранить в формалине?

— Хе-хе. Нет, нет, больше для того, чтобы почтить имя и репутацию Линнея. Линней считал, что Соландер не будет рисковать своей жизнью, а станет одним целым с наукой. Это был хороший план. Соландер был, как бы это сказать, типа нашего Петера Энглунда, ну, ты знаешь, постоянный секретарь Шведской академии. Такой добродушный и коммуникабельный, упорный, очень заносчивый и вместе с тем немного провинциальный, но с очень большим интеллектом и работоспособностью. А сейчас начинается самое забавное — Соландер не все время проводил в Лондоне. Он получил другой шанс, и к тому же уникальный. В 1768 году вместе с капитаном Джеймсом Куком он совершил кругосветное путешествие на корабле «Индевор». Понимаешь, что это такое? Это была первая длительная поездка Кука, с 1768 по 1770 год.

— О’кей. Это уже на что-то похоже.

— И, знаешь, это путешествие прошло с колоссальным успехом. Они вроде как открыли восточное побережье Австралии и половину Новой Зеландии. И домой они привезли тысячу четыреста до этого совершенно неизвестных видов, в частности утконосов, которых все считали блефом. Соландера иногда называют отцом ботаники Тихого океана.

— О’кей. Придурочный ботаник из Питео увязался за великим героем морей капитаном Куком.

— Насчет придурочного не знаю. На самом деле героем тогда стал не Кук, а другой человек по имени Джозеф Бэнкс. Он спонсировал поездку и присвоил себе все растения. Бэнкс стал чуть ли не более знаменитым, чем Соландер, хотя по сравнению с ним был просто любителем. А Соландера сегодня никто не помнит.

— Это почему?

— Просто потому, что он не опубликовал свои открытия. Все дело в этом. Главное — публиковаться. Если бы он это сделал, то, может быть, был бы таким же великим, как Линней.