Я встал в очередь, медленно двигающуюся к центральному островку мимо тела. Справа и слева от меня располагались барьеры, терявшиеся во мраке, за которыми будут стоять собравшиеся во время службы. Перекрытия слегка скругленного потолка скрывались во тьме. Музыки не было, но низкий гул людских голосов, состоявший из поодиночке молящихся с обеих сторон от меня людей, стоявших правильными рядами у барьеров, сливался в какой-то грустный речитатив. Как и Джэймтон, все люди, присутствующие здесь, были довольно темнокожими. Их далекими предками являлись выходцы из Северной Африки. В полутьме церкви их темные фигуры сливались друг с другом и как бы растворялись в сумерках.

Наконец и я прошел мимо тела Джэймтона. Он выглядел точно таким же, каким я его запомнил. Смерть оказалась бессильна изменить его. Он лежал на спине, руки — по бокам, его губы, как всегда, были прямы и твердо сжаты. Только глаза были закрыты.

Из-за большой влажности я довольно заметно прихрамывал, и когда отходил от тела, кто-то тронул меня за локоть. Я не был одет в журналистскую униформу, а находился здесь в обычной гражданской одежде, чтобы не привлекать внимания.

Я посмотрел вниз, в лицо молодой девушки с солидографии Джэймтона. В сером, призрачном свете ее молодое лицо напомнило мне что-то из раскрашенного мозаичного окна в древнем соборе на Старой Земле.

— Вы были ранены, — тихо сказала она мне. — Вы, должно быть, один из наемников, знавших его еще по Ньютону, прежде чем ему было приказано вернуться на Гармонию. Его родители, являющиеся также и моими, могли бы найти утешение в Господе, встретившись с вами.

Резкий порыв ветра окатил меня дождевыми брызгами, и его ледяное дыхание, казалось, пронзило меня вплоть до самых костей.

— Нет! — воскликнул я. — Я не наемник. Я не знал его. — И резко отвернувшись от нее, я начал проталкиваться сквозь толпу к выходу из церкви.

Но примерно шагов через пятнадцать я понял, что я делаю, и замедлил шаг. Девушка уже затерялась во мраке среди людей. Медленно я пробрался к выходу из церкви, где оставалось еще немного места у первых рядов барьеров. Я стоял и наблюдал за входящими людьми. Они шли и шли, одетые в свои черные одежды, с опущенными головами, разговаривая или молясь вполголоса.

Я остался стоять на том месте, где остановился, в нескольких шагах от входа, наполовину заиндевевший от холода, и в голове моей не рождалось ни одной мысли. Лишь усталость, которую я привез с собой с Земли. Голоса продолжали звучать вокруг меня. И я почти задремал, находясь там, и не мог вспомнить, зачем я вообще сюда пришел.

Затем из этого гула выделился голос девушки, и это вывело меня из состояния полудремы.

— …он отрицает это, но я уверена, что он один из наемников, бывших с Джэймтоном на Ньютоне. Он хромает и может быть только солдатом, который был ранен.

Это был голос сестры Джэймтона; сейчас она разговаривала гораздо громче, чем когда она разговаривала со мной, незнакомцем. Я полностью очнулся и увидел ее, стоящую у входа всего лишь в нескольких футах от меня, с двумя пожилыми людьми, в которых я узнал пожилую чету с солидографии Джэймтона. Молния ледяного ужаса пронзила меня.

— Нет! — чуть ли не заорал я на них. — Я не знал его. Я никогда не знал его. И я не понимаю, о чем вы говорите!

Затем повернулся и выскочил из церкви в спасительный дождь.

Наверное, я пробежал не менее тридцати-сорока шагов. Но когда я не услышал шагов за собой, я остановился.

Здесь, снаружи, я был в одиночестве. Тучи сгустились еще плотнее, и дождь хлынул с новой силой. Он почти что скрыл все вокруг меня своим барабанящим, струящимся занавесом. Я даже не мог разглядеть машины, стоявшие на парковке, лицом к которой я сейчас стоял. И конечно же, из церкви меня тоже нельзя было увидеть. Я поднял свое лицо и подставил его ливневым потокам, и капли забарабанили по моим щекам и закрытым векам.

— Так, — произнес голос позади меня. — Значит, вы не знали его?

Эти слова, казалось, разрубили меня пополам, и я почувствовал себя, как загнанный волк. И как загнанный волк, я резко обернулся.

— Да, я знал его! — признался я.

Передо мной стоял Падма в своем голубом одеянии, которое, как ни странно, дождь, похоже, не намочил. Его руки, в жизни своей никогда не державшие оружия, были сложены на животе.

Но та частичка во мне, которая сейчас была волком, чувствовала, что он вооружен и является охотником.

— Вы? — удивился я. — Что вы здесь делаете?

— Мы вычислили, что вы сюда приедете, — спокойно ответил Падма. — И поэтому я здесь. Но почему вы здесь, Тэм? Среди этих людей наверняка найдется, по крайней мере, несколько фанатиков, которые слышали слухи, ходящие среди солдат, касающиеся смерти Джэймтона и капитуляции войск Содружества.

— Слухи! — воскликнул я. — А кто их пустил?

— Вы сами, — ответил Падма. — Вашими действиями на Святой Марии. — Он пристально посмотрел на меня. — Разве вы не знаете, что рисковали своей жизнью, приехав сюда сегодня?

Я открыл было рот, чтобы возразить ему. Но затем понял, что действительно знал об этом.

— А если бы им кто-нибудь рассказал, — произнес Падма, — что Тэм Олин, журналист, готовивший репортажи о кампании на Святой Марии, находится здесь, инкогнито?

Я посмотрел на него с волчьей угрюмостью.

— А как вы можете совместить это с вашими принципами Экзотики, если сделаете это?

— Нас неверно понимают, — холодно произнес Падма. — Мы нанимаем солдат сражаться на нашей стороне не из-за какой-то этической заповеди, но просто потому, что в том случае, если мы прямо окажемся затянутыми в конфликты, пропадет наша эмоциональная перспектива.

Во мне уже не осталось страха, только тяжелое чувство опустошенности.

— Что ж, зовите их, — пробормотал я.

Странные светло-карие глаза Падмы внимательно следили за мной сквозь пелену дождя.

— Если бы это было все, что нужно, — сказал он, — я бы мог сообщить им об этом. Мне не нужно было бы приезжать сюда самому.

— Так почему вы сюда приехали? — слова словно наждаком драли мое горло. — Почему вы там, на Экзотике, так заботитесь обо мне?

— Мы заботимся о каждом индивидууме, — произнес Падма. — Но более всего мы заботимся о расе в целом. И вы по-прежнему представляете для нее опасность. Вы непризнанный идеалист, Тэм, нацеленный на разрушительную цель. Существует закон сохранения энергии в плане взаимодействия причин и эффектов, как и в любой другой науке. Ваша нацеленность на уничтожение была несколько нарушена на Святой Марии. Что будет, если эта разрушительность обернется внутрь, на вас, или окажется нацеленной вовне, на всю расу?

Я рассмеялся и сам поразился хриплости своего смеха.

— И что вы собираетесь с этим делать?

— Показать, что нож, который вы держите в руке, может порезать и руку, его держащую, как и того, на кого он направлен. У меня есть для вас новости, Тэм. Кейси Грин убит.

— Убит? — Дождь, казалось, вдруг загрохотал вокруг меня с ужасной силой, и стоянка покачнулась и поплыла у меня из под ног.

— Он был застрелен тремя членами Голубого Фронта пять дней назад, в Блаувэйне.

— Застрелен, — прошептал я. — Почему?

— Потому что война закончилась, — объяснил Падма. — Потому что смерть Джэймтона и капитуляция войск Содружества без начала военных действий, которые могли бы нанести урон местности, оставили местное население весьма положительно настроенным по отношению к нашим войскам. И таким образом, Голубой Фронт обнаружил, что он оказался гораздо дальше от власти, чем до этого. Убив Грина, они’ надеялись спровоцировать его войска на жестокости в отношении гражданского населения, с тем, чтобы правительство Святой Марии оказалось вынуждено приказать войскам вернуться домой, на Экзотику. И таким образом, это правительство оказалось бы беззащитным перед возможным мятежом Голубого Фронта.

Я тупо смотрел на него.

— Все вещи взаимосвязаны между собой, — продолжил Падма. — Кейси предстояло последнее повышение в ранге с назначением в штаб и возвращением на Мару или Культис. Он и его брат Йан на весь остаток жизни оказались бы вне войн. Но из-за смерти Джэймтона, позволившей его войскам капитулировать без военных действий, возникла ситуация, которая привела к тому, что Голубой Фронт убил Кейси. Если бы вы и Джэймтон не вошли в конфликт на Святой Марии, и Джэймтон не победил бы, Кейси мог бы сегодня жить. Так показывают наши вычисления.