— Но это не то, что он имел в виду! Не то!

Он покачал головой.

— Мистер Олин, я не могу оставить вас в таком заблуждении.

Я уставился на него, ибо прочее в его лице симпатию к себе.

— Именно ваша собственная слепота обманывает вас, — произнес он. — Вы не видите ничего и считаете, что ни один человек не может разглядеть этого. Господь наш — вовсе не имя, а суть всему. Вот почему в наших церквях вы не увидите никаких украшений, никаких разукрашенных экранов между нами и Господом нашим. Послушайте меня, мистер Олин. Сами эти церкви ничто. Наши Старейшины и лидеры, несмотря на то, что они Избранные и Посвященные, — всего лишь смертные люди. И ни к кому и ни к одному из этого мы не прислушиваемся в нашей вере, только к одному лишь гласу Господню внутри нас.

Он помедлил. Но почему-то я не мог произнести ни слова.

— Предположим, что все именно так, как вы думаете, — продолжил он, еще более смягчив голос. — Предположим, что все сказанное вами — правда и наши Старейшины — просто жадные тираны. И мы сами оставлены здесь на произвол судьбы из-за их эгоизма и вынуждены исполнять горделивую, но фальшивую роль. Нет.

Голос Джэймтона зазвучал громче.

— Позвольте мне подтвердить, что это действительно так, но только для вас. Предположим, вы могли бы предоставить мне доказательства того, что все наши Старейшины лгали, что сама Конвенция — фальшивка. Предположим, вы могли бы доказать мне, — лицо его поднялось, и глаза посмотрели внутрь меня, а голос, казалось, оказывал физическое давление, — что вся суть извращена и насквозь фальшива. И что нигде среди Избранных, даже в доме моего отца, не существовало ни веры, ни надежды! Если бы вы и смогли доказать мне, что никакое чудо не могло бы спасти меня, что ни одной души не стоит рядом со мной и что мне противостоят все легионы Вселенной, все равно бы я — я один, мистер Олин, — пошел бы вперед, как мне было приказано, до самого края Вселенной, к кульминации бесконечности. Ибо без своей веры я — всего лишь обычная земная грязь. Но с моей верой — не существует такой силы, которая могла бы меня остановить!

Он замолчал и отвернулся. Я смотрел, как он пересек комнату и вышел через дверь.

И все же я остался стоять, словно меня пригвоздили к этому месту, пока я не услышал снаружи, на площади лагеря, звук заводимого двигателя военного аэрокара.

Я вырвался из своего оцепенения и выбежал из здания.

Когда я очутился на площади, военный аэрокар только-только начал подниматься. Я смог разглядеть Джэймтона и его четырех непоколебимых подчиненных внутри машины. И я заорал им вслед:

— Все это хорошо для вас, но как насчет ваших людей?

Они не могли меня услышать. Я знал это. Неподвластные мне слезы потекли по моему лицу, но я все равно продолжал орать ему вслед.

— Вы посылаете на смерть своих же солдат, чтобы доказать свою правоту! Неужели вы не хотите понять? Вы убиваете беззащитных людей!

Без видимых усилий военная машина быстро поднялась и взяла курс на юго-запад, туда, где ее ожидали сходящиеся войсковые подразделения. И тяжелые бетонные стены и строения пустого лагеря вернули мне мои слова назад гулким, диким и насмешливым эхом.

Мне следовало бы направиться в космопорт. Вместо этого я снова забрался в аэрокар и полетел назад, через линию фронта, разыскивая боевой командный центр Грина.

Меня тогда мало беспокоила собственная безопасность, как и какого-нибудь солдата Содружества. Мне показалось, что раза два меня обстреляли, несмотря на посольские флажки на машине, но точно я не помню. В конце концов я нашел командный центр и совершил посадку рядом с ним.

Как только я вылез из машины, меня окружили военнослужащие. Я предъявил верительные грамоты и направился к боевому обзорному экрану, который был установлен на открытом воздухе, в тени листвы нескольких высоких и могучих, имевших разные очертания дубов. Грин, Падма и весь его штаб столпились у экрана, наблюдая за передвижениями собственных войск и подразделений Содружества, о чем немедленно сообщалось на экране. Вполголоса звучало постоянное обсуждение передвижений, и от расположенного примерно в пятнадцати футах экрана коммуникационного центра шел непрерывный поток информации.

Солнце слегка просвечивало сквозь листву деревьев. Время близилось к полудню, и день был светлым и теплым. Долгое время на меня никто не обращал внимания. И затем Джэнол, зачем-то отвернувшись от экрана, заметил меня, стоявшего несколько в стороне у плоской коробки тактического компьютера. Его лицо похолодело. Он продолжил заниматься тем, что делал. Но, должно быть, я выглядел весьма плохо, потому что спустя некоторое время он подошел ко мне с чашкой от термоса и поставил ее на кожух компьютера.

— Выпейте это, — коротко сказал он и отошел. Я взял чашку, обнаружил, что это дорсайское виски, и выпил его. Я не почувствовал вкуса, но, очевидно, оно все же оказало на меня благотворное влияние, потому что через несколько минут мир начал как-то обрисовываться вокруг меня и я снова обрел возможность размышлять.

Я подошел к Джэнолу.

— Спасибо.

— Хорошо. — Он не взглянул на меня, а продолжал заниматься бумагами на столе перед ним.

— Джэнол, — попросил я. — Объясните мне, что происходит.

— Посмотрите сами, — ответил он, не отрываясь от своих бумаг.

— Я сам не могу разобраться. Вы это знаете. Послушайте — я сожалею о том, что сделал. Но это ведь и моя работа тоже. Так не могли бы вы мне сейчас объяснить, что происходит, а подраться — потом?

— Вы же знаете, что я не имею права скандалить с гражданскими лицами.

Затем его лицо смягчилось. — Ну хорошо, — сказал он, вставая. — Идемте.

Он подвел меня к боевому экрану, туда, где стояли Кейси и Падма, и показал на какой-то маленький треугольник тьмы между двумя змееподобными линиями света. Другие световые точки и фигурки располагались вокруг них.

— Это, — он указал на две змееподобных линии, — реки Макинток и Сара в месте, где они сливаются, примерно в десяти милях в эту сторону от Джозеф-тауна. Это довольно холмистая местность, холмы покрыты лесом, а меж ними — открытое пространство. Хорошая местность для организации мощной защиты и плохая — если окажешься в ней зажатым.

— Почему?

Он указал на две речных линии.

— Отступишь в этом направлении — и окажешься прижатым к высоким отвесным берегам реки. Там нет легкой переправы и никакого прикрытия для отступающих войск. Везде почти полностью открытые поля, от реки до самого Джозеф-тауна.

Он провел пальцем назад до точки, где реки сливались вместе, мимо маленького темного треугольника и окружавших их точек и фигурок света.

— С другой стороны, подступы к этой местности с наших позиций — также через открытую местность — узкие полосы полей, пересекаемые множеством болот и зарослей. Это довольно сложная ситуация для обоих командиров, если мы решим принять бой здесь. Первый, кто станет отступать, быстро окажется в ловушке.

— Вы собираетесь наступать?

— Возможно. Блэк послал вперед свою легкую бронетехнику. А теперь он отступает назад к высоким холмам между реками. Мы намного превосходим его в силе и технике. В общем-то нет никаких причин, чтобы не следовать за ними по пятам, пока они сами не загонят себя в ловушку.

Джэнол замолчал.

— Нет причин? — переспросил я.

— Нет с тактической точки зрения.

Джэнол, нахмурившись, посмотрел на экран.

— Мы не можем попасть в неудачное положение, если только вдруг нам не придется неожиданно отступать. И мы не сделаем этого, если противник не получит какого-то ошеломляющего тактического преимущества, что сделает невозможным наше пребывание здесь.

Я посмотрел на него сбоку.

— Такого, как, например, потеря Грина? — спросил я.

Он перенес свой хмурый взгляд на меня.

— Такой опасности не существует.

Последовала заметная перемена в движении и голосах людей, окружавших нас.