Они оба отрицательно покачали головой.

— Может, кто-нибудь из вас вспомнит, когда именно он проезжал через ваш город?

Джек Гейли прислонился к кабине грузовика и некоторое время молча смотрел на залитый лунным светом океан.

— Нас об этом и помощник шерифа Карстерс спрашивал. Точную дату, боюсь, не назову, но было это месяца два назад, может, неделей раньше или неделей позже. А ты, Сэм, что скажешь?

— Да, два месяца назад.

— А что вы делали, когда его увидели?

— Собирались закрываться на ночь, — ответил Гейли-старший. — В тот вечер мы припозднились: у одного канадца на шоссе в Терранову покрышка лопнула, и пришлось часов в одиннадцать ехать ему колесо менять. У него в машине даже домкрата не оказалось.

— Какая разница, ты же продал ему новую покрышку, — уточнил Сэм.

— Скажите, мистер Гейли, — спохватился я, — вы где-нибудь фиксируете то, что продаете клиентам?

— Обязательно. У меня все записано.

— С датами?

— Конечно.

— Давайте тогда съездим к вам в гараж и проверим, какого числа была продана покрышка канадцу.

— А что, это идея, — оживился Гейли-старший. — И дату таким образом установим. Какую же я ему покрышку продал?

Я сел в свою машину и следом за грузовиком вернулся в Медсин-Стоун, где выпил две чашки кофе, пока отец с сыном искали в журнале нужную запись. Зеленый «фольксваген», как выяснилось, проехал через город второго ноября.

— Эта дата вам что-нибудь говорит? — спросил меня Джек Гейли.

— Да, знать бы только что.

Странно, ведь, если верить таксисту Нику Галлорини, управляющему Алеку Гирстону и покойному Стэнли Квиллану, Феба жила в Сан-Матео еще целую неделю после своего убийства. Значит, кто-то из моих свидетелей врал; Джеку Гейли и его сыну я почему-то верил.

Больница находилась в одноэтажном здании с плоской крышей, на окраине Террановы. Входная дверь была незаперта, но в маленьком полутемном холле и в справочной никого не было. Только я двинулся по слабоосвещенному коридору, как дорогу мне преградила неизвестно откуда взявшаяся медсестра, женщина необъятных размеров:

— Куда это вы разбежались?

— Я — приятель Карла Тревора. Его привезли сюда сегодня ночью с сердечным приступом.

— К нему нельзя.

— Понимаю. Скажите, как он?

— Сейчас получше. Отдыхает.

— А с его доктором можно поговорить?

— Доктор Грандл уехал домой. Если больному станет хуже, его вызовут, будьте спокойны.

— Доктор Грандл кардиолог?

— Специализация врачей не в моей компетенции, — огрызнулась медсестра.

— Неужели вам трудно ответить «да» или «нет»?

— В таком случае нет. — Она нетерпеливо переступила с ноги на ногу. — У меня нет времени с вами разговаривать. Сегодня в реанимации я одна дежурю.

И с этими словами медсестра отчалила на всех парах, а я нашел в кармане монетку, в холле — телефонную будку и за счет абонента позвонил в Вудсайд. Элен Тревор тут же сняла трубку.

— Разумеется, я оплачу разговор, — сказала она телефонистке срывающимся от волнения голосом. — Что случилось, мистер Арчер?

— Именно то, чего вы боялись. Феба погибла, вашего мужа попросили опознать ее труп, и ему стало…

— У него второй инфаркт, — перебила она меня. — Он умер?!

— Нет, что вы. Сейчас он в Терранове, в больнице, и ему лучше. Может, вы хотите прислать сюда его лечащего врача?

— Да, конечно. Я сейчас же позвоню доктору Уоллесу.

После этого, чтобы прервать тягостную паузу, я сказал:

— В том, что произошло, виноват я, миссис Тревор.

— Вы, мистер Арчер, — сказала она и бросила трубку.

Час от часу не легче. Было уже три часа утра, когда я увидел в темноте неоновые огни мотеля в Болдер-Бич и свернул с шоссе к кампусу. В поднимавшемся с моря густом тумане колледж казался городом мертвых. Над луной вырос нимб.

На втором этаже студенческого пансиона «Океанские пальмы» сквозь занавески квартиры, где раньше вместе с Долли Лэнг жила Феба Уичерли, пробивался свет. Но сейчас мне нужна была не Долли, а миссис Донкастер.

На мой стук она прореагировала почти мгновенно, словно давно ждала меня.

— Бобби, это ты, Бобби? — послышался за дверью ее голос. Я постучал еще раз, потише. Дверь приоткрылась, и в щелку, из-за цепочки, выглянула седая голова миссис Донкастер.

— Можно войти? — спросил я. — Мне необходимо кое-что сообщить вам.

— Про Бобби?

— Да, про вашего сына.

Она сняла с двери цепочку и отступила назад, растворившись во мраке.

— Постойте, я включу свет, я ведь всю ночь просидела в темноте.

Миссис Донкастер включила торшер. В выцветшем фланелевом халате, с заплетенными в косы жидкими, спадающими на плоскую грудь волосами она выглядела совсем старой и беззащитной.

— Бобби попал в аварию? — театральным шепотом спросила она.

— Можете называть это аварией. Пожалуйста, сядьте, миссис Донкастер, нам надо поговорить.

Не выдержав моего взгляда, она попятилась назад и, тяжело вздохнув, опустилась на стул:

— Его убили.

— Убили, только не его.

— Говорите, что случилось, я должна знать.

— Думаю, о том, что случилось, вы знаете больше меня, — сказал я, садясь рядом с ней на табурет. — Сегодня ночью возле Медсин-Стоуна найдено тело Фебы Уичерли. Труп опознан, машину с ее телом сбросили со скалы в воду с сорокафутовой высоты.

Миссис Донкастер подняла глаза на фотографию усатого мужчины, улыбавшегося ей из висящей над торшером черной рамки, и заморгала, словно я влепил ей пощечину:

— А при чем тут мой сын?

— Жители Медсин-Стоуна видели, как второго ноября Бобби проехал по шоссе в машине Фебы Уичерли. А мне вы прошлый раз сказали, что субботу и воскресенье он пролежал в постели.

— Так и было.

— Так не было, и вы это прекрасно знаете.

— Я могла ошибиться, — сказала она, проглотив слюну. — Возможно, Бобби заболел гриппом неделей позже.

— Может быть, вы хотя бы сейчас расскажете, как в действительности обстояло дело?

Миссис Донкастер тупо кивнула, и лежавшие у нее на груди седые космы вздрогнули, словно умирающие серые змеи.

— В тот уик-энд, — начала она, накручивая одну из косичек себе на палец, — Бобби куда-то уезжал. Куда — говорить отказался. Утром он позвонил мне с автобусной станции и попросил, чтобы я его встретила. Вид у моего бедного мальчика был краше… — Тут она опять взглянула на свою икону в траурной рамке и поправилась: — …хуже некуда.

— И сколько же времени он отсутствовал?

— Всего одну ночь.

— И вы даже не поинтересовались, где он провел эту ночь?

— Ну конечно, интересовалась. Я неоднократно спрашивала его, был ли он с этой девицей, Фебой Уичерли, и он каждый раз отвечал, что не был. — Тут она внезапно осознала весь ужас создавшегося положения и, заломив руки, охрипшим от волнения голосом продолжала: — Я всегда делала для него все, что было в моих силах. Думаете, просто воспитывать сына одной, без мужа? Что ж делать, если тебе лгут в глаза?

— Не лгать самой.

— У меня не было другого выхода. Он — мой единственный сын, и я пыталась защитить его. А впрочем, у вас нет никаких доказательств, что Бобби виновен в смерти Фебы. И я никогда в это не поверю: он не мог ей сделать ничего дурного, ведь он был к ней очень привязан, может даже чересчур.

Она запнулась. Сморщенное старушечье личико, кутается в халат, глаза бегают.

— А где Бобби сейчас, миссис Донкастер?

— Не знаю. А и знала бы, все равно бы не сказала.

— Странную вы избрали линию поведения. А еще считаетесь уважаемой женщиной.

Она опустила глаза на свое бесформенное тело.

— Бобби — это все, что у меня есть.

Да, мальчишке не позавидуешь.

Она медленно подняла глаза.

— Мне пришлось очень нелегко. Сколько я ломала себе голову, как быть для него и отцом и матерью одновременно. Я знаю, он ненавидит меня, он всегда меня ненавидел. Еще бы, мужчину может воспитать лишь мужчина. Но мне все-таки казалось, что живем мы неплохо. — На глаза у нее навернулись слезы, и она прикрыла лицо руками. — Что мне делать?