— За Рональда Джеймета?

— Неожиданно вы стали знать очень много о моих личных делах.

— Неожиданно ваши личные дела оказались в центре данного дела. Когда сегодня вечером я услышал, что вы знали Долли и ее родителей, большинство моих прежних мыслей отступили на задний план. Я пытаюсь родить новые, но мне требуется ваша помощь.

— Я до сих пор не вполне понимаю, о каком «данном деле» мы говорим.

— Все это одно дело: исчезновение Харриет, смерть Долли и убийство Ральфа Симпсона, которого закололи ледорубом…

— Моим ледорубом?

— Такова гипотеза полиции. Я ее разделяю. Я не обвиняю вас в том, что вы закололи его лично.

— Как вы добры!

— Никуда не уйти от того, что вы лично знали Симпсона, почти наверняка вам было известно о его смерти, но вы ничего не сообщили об этом.

— Это тот Ральф Симпсон, который весной работал в Тахое?

— Тот самый. На следующий день или же через пару дней после того, как он ушел от вас его убили ударом ледоруба в сердце, а труп закопали в заднем дворе того дома, который раньше принадлежал вам.

— Это какое-то безумие!

— Вы ведь знали об этом, не так ли?

— Нет. Вы ошибаетесь.

— Сообщение о смерти Симпсона, помещенное на первой странице местной газеты, можно было увидеть в вашей гостиной.

— Я не читала его. Газету я покупаю по старой памяти, но боюсь, что редко беру ее в руки. А на этой неделе я определенно ее не просматривала.

Я не мог сказать, врет она или нет.

— У вас острый взгляд, мистер Арчер. И недоброжелательный.

— Объективный, надеюсь.

— Я не в восторге от вашей объективности. Мне казалось, что мы доверяем друг другу. Поскольку вы действуете на мои деньги, фактически в моих интересах, я ожидала от вас большего терпения и сочувствия. Вы должны понимать, что моя связь с Долли отнюдь не свидетельствует против меня.

— Расскажите мне побольше о Долли. Например, какие отклонения в ее поведении вы заметили в свое время?

— Я только что узнала о ее смерти. Копаться в ее прошлом было бы отвратительно.

— Прошлое является ключом к настоящему. Это общеизвестное правило.

— Я начала, беспокоиться за Долли с тех пор, как ей исполнилось лет пять. Она не ладила с другими детьми, а в отношениях к взрослым проглядывались определенные отклонения, которые становились все более заметными. Она вела себя уже как маленькая женщина, понимаете? В особенности по отношению к моему мужу. Долли была очаровательным созданием, отец слишком чувственно ласкал ее, потом сам же первый возмутился, что она кокетничает перед зеркалом. Стоуны неплохие люди, но они многое не понимают. Однако они были нашими ближайшими соседями, мы с Рональдом посчитали своей обязанностью заняться ребенком?

— И заполучить себе дочь?

— Это злое замечание. Правда, мы не могли иметь детей из-за диабета Рональда. Но мы никогда не старались переманить Долли у ее родителей, всего лишь восполнили ей то, чего они сами не могли ей дать: книги и музыку, летний отдых и общество интересных людей.

— Потом ваш муж умер, а вы уехали.

— К тому времени я уже потеряла девочку. Долли стала таскать деньги из моей сумочки и лгать по любому поводу, она вытворяла много других вещей, о которых я предпочитаю не упоминать.

— Давайте внесем во все полную ясность.

— Тогда я сформулирую ее так: я не сумела уберечь ее от деградации, в конце концов, я занимала лишь незначительную часть в ее жизни. Она связалась с дурной компанией в школе и почерпнула самые грязные знания о сексе. В пятнадцать лет она стала уже зрелой женщиной.

Я сразу подумал, что Рональд Джеймет мог влюбиться в разбитную девчонку. Это было бы равносильно самоубийству. А кому, как не диабетику, легко покончить с собой? Он просто должен позабыть о дозировке лекарства и о своей диете.

— У вас опять тот же «объективный» взгляд, — заметила Изобел. — Надеюсь, я не являюсь объектом ваших мыслей?

— В известной степени. Я думал о смерти Рональда Джеймета.

— Он умер в результате несчастного случая. И поскольку мне кажется, что я угадала ход ваших мыслей, поясню, что взаимоотношения его и Долли были чистыми. Я хорошо знала мужа.

— Я его не знал. Каковы были обстоятельства его смерти? Как я понял, с ним в то время был Марк?

— Они были в походе в Смерре. Рональд упал и разбил коленную чашечку. Самое же скверное, что при этом он разбил свой шприц для инсулина. К тому времени, как Марк спустил его в Бишоп, он был уже в коме. Умер он там же, в больнице, до того, как я добралась до него.

— Это вам рассказал Марк?

— Это правда. Рональд и Марк были хорошими друзьями и близкими родственниками. Я бы никогда не вышла замуж за Марка, если бы дело обстояло иначе.

— Диабетики обычно не ходят в походы по горам, им полагается беречь себя.

— Некоторые из них ходят. Рональд не мог бы жить прикованным к одному месту. Я с самого начала понимала, что это рискованно, но я не смогла остановить его. Его ежегодные походы были страшно важны для него, как для мужчины. И Марк находился рядом, чтобы присматривать за ним.

— Каким образом он упал?

— Поскользнулся на крутой тропинке и упал… Пожалуйста, не пытайтесь мне внушить, будто это был инсценированный несчастный случай, чтобы скрыть самоубийство. Я много раз все это передумала. Рональд был страшно жизнелюбив, несмотря на свою болезнь. Я делала его счастливым.

— Я уверен, что у вас это получалось.

— И, пожалуйста, не пытайтесь мне сказать, что Марк имел какое-то отношение к смерти Рональда. Они были очень привязаны друг к другу. Марк являлся как бы его старшим братом. Он нес его несколько миль по горным тропам вниз, в Бишоп. А когда мы с Харриет наконец добрались до больницы, Марк был вне себя от горя. Он винил себя за то, что недосмотрел за Рональдом. Так что все ваши подозрения беспочвенны.

— Извините, вы сами подняли этот вопрос.

— Может, вы и правы. Я страшно устала и все перепутала. Плохо соображаю.

— Это снотворное.

— Частично это, а частично и другое. До вашего приезда у меня была утомительная встреча с матерью Харриет. Полайн прилетела сюда из Гвадалахары, чтобы выяснить, что же произошло… Я не знала, что у нее так сильны материнские чувства. Кажется, она обвиняет меня в семейных неприятностях, ну а я обвиняю ее. В один прекрасный день мы все же перестанем обвинять друг друга.

— В один прекрасный день я перестану задавать вопросы. Но сейчас я вынужден это делать. Каков был Ральф Симпсон как работник?

— Вполне справлялся со своими обязанностями. Но он у нас пробыл так мало, что я не могу сказать ничего определенного. Вообще я не люблю слуг, привыкла со всем справляться сама.

— Из-за этого его и уволили?

— Марку показалось, что он слишком фамильярен. Марк любит, чтобы к нему относились как к человеку высшего порядка, ну а Симпсон придерживался демократических взглядов. Мне-то это нравилось.

— В Тахое шли разговоры о том, что Ральфа уволили за воровство.

— За воровство? Что за ерунда!

— Возможно, он стащил куртку… Когда Ральф вернулся с озера домой, у него с собой была мужская куртка. Он объяснил жене, что ее ему дали. Прекрасная куртка из коричневого твида с кожаными пуговицами. Одной из пуговиц не хватало. Вы что-нибудь знаете о ней?

— Нет.

— Ваш муж когда-нибудь приобретал одежду в Торонто?

— Насколько мне известно, нет.

— А в Торонто он бывал?

— Конечно, много раз. Мы посетили его во время нашего свадебного путешествия.

— Эта куртка была приобретена в фирменном магазине «Груттворт» в Торонто. У вашего мужа были там какие-то дела?

— Не могу сказать. Почему эта куртка так вам важна?

— Я скажу вам, если вы разрешите мне взглянуть на одежду вашего мужа.

Она покачала головой:

— Без его разрешения?

— Когда вы ждете его назад?

— Думаю, он уедет из Тахое только после того, как найдут тело Харриет.

— Тогда он может там надолго задержаться. Скорее всего, она мертва и где-то закопана точно так же, как Ральф Симпсон. Или же утоплена в озере.