А как она смотрела на Менесту, застав девицу наедине с Дорнаном! Лицемерка! Предательница! Наверное, и тогда ей было весело, коль скоро она обнаружила, что может заставить мужа чувствовать себя виноватым, в то время как в действительности это ее саму нужно обвинить в измене! Права была Даллара: к этой девице не следует поворачиваться спиной! Подумать только: если бы сегодня он, стараясь оградить ее от волнений, не проявил излишней наблюдательности, одному Отцу — Небу известно, сколько бы еще Ильтера водила его за нос!

Дорнан тяжело опустился в кресло. А чего, собственно, он мог ожидать, на что надеялся все это время? Майрит фактически приговорил чародейку к постылому замужеству, не дав ни ей, ни сыну возможности уклониться от исполнения своих обязанностей. Да, наверное, он отчасти был прав: из них получилась хорошая королевская пара, и без взаимной поддержки они не смогли бы достойно править Эрнодаром. Но ситуации это не изменило: Ильтера оказалась замужем за человеком, которого ненавидит и боится. Молодая и красивая женщина попала в ловушку собственной чести. Ничего удивительного, что она быстро нашла утешение в объятиях другого мужчины! Она держала слово, данное Майриту ан’Койру, а не его сыну!

Злость в душе сменилась горечью. Что бы он ни говорил, что бы ни делал — все было напрасно! Она уже, кажется, неоднократно давала мужу понять, что в курсе того проклятого небом письма, только он, болван, все надеялся как‑то сгладить острые грани между ними! В глазах жены Дорнан ан’Койр навсегда останется мерзавцем, который, ни разу даже не увидев восьмилетнюю девочку, требовал, чтобы отец прогнал ее прочь из дворца. У Ильтеры есть повод ненавидеть мужа. Почему должно быть иначе? Только из‑за того, что теперь он сам изменился? Но Тера не может быть в этом уверена, она по — прежнему помнит, как фактически оказалась на грани жизни и смерти из‑за праздного каприза наследного принца. Что толку теперь объясняться и оправдываться, ей уже ничего не докажешь, как ни тверди, что он уже не тот, что двадцать лет назад!

Она заслуживает лучшего. Не постылого мужа, рядом с которым она засыпает, наверное, с внутренней дрожью — вдруг тому вздумается обнять ее или поцеловать? — а мужчины, который по — настоящему ценит ее и любит. Дорнан сглотнул подкативший к горлу ком. Ему следовало понять это раньше — еще когда Ильтера заговорила об отдельной спальне. Он думал, что она просто пугает его, пытаясь управлять мужем, а королева хотела всего лишь воспользоваться Менестой Игрен как предлогом для того, чтобы возвести между ними барьер попрочнее. Когда же это не вышло, ей только и оставалось, что выдумывать хитроумные комбинации для устранения с дороги незадачливого супруга. Дорнан еще тогда должен был позволить Тере поступить, как она хотела. Но он оказался слишком самонадеян!

Впрочем, и сейчас еще не поздно, как бы горько от этого ни становилось. Пусть живет, как хочет, и не отравляет свою душу ложью. Все, что может Дорнан, — это подарить ей свободу, хотя бы в тех рамках, которые установил их вынужденный союз. Тогда между ними, по крайней мере, не останется горечи предательства, а может, когда‑нибудь Ильтера начнет испытывать к нему благодарность, а большего он, кажется, и не заслужил. Решительно поднявшись из кресла, король в два шага преодолел расстояние до выхода из спальни и распахнул дверь.

— Найдите госпожу Талит, — кратко распорядился он, и один из дежурящих неподалеку пажей тут же помчался по коридору.

Буквально через считанные минуты распорядительница дворца уже стояла напротив Дорнана ан’Койра.

— Приготовь для меня отдельную спальню и распорядись, чтобы вещи перенесли туда до вечера, — он мог бы гордиться тем, что ему удалось говорить совершенно ровным тоном, как если бы речь шла о чем‑то совершенно обыденном.

Сора Талит удивленно сморгнула, как будто этот приказ был последним, что она ожидала услышать от короля. Казалось, она хотела еще о чем‑то спросить, однако в последний момент удержалась — слишком уж напряженным выглядело его лицо.

— Как прикажет ваше величество, — пожилая женщина грациозно и без видимых усилий присела в безупречном реверансе.

— И пошли кого‑нибудь на конюшню, пусть оседлают Альни, — Дорнан не думал, что в силах сейчас работать в одном кабинете с Ильтерой, да и вообще нужно будет что‑то с этим решать — перенести ее стол в спальню, или вернуть ей старый кабинет, или полностью предоставить в распоряжение королевы малую гостиную, которая ей, кажется, нравится… — Я поеду прогуляться по городу.

Когда за распорядительницей дворца закрылась дверь, Дорнан подобрал разбросанные сапожки, уличную «мужскую» одежду жены и веревку — лестницу. Расправив покрывало на широкой супружеской постели, он аккуратно разложил на нем вещи, а обувь пристроил рядом на полу. Дорнан ан’Койр не желал лишний раз объясняться с женой, но хотел, чтобы она поняла, что он больше не позволит обманывать себя. Пусть Ильтера убегает из дворца, к кому хочет, но ее муж, по крайней мере, не будет посмешищем для неверной супруги и ее избранника!

Задержавшись на мгновение, король обвел взглядом их общую с женой спальню. Пожалуй, эти несколько месяцев он был здесь счастлив — пока считал, обманывая самого себя, что их жизни рано или поздно станут одним целым. Ильтера в этом не виновата — сердцу не прикажешь, и Дорнан ан’Койр — вовсе не тот же человек, что и его отец. Глубоко вздохнув, он вышел за порог и осторожно прикрыл за собой дверь.

— Ты остаешься, потому что это необходимо.

— Да, я знаю…

— Часть гвардии и один из полков под командованием полковника Тари будут нести круглосуточное дежурство на подступах к столице, — стоя перед окном и зашнуровывая прочную стеганую рыцарскую куртку, муж даже не обернулся к Ильтере. — Если поймешь, что равианцы прорываются, не жди слишком долго, уводи людей к побережью.

— Хорошо.

В зале приемов повисло молчание. Они с Дорнаном вообще часто стали молчать с предыдущего тройного полнолуния. Король неторопливо и сосредоточенно поправлял куртку. На войну он поедет в простом рыцарском облачении, а ей останется только молиться Отцу — Небу и трем богиням, чтобы не оставили их своей милостью.

— Дорнан…

— Нам пора, — он быстро повернулся, казалось, хотел подойти к жене, но в последний момент удержался и решительно зашагал к дверям.

Трое хмурых гвардейцев сопровождали короля, еще трое остались в зале с королевой. Ильтера подошла к окну, встав за занавеской там, где только что был ее муж. На Дворцовой площади царила суета, копейщики держали коней в поводу, гвардейский полк королевского сопровождения готовился к выступлению. У южных ворот столицы к ним присоединятся еще два полка, а чуть дальше к югу — войска Канара Стелла, главы Дома Стелл. Высокопоставленный лорд и прославленный полководец лично возглавит своих людей в походе на границу. Дорнана, казалось, не смущало то, что у его вассала будет больше власти среди солдат, чем у него самого.

Прошло уже более пятидесяти лет с тех пор, как Эрнодар вступал в войну. А несколько дней назад Мейгон Айес явился во дворец с официальным извещением о том, что его правительство объявляет претензии на «свои северные территории» и намерено воевать с соседом, который уже много лет занимает эти земли. Сразу после этого посольство Равианы в полном составе покинуло столицу.

Незадолго до этого уехал и Ксанта Бойн. При мысли о после Таэкона Ильтера с трудом сдержала бранное слово. Тоже хорош рыцарь — почуял, что паленым пахнет, и дал деру из опасного местечка! Вот Дорнан ан’Койр никогда бы так не поступил! Ее муж слишком дорожит своей честью и скорее бы умер, чем позволил считать себя трусом или подлецом!

Ее муж… Они не разговаривали уже почти два месяца — с того рокового дня, когда после очередного тройного полнолуния он сначала отказался с ней обедать, а затем попросил приготовить для себя отдельную спальню. Ильтера помнила, как к ней осторожно подошла до глубины души пораженная Сора Талит, которая, испросив позволения обратиться, дрожащим голосом сообщила королеве, что его величество уехал на прогулку по городу в сопровождении всего лишь двух гвардейцев, а к вечеру потребовал перенести его вещи в новую комнату. Распорядительница дворца не сомневалась, что Дорнана ан’Койра неожиданно поразила какая‑то неизвестная болезнь, напрочь лишившая его способности разумно мыслить. Кажется, она надеялась, что травы ее величества помогут королю прийти в чувство.