Мужа не было до ночи, и Ильтера исходила их общий кабинет вдоль и поперек, с каждой минутой нервничая все больше. Через узы она чувствовала все больше отдаляющееся раздражение и ледяную решимость. Дорнан как будто с каждой минутой все прочнее отгораживался от нее, укреплял щит на пути своих эмоций, пока они не превратились в неясный спутанный клубок. Когда столицу укутала морозная зимняя ночь, королева, отказавшись от ужина, перебралась в спальню, чтобы там ждать супруга… И нашла свои вещи и веревку, которой пользовалась каждое тройное полнолуние, разложенными на кровати.
Трудно было придумать более откровенное объяснение отсутствию мужа. На мгновение замерев в дверях, Ильтера медленно прошла в комнату и села на кровать. Мысли в голове понеслись каруселью, судорожно наскакивая одна на другую, перегоняя друг друга. Что делать? Как рассказать Дорнану, зачем ей нужно было оказаться ночью на улицах Эрнодара? Как объясниться с ним, не упомянув об Эчиелле, которому она дала слово, что не выдаст никому, включая собственного мужа? Она скрупулезно соблюдала все условия их договора, и Изгнанник платил ей тем же. Ильтера чувствовала, что с каждым днем становится все ближе к таинственному убийце. Ей только нужно было еще немного времени, чтобы назвать его имя! И надо же именно в этот момент Дорнану наткнуться на ее вещи, столь ярко заявляющие о том, что жена его обманывает! Как она могла стать настолько беспечной, что вообще допустила это?! Впрочем, нечего плакать о том, что уже нельзя изменить, теперь нужно что‑то предпринять, чтобы исправить ситуацию!
Она так ничего и не придумала, полночи просидев на постели и перебирая свои вещи. Слуги, которым строго наказали известить королеву, как только его величество вернется, в спальню не входили — Дорнана не было. Оставив одну свечу, Ильтера то и дело подходила к окну, а потом так и заснула, даже не раздевшись. Ее муж вернулся уже под утро, и постучавшая в спальню служанка решила не тревожить спящую королеву.
Следующим утром Ильтера встретила Дорнана за завтраком, но он решительно пресек ее попытки хоть как‑то объясниться. Спокойным и ровным тоном заявив, что его жена может считать себя свободной и вольна распоряжаться собой, как угодно, король предложил больше не затрагивать эту тему. С тех пор все ее слова натыкались на стену ледяной брони. Каким‑то чудом ее муж ухитрился блокировать даже узы — потянувшись к нему, Ильтера как будто пыталась пробиться через вязкое болото… И когда только Дорнан ан’Койр успел воздвигнуть вокруг себя эту непробиваемую защиту — неужели хватило одной зимней ночной прогулки?! Вот и получилось, что они разговаривают, только когда обсуждают какие‑то государственные дела.
Слуги и гвардия, почувствовав разлад между супругами, ходили по струнке, боясь лишний раз попасться на глаза королю или королеве. Прошло почти два месяца, но атмосфера в их семье нимало не потеплела. Однако приближалось следующее тройное полнолуние, и Ильтера надеялась, что этой ночью что‑то решится. Она собиралась любым способом — хоть мольбами, хоть угрозами, хоть истерикой — вытащить из Эчиелле разрешение рассказать о нем Дорнану. Она готова была ползать на коленях или метать молнии — в зависимости от того, что предпочтет ее таинственный друг. И пусть бы после этого ан’Койр попробовал отказаться ее выслушать! Он попросту не имеет права обращаться с ней так, словно она подло предала его доверие! Если понадобится, Ильтера готова была загнать мужа в угол, заявившись в его личную спальню, и удерживать с помощью магии, пока он не поймет, о чем она ему толкует!
И вдруг за неделю до тройного полнолуния — официальное объявление войны. И накануне ночи, когда она должна встретиться с Эчиелле, Дорнан ан’Койр уезжает из столицы! Ильтере хотелось расплакаться или повиснуть у него на стремени. Разве что‑нибудь случится, если войска снимутся с места не сегодня, а завтра? Но ее муж категорически отказался откладывать выступление. Сухие фразы: «Ты остаешься», «Нам пора» — вот и все, что досталось жене, недвусмысленно уличенной в измене. Теперь ей предстоит коротать дни и ночи в одиночестве, ожидая редких вестей с границы и надеясь на лучшее. Отец — Небо и три богини, пусть он только вернется!
Будь у Ильтеры такая возможность, она бы приставила к Дорнану десяток магов — телохранителей, которые бы ежечасно докладывали ей, где он и что с ним. Но все случилось слишком быстро и неожиданно. Она чересчур увлеклась вычислением внутреннего врага и пропустила нападение извне. А вот Дорнан, казалось, ничуть не был удивлен объявленной войной — как будто со дня на день ожидал официальной ноты и даже испытал облегчение от того, что она, наконец, прибыла. Похоже, Ильтера слишком уж покорно и несвоевременно приняла свое вынужденное «заточение» в малой гостиной! И муж тоже хорош — даже словом не обмолвился, что равианская угроза снова поднимает голову!
Тера разослала вызовы всем знакомым магам, но не знала, кто из них готов отправиться на границу ради защиты Эрнодара. Тем, кто на побережье, проще отплыть к островам, чем вступать в кровопролитные сражения. С момента мятежа Орвина Морна слишком мало чародеев официально состояло на государственной службе. Да и они скорее предпочтут спрятаться, нежели драться. А если кто‑то и придет, то неизвестно, успеет ли. Судя по донесениям с границы (королеве удалось настоять на том, чтобы прочитать их все, и муж с его новой ледяной вежливостью перечить не стал), к Эрнодару двигалась армия, намного превосходящая их военные силы. А работающие там чародеи, нанятые на службу многими пограничными Домами, не могли присоединиться к гвардии, пока не истечет срок их контрактов, если только их наниматели не отсылали их сами. Многих из них хозяева скорее всего оставят в замках для защиты своих владений, даже если сами лорды и вступят в войну.
Как они оказались в ловушке? Вспоминая слова Джесалы Бларера о том, что они с Дорнаном стали хорошей парой правителей, Ильтера с горечью подумала, что светлейший оказался неправ. Король и королева обязаны были предвидеть грядущую войну и подготовиться к ней. Теперь же приходилось действовать спешно — и хуже всего, что ни у кого не было уверенности, что все получится. Но, по крайней мере, ан’Койр поедет к границе не один. Хотя иногда Ильтера ловила себя на том, что предпочла бы отказаться от той помощи, которой в конце концов добился ее муж…
Получив объявление войны, Дорнан тут же послал за главами всех Домов, резиденции которых имелись в столице. Но неожиданно оказалось, что большинство из них в отъезде — именно этот момент они выбрали, чтобы проинспектировать свои владения или развлечься конной охотой. То ли слухи о вторжении равианцев расходились по Эрнодару слишком быстро, то ли у лордов были плохие предчувствия, но в ответ королю лишь распорядители Домов написали крайне вежливые письма о том, что их господа в данный момент не могут должным образом ответить на вызов, хотя, несомненно, исполнят свои обязательства перед короной и передадут некоторое количество своих людей в распоряжении Дорнана ан’Койра, как только вернутся в родовые владения.
В назначенное время в приемном зале появился лишь Канар Стелл. Впервые на памяти Ильтеры на его лице сквозь обычную угрюмость проступало откровенное злорадство. Он с достоинством и спокойствием выслушал просьбу короля о помощи и с явным трудом удержался от ухмылки.
— Значит, теперь, когда прижало, ваше величество изволили вспомнить о тех людях, на которых действительно можно положиться? — ледяным тоном поинтересовался лорд Стелл. — Неужели ее величеству недостаточно щелкнуть пальцами, чтобы армии чародеев направились к границе с Равианой и всех нас спасли?
Даже взгляд его казался ядовитым. Дорнан не ответил на прямую провокацию, лишь еще раз повторил требования короны.
— Я могу послать на помощь два десятка копейщиков и убраться прочь из столицы в свои владения, — медленно проговорил Канар. — Мой долг перед Эрнодаром будет считаться исполненным, а собственные земли я сумею защитить в любом случае.
