Вступая в 1926 г. в Лигу наций, Германия добивалась, прежде всего, отмены ограничивающих ее армию и флот условий Версальского договора и как следствие этого — легализации своих вооружений, а также отмены военного контроля. Особо следует отметить, что за четыре года — с 1924 по 1928 гг. — ее расходы только на вооружение флота возросли в 11 раз.

21 января 1930 г. в Лондоне начала свою работу Морская конференция, которая дополнила Вашингтонский договор и установила ограничения на суммарный тоннаж крейсеров, эсминцев и подводных лодок.

Эта конференция установила новое предельное суммарное водоизмещение для крейсеров, эскадренных миноносцев и подводных лодок. Но решение конференции подписали только США, Япония и Англия. При этом в официальных документах Великобритании неоднократно указывалось, что основная задача ее вооруженных сил в период войны состоит в контроле морских коммуникаций: «Море является главным путем, связывающим широко раскинутые части Британской империи, которая имеет интересы во всех частях земного шара; поэтому контроль над морскими путями во время войны является ее первейшей заботой».

После 1932 г. в Германии перестали публиковаться ежегодные официальные списки армии, дабы число фигурирующих там офицеров не позволяло иностранным военным аналитикам вычислить реальные масштабы вооруженных сил. Вскоре после прихода Гитлера к власти 22 мая 1933 г. генерал Кейтель, председатель Рабочего комитета Совета обороны рейха, заявил своим помощникам: «Ни один документ не может быть утерян, иначе вражеская пропаганда воспользуется этим в своих силах. Устные заявления всегда можно опровергнуть».

Если говорить о мировоззрении представителей флота в целом, то можно вспомнить слова, произнесенные одним из участников собрания членов СС, СА и «Стального шлема» и прозвучавшие очень характерно для того времени: «Теперь силы, которые последние четырнадцать лет были расколоты парламентской борьбой, свободны для того, чтобы преодолеть… все позорные попытки саботажа социалистов-демократов, доктринеров и пацифистов… Теперь мы должны снова воспрянуть и усилить наше согласие, нашу любовь к морю и волю нации и никогда больше не позволять перерезать жизненно важные артерии, которые для свободного, великого народа находятся в свободных морях».

В июне 1934 г. состоялась очередная встреча командующего военно-морскими силами рейха Эриха Рёдера с Гитлером, после чего адмирал сделал следующую запись: «Инструкции фюрера: ни в коем случае нельзя упоминать о кораблях водоизмещением 25–26 тыс. т., допустимо лишь сообщать о модернизированных кораблях водоизмещением 10 тыс. т. Фюрер требует, чтобы строительство подводных лодок велось в строжайшей тайне».

В 1935 г. между Великобританией и Германией было подписано двустороннее соглашение, в соответствии с которым Германии разрешалось строительство флота, равного 35 % английского, и подводного флота, равного 45 % английского, но с возможностью довести эту пропорцию до 100 %. Через десятилетие, после завершения Второй мировой, военные эксперты не могли понять, почему британский морской штаб, неявный владыка морей (Япония только начала свою масштабную программу построения военного флота), решил позволить побежденной, но жаждущей реванша Германии иметь столько же подлодок, сколько было в королевском флоте. В тексте меморандума британского Адмиралтейства были такие явно неразумные слова: «В этом случае (100 %) Германия будет обладать 50–60 субмаринами: ситуация, которая может вызвать некоторые опасения; но совершенно очевидно из отношения немецких представителей, что это вопрос „равноправия“, то есть является скорее тренировкой их воображения, нежели реальным желанием завести столь большой подводный флот. При нынешнем состоянии Германии кажется вероятным, что наилучший способ убедить их быть более умеренными в своих реальных свершениях — это гарантировать им исполнение их требований в теории. На самом деле, они будут строить подлодки и добиваться паритета в подводном флоте скорее, если мы оспорим их теоретическое право на это, нежели если мы согласимся, что принесет им моральное удовлетворение». Этот документ оправдал строительство немецких лодок, которые спустя несколько лет начнут топить британские суда…

Но руководству рейха и командованию вооруженными силами страны и этого было мало — с таким количеством лодок весь мир не завоевать. Поэтому, по словам К. Дёница («Немецкие подводные лодки во Второй мировой войне»), разрешенное водоизмещение германских лодок «в целом… оказывалось очень незначительным. Из-за островного положения жизнь Англии всецело зависит от ввоза продовольствия и сырья. Поэтому морские коммуникации с колониальными владениями имели для Британской империи жизненно важное значение. В течение целого ряда столетий стратегическая задача английского военно-морского флота состояла в защите этих морских сообщений. Решить же эту задачу можно было не подводными лодками, а надводными кораблями. Подводная лодка менее всего пригодна для обороны: она очень уязвима в надводном положении (например, от артиллерийского огня), тихоходна и может просматривать лишь ограниченный район, так как не имеет высоких надстроек. Но в то же время подводная лодка представляет собой ярко выраженное тактическое наступательное средство».

Спустя год состоялась вторая Лондонская морская конференция, которая закончилась провалом — не добившись полного равенства своего флота с флотом США и Великобритании, японская делегация покинула зал заседания. В итоге основные морские державы де-факто отказались от всяких ограничений в вооружении флота. Но в Лондонский протокол о подводных лодках было включено еще одно соглашение, отвечавшее в первую очередь интересам Британии: при задержании и потоплении торговых судов подводная лодка должна действовать как надводный корабль. Это требование сохраняло силу и в том случае, если на торговых судах имелись орудия, установленные «только для самообороны». Торговые суда, несмотря на характер вооружения, все равно считались коммерческими и пользовались соответствующей международной правовой защитой. Иными словами, подчеркивалось, что подводные лодки должны были задерживать торговые суда и производить их досмотр, руководствуясь международными нормами ведения торговой войны и призового права.

При этом для командиров лодок возникала «юридическая ловушка»: если на основании условий призового права подводная лодка могла потопить судно, то ей вменялось в обязанность предварительно обеспечить безопасность его команды. Поскольку считалось, что в открытом море для безопасности экипажа одних спасательных шлюпок недостаточно, подводная лодка должна была либо взять его к себе на борт (но это было, как правило, нереально — вместить в маленький объем подлодки весь экипаж океанского лайнера), либо вообще отказаться от потопления судна.

После подписания в 1935 г. англо-германского морского соглашения Германия 23 ноября 1936 г. присоединилась и к этому протоколу, что де-факто еще более снизило боевое значение подводной лодки.

Год спустя уже официально был оформлен военно-политический блок «ось Берлин — Рим» и заключен так называемый Антикоминтерновский пакт между Германией и Японией, к которому вскоре примкнула Италия и ряд других государств. Англия и Франция в ответ наращивали сухопутные и военно-морские силы…

В 30-е годы XX века в Германии среди сотрудников Генштаба, морских офицеров и военных теоретиков была популярна книга немецкого адмирала В. Вегенера «Морская стратегия мировой войны». В издании, которое называли «морской библией», автор настаивал на необходимости захвата стратегических позиций для улучшения условий деятельности флота. Для господства на море, по его мнению, был необходим захват французских атлантических баз, оккупация Дании и особенно Норвегии. Эти и многие другие идеи были позже реализованы Гитлером на практике в течение первых двух лет Второй мировой войны.