— Сколько ты хочешь?
— Пустяк, десять процентов от общей суммы меня вполне устроит.
— Это большие деньги, Эмилио!
— Не такие уж большие по сравнению с тем, что нам предстоит заработать.
— Ладно, сегодня же пришлю чек и буду ждать от тебя известия о выполненной работе.
— Не извольте беспокоиться!
Барраган положил трубку и вздохнул глубоко и удовлетворенно. Теперь осталось отыскать эти чертовы бумаги и продолжить торг. И первое, что надо сделать, — посетить регистрационную палату, нащупать все возможные следы и по ним выйти на документы!
5
Серая «мазда» выехала из гаража муниципального совета Боготы, покатила по Двадцать шестой в сторону гор, а затем свернула на кольцевую в северном направлении. Машина везла домой советника Эскилаче, который на заднем сиденье перелистывал страницы книги Рафаэля Помбо, купленной им в подарок детям Эмилио Баррагана. Он разглядывал иллюстрации, с волнением перечитывал знакомые названия и первые строчки стихотворений, и настолько растрогался от нахлынувших на него из далекого прошлого детских ощущений, что не удержался и на память пересказал некоторые стишки своему шоферу.
На развязке у Национального парка на кольцевую вырулил белый «трупер», облепленный наклейками, и, пристроившись в хвост «мазде», последовал за ней на некотором расстоянии. На подъезде к пересечению с шестьдесят седьмой «трупер» отставал от «мазды» на два других автомобиля, однако, миновав Военный госпиталь, начал сокращать дистанцию. На узкой дороге, поднимающейся в гору, напротив школы «Нуэва-Гранада», «трупер» обогнал «мазду» и, грубо подрезав, заставил остановиться. Эскилаче вскрикнул от неожиданности, выронив изо рта зажженную сигарету на обивку сиденья.
— Вот скот… — хотел было выругаться советник, но прикусил язык, увидев, как дверцы «трупера» распахнулись, и перед ним возникло лицо Рунчо.
— Вы меня помните? — с улыбочкой спросил тот.
— Вы… однако, что за наглость?
Рядом с водительской дверцей «мазды» нарисовался толстяк в черных очках и в рубашке от Вальдири, туго обтягивающей брюхо.
— Да вы не волнуйтесь, мы просто хотим поговорить по-хорошему… пока, — продолжал Рунчо шутовским тоном. — Я здесь для того, чтобы передать вам маленькое предупреждение по известному вам поводу.
— Это… по какому же?
— Дело проще выжатого апельсина. Речь идет все о той же земельке, про которую вы сами знаете. У моего хефе пропали кое-какие важные бумаги, и он желает с вами побеседовать.
— Что еще за бумаги? Не знаю я ни про какие бумаги!
— Важные бумаги, — повторил Рунчо, медленно покачивая указательным пальцем. — Я ему, мол, успокойтесь, хефе, сеньор Эскилаче человек честный, занимает государственную должность! А он говорит, ладно, на первый раз дадим ему возможность объясниться.
— Клянусь вам, молодой человек, я не знаю…
Толстяк в рубашке от Вальдири вдруг наклонился к окошку шофера Эскилаче и грозно прорычал:
— Чего уставился, тебе моя рубашка не нравится, что ли?
— Нет-нет, — торопливо ответил тот, — классная рубашка, я такой красивой никогда не видел!
— Если не нравится, так и скажи, педик долбаный!
Он пнул ногой дверцу машины, потом вынул из-за спины бейсбольную биту и одним ударом снес зеркало заднего обзора.
— Да нет же, прекрасная рубашка, уверяю вас!
— Мужик ты или нет, мудень сраный! Скажи прямо — не нравится! — заорал толстяк, побагровев от бешенства, и новым ударом вдребезги разбил левую фару.
— Божественная, и на вас сидит как влитая, где вы ее купи…
— Да этот ублюдок потешается надо мной, черт побери, ну, я тебе сейчас покажу!
И он принялся с яростью крушить битой правую фару, оба поворотника, крышку капота, а последний удар нанес по ветровому стеклу. Двое приятелей остановили его.
— Успокойся, Морсита! Это недоразумение!
— Парень просто хотел спросить, где ты купил свою рубашку, Морсита! — с услужливым видом разъяснил Рунчо. — Только и всего…
— А чего он уставился на меня, будто трахнуть хочет? Я этого не люблю!
Эскилаче покрылся липким потом и в растерянности молча взирал на происходящее. Наконец он решился заговорить.
— Владимир, черт бы тебя побрал, а ну-ка извинись перед кабальеро!
— Простите меня, сеньор! Я не хотел…
— Ну, вот все и уладилось! — довольным голосом объявил Рунчо. — Между друзьями иначе и быть не может!
Он подал знак остальным и наклонился к сидящему в машине Эскилаче:
— Значит, так, сеньор Эскилаче. Советую вам позвонить моему хефе. У него сейчас плохое настроение, но после разговора с вами он наверняка повеселеет.
Все трое сели в «трупер» и укатили прочь. Эскилаче вытер платком вспотевший лоб и вышел, чтоб посмотреть на разрушения. «Мазда» спереди представляла собой жалкое зрелище; ветровое стекло покрылось мелкой паутиной трещин. Только в седьмом часу вечера они смогли продолжить путь.
— Домой, черт побери, и побыстрее! — приказал водителю Эскилаче.
«Мазда» вернулась на кольцевую автодорогу. Нескончаемая, извилистая лента габаритных огней медленно ползла, то продвигаясь на несколько метров вперед, то замирая на месте. Поравнявшись со склоном Ла-Калеры, они услышали нетерпеливый хор автомобильных гудков на выезде с Седьмой карреры, где в полной неподвижности скопилось множество машин, будто нарисованных на асфальте. В окнах соседних домов начинал загораться свет. Горничная убирала из дворика перед домом пластиковые стулья, чтоб не намочило дождем.
В гостинице «Эсмеральда» нетерпеливо поджидал Тифлис.
— До сих пор нету, мать их, куда они могли запропаститься?
— Не волнуйтесь, хефе! Наверно, в пробке застряли, — успокаивал его секретарь Вилбер.
— Приведи-ка сюда бабенку! Похоже, бедняжка страдает по чужой вине, ну да ничего не попишешь — такова жизнь.
Через пять минут Сусан вошла в кабинет Тифлиса. Она с силой отпихнула Вилбера и одарила Элиодоро ненавидящим взглядом.
— Если еще хоть раз пошлешь за мной кого-нибудь из твоих головорезов, я тебя задушу! Скажи ему, чтоб убирался!
Тифлис, внезапно сделавшийся очень покладистым, кивком велел секретарю удалиться. Вилбер поставил на письменный стол хефе бутылку «кристаля», включил диск «Биномио де Оро» и с поклоном скрылся за дверью.
— Значит, так, мамита. Хочу, чтоб вы поняли — чувства одно, а бизнес — совсем другое. Я понятно изъясняюсь? Нельзя смешивать деловые отношения с постельными. Вернее, с любовными… Не мастак я говорить! В общем, вы меня понимаете.
— Элиодоро, как ты мог подумать, что я способна навредить тебе?!! Разве ты забыл, что я сделала перед смертью Перейры Антунеса? В этом деле мы с тобой связаны одной веревочкой!
— У меня есть принцип, мамита, не верить ни одному человеку на всем белом свете. Меня этой науке с детства обучил мой отец. Ничего не поделаешь!
— Такими методами ты только оттолкнешь от себя своих же друзей!
— Предположим, я подумал хорошенько и пришел к выводу, что вы вряд ли имеете отношение к краже документов. Я понял это, пребывая в храме размышлений. — Тифлис показал на туалет. — А потому, королева, вы снова будете пользоваться моим полным доверием при условии, что поможете мне вычислить, кто это сделал.
Сусан перестала хмуриться, переставила иглу проигрывателя на начало диска и налила себе виски.
— Кажется, мы вернулись к взаимопониманию?
— С такой женщиной, как вы, легко найти общий язык.
Она уселась на край письменного стола, положила ногу на ногу и принялась размышлять вслух:
— Очевидно, на документы мог позариться лишь тот, кто положил глаз и на землю. Кому еще было известно, что они у тебя? Знал ли об этом, к примеру, Эскилаче?
— О нем можете не беспокоиться, мами, — ответил Тифлис. — Он уже у меня в руках. Я как раз жду его звонка.
— Но есть еще и другой, — продолжила Сусан, — тот голубок, как его там?
— Барраган, — подсказал Тифлис, опрокидывая в рот копиту «Кристалл».