11
— Где я? — промычал Силанпа, с трудом приоткрыв один глаз. Ослепительные солнечные лучи проникали через окно. В их свете он различил помятый металлический шкаф, треснувшее зеркало, зеленое кресло, почтовые открытки и черно-белые фотографии, пришпиленные булавками к стене, и множество мельчайших пылинок, плавающих в застоявшейся духоте непроветренного помещения. Ему захотелось приподняться, но требовалось непомерное усилие, чтобы оторвать тяжелую, ледяную голову. Его прошиб пот, в глазах потемнело.
Цветастая занавеска на двери вдруг откинулась в сторону, и в комнату вошла Кика в голубых джинсах и белой майке с надписью «I Love Girardot».
— Ну что, папуля, очухались? Вы были в полной отключке!
— Почему я здесь?
— Вы уснули, и Улисес выволок вас на улицу. Хорошо еще, в вашем бумажнике нашлись деньги заплатить за выпитое, иначе они бы с вас с живого шкуру содрали!
— Который час? — Силанпа опять попытался встать, но в глазах все поплыло, и он бессильно уронил голову.
— Спокойно, папуля! Еще рано. Вы у меня дома.
— Это вы меня сюда притащили?
— Да, вы мне должны за такси! Водитель потребовал двойную плату за то, что помог запихивать вас в машину!
Силанпа наконец принял сидячее положение.
— А где здесь ванная? — спросил он, пристыженный.
— Там, — показала Кика на дверь. — Если нужна горячая вода, ее надо разогреть на плите.
Силанпа несколько раз плеснул себе на лицо холодной водой, протер мокрой рукой шею и за ушами, и почувствовала себя чуть лучше. Но тут же вспомнил о Монике, и невольно стиснул зубы — он не мог видеть это наяву, ему приснился гадкий сон!
В стене ванной имелось крошечное оконце, глядящее во двор. Через него Силанпа разглядел вдали смутные очертания горных вершин, окутанных облаками, а прямо напротив — вереницу цементных домишек; под проемами подслеповатых окошек висели веревки с бельем, велосипедные колеса, полосатые половики.
— Что это за дерьмовая дыра?
— Баррио Кеннеди, папуля. Не доводилось бывать здесь?
— Заезжал как-то раз… — Силанпа посмотрел на свои часы — два пополудни. — Можно я позвоню?
— Да, конечно, но только если есть монетка в десять песо. Телефон на улице, на углу.
Они выпили кофе, и Кика проводила его до телефона-автомата. Силанпа набрал номер «Обсервадора».
— Эскивель? Это Силанпа!
— Где вас носит, мать вашу! Уже два часа названиваю вам домой! Сегодня на утренней редакционной пятиминутке присутствовал сам Солорсано, а вас нет! Пришлось оправдываться, изобретать уважительные причины вашего отсутствия!
— Уж поверьте, я не сижу сложа руки! В данный момент как раз занимаюсь расследованием дела убитого на Сисге. Мне только нужно еще немного времени!
— Вот приезжайте сюда и объясняйте все главному редактору! Я уже устал быть вашим адвокатом!
Силанпа попрощался с Кикой, отдал ей купюру в пять тысяч песо и пошел ловить такси на авенида-де-лас-Америкас.
По дороге к нему вновь вернулось ужасное воспоминание: голая Моника и Оскар, выходящий из ванной. Желудок судорожно сжался, Силанпа почувствовал, что его сейчас вырвет. Он поспешно открыл окошко и стал жадно вдыхать упругий ветер. Вдруг захотелось рассказать обо всем Гусману, облегчить душу, выслушивая его циничные насмешки. Впрочем, истории любовных измен настолько пошлые и одинаковые, что не волнуют никого, кроме самих пострадавших.
Приехав в редакцию, он первым делом зашел в кафетерий, одну за другой выпил три чашки кофе и приободрился.
— Капитан Мойя просил меня не раскрывать тайну следствия, пока не будет собрано достаточно доказательств. У меня в работе сейчас несколько версий.
Из зала редакции доносилась трескотня пишущих машинок.
— Какие версии? — Солорсано неотрывно смотрел на него, грызя карандаш.
— Я пока еще не могу обсуждать их в открытую.
— Я — заместитель главного редактора по информации, Силанпа! Имею право знать!
— Не могу нарушить слово…
— Я ведь профессиональный журналист, Силанпа. И знаете что? Интуиция подсказывает мне, что здесь нечисто. Мы, конечно, видели фотографии этого посаженного на кол, да только… — Солорсано отвернулся и продолжил, глядя в окно: — Чем больше вы рыскаете в «поле», тем меньше времени проводите в редакции. Вот что меня смущает прежде всего. И я невольно задаюсь вопросом: а может, он просто такой хитрожопый, что решил — пусть, мол, другие тянут лямку вместо него?
Силанпа ничего не ответил, взял свой кейс и молча пошел на рабочее место. Сел за стол, включил компьютер и в ярости признался самому себе, что не знает, о чем писать. Голова болела, хотелось убраться из редакции ко всем чертям, однако он сделал усилие, чтобы взять себя в руки.
ЗАГАДОЧНЫЕ ТРУПЫ
Редакция, Богота. — Казнь через посажение на кол на Сисге обещает стать одним из наиболее ужасающих и загадочных преступлений, о которых когда-либо рассказывалось в нашем разделе полицейской хроники. После того как труп жертвы доставили в морг института судебной медицины, его предъявили на опознание многочисленной группе граждан, разыскивающих своих пропавших без вести родственников, но имя убитого так и не была установлено. Образно выражаясь, мертвые продолжают молчать. Смерть уносит все живое, но в данном случае она, похоже, стерла без следа также прошлое и личность покойника, который был человеком тучным, лет около пятидесяти пяти отроду (см. графический портрет), приятной внешности. Но хотя до сих пор не удается узнать, как звали этого мужчину и что привело его к столь трагическому финалу, зато наше воображение способно подсказать нам, каким адским мукам подвергли свою жертву неизвестные палачи, одержимые необъяснимой злобой и действовавшие с преувеличенной жестокостью.
Пока продолжается расследование убийства на Сисге, о котором ваша газета и впредь будет информировать своих читателей, мы напомним вам о другом неопознанном трупе, прозванном «серебряным мальчиком». Это случилось в селении Доллартон на западе Канады в провинции Британская Колумбия зимой 1978 года. Группа лыжников наткнулась на замороженный труп подростка тринадцати лет. Его огромные голубые глаза были распахнуты, оскаленный рот обнажал красивые, ровные зубы. Тут же, естественно, возник вопрос: кто он и что с ним случилось? Однако ни один человек во всей Британской Колумбии не заявлял о пропаже ребенка с похожей внешностью. Весть о неопознанном трупе пересекла страну и докатилась до Оттавы и Монреаля, превратившись в притчу во языцех: кто же все-таки тот красивый мертвый мальчик? На радиостанции и в редакции газет поступали нескончаемые телефонные звонки, приходила лавина писем от женщин, называвших себя матерью погибшего ребенка, однако все эти утверждения оказались ложными. Появилось множество публикаций с вымышленной биографией мальчика, — следователи и их добровольные помощники исчерпали все возможные версии, а тайна по-прежнему оставалась нераскрытой.
И осталась бы таковой, если бы ключ к разгадке не предоставила Валери Нейер, молодая журналистка из газеты «Суар-де-Монреаль». «Серебряный мальчик» — так окрестила его пресса и называла на протяжении восьми месяцев неизвестности — был родом из Швейцарии, и звали его Карл Асперн. За семь лет до описываемых событий он вместе со своими родителями попал в авиакатастрофу. Легкий самолет, на котором они летели, рухнул в районе северных озер. Считалось, что все трое погибли, но, по утверждению журналистки, Карлу удалось выбраться на снег прежде, чем самолет взорвался, и его замерзший труп отлично сохранился. В течение семи лет бурные ветра мало-помалу подталкивали мертвое тело, пока оно не скатилось в небольшую речушку, а та, нырнув под землю, вынесла его на поверхность совсем в другом месте. Так, спустя годы, труп очутился поблизости от Доллартона. Фотографии Карла Асперна, присланные его родственниками из Цюриха, совпадали с внешностью «серебряного мальчика». Журналистка также отыскала регистрационный журнал с записью об авиакатастрофе, в которой погибли его родители. В итоге она доказала, что за семь лет труп Карла переместился на расстояние в 978 километров!
