Обстановка, которую застал Родик, войдя в кабинет, мало отличалась от вчерашней, как и состав присутствующих.
— Ассалому алайкум, — приветствовал всех Родик.
— Салом. Как отдохнули? — поинтересовался Абдулло Рахимович.
— Все хорошо. Я уже давно проснулся. Умылся. Чувствую себя бодро.
— Прошу завтракать… Потом отправимся осматривать мои владения. К обеду вернемся сюда. К нам должен приехать мой односельчанин. Вы, Родион Иванович, с ним знакомы. Правда, когда в последний раз встречались, он был председателем совхоза, а сейчас — председатель Верховного совета. Мы вместе пообедаем. Он только вчера прибыл из Москвы со встречи на самом высоком уровне. Расскажет. К этому времени мой бухгалтер должен появиться — обсудим ваш вопрос. Вот такой распорядок… — прихлебывая чай, сообщил Абдулло Рахимович. — Да… Только сейчас мне звонил Сухроб. Передавал вам самые лучшие пожелания.
Родик вопросительно посмотрел на Абдулло Рахимовича.
— Что, не помните? В ваш приезд ко мне на родину с ним общались.
— Это тот мужчина, который работает учителем в школе для больных детей?
— Он. В войну ему пришлось переквалифицироваться, так сказать. У него обнаружился военный талант. Командовал. Без его усилий все могло пойти по-другому. Его заслуги трудно переоценить. Он сейчас поправляет здоровье в Варзобе. Памятник всем таким людям будем ставить. Не все дожили…
— Как поживают ваши братья?
— К счастью, все живы. Вы разве не знаете, что Юсуф занял в правительстве ключевой пост? Мансур, считайте, генерал, Ибрагим — раис на алюминиевом комбинате.
— Новое время рождает новых лидеров. Хорошо, что среди них ваши родственники.
Родику было очень интересно узнать подробности о гибели прежних лидеров— Сангака Сафарова и Файзали Саидова. Одного из них он знал лично и даже выполнил его просьбу, а второго, вероятно, видел, когда был в гостях у Абдулло Рахимовича на мероприятии по поводу обрезания его сына. Действия этих двоих людей вызывали в Родике двойственные чувства, требующие комментариев. Однако, боясь попасть впросак, он воздержался от расспросов.
Закончив завтрак, Абдулло Рахимович сделал несколько распоряжений и пригласил Родика садиться в машину. Родик спустился во двор и устроился на заднем сиденье «Волги». Вскоре появился Абдулло Рахимович, сопровождаемый своим заместителем. Пока размещались в салоне, подъехали два УАЗа, из которых выглядывали знакомые Родику подростки. Миновав центр города, кортеж свернул на территорию кирпичного завода. Подождав, когда пыль осядет, а сопровождающие выйдут из своих автомобилей, Абдулло Рахимович предложил Родику следовать за ним, а сам направился к стоящей неподалеку кучке людей. От нее отделился мужчина в обычной для таджикского руководства районного масштаба одежде: темный костюм, белая рубашка и траурный галстук. Родик догадался, что это директор. Вскоре Абдулло Рахимович подтвердил его догадку, и начался осмотр цехов. В первом цехе, где раньше осуществлялась подготовка глиняной массы, Родик сначала не понял, что происходит. Он был заполнен пестро одетыми женщинами, двигающимися, подобно муравьям на тропе к муравейнику. Присмотревшись, он разобрался: они вручную готовили глину и формовали кирпичи. Одни таскали самодельные носилки, другие орудовали совковыми лопатами, третьи передавали друг другу по цепочке ведра. От пыли и испарений дышать было почти невозможно.
— Тут ад какой-то, — непроизвольно констатировал Родик.
— Оборудование растащили. Даже транспортерные ленты, не говоря уж о электродвигателях. В рабочем состоянии только печь обжига, да и из той шамот повыдергали, — пояснил директор. — Приходится все делать вручную.
— А почему женщины? Это ведь очень тяжелый труд. Хоть бы респираторы им выдали.
— Мужчин мало. Война… — ответил кто-то из присутствующих. — Беда не в этом. Брак больше восьмидесяти процентов. Инженеров нет. Никак технологию не отладим.
— Да-а-а. А где терраблоковый пресс?
— Вот он, — показал директор в дальний конец цеха. — Пойдемте. Осторожно, здесь грязно. Извините, если я не на все вопросы смогу ответить. Временно я здесь. Вообще-то я в совхозе работаю, экономистом.
— Ясно. Не смущайтесь, я все понимаю без комментариев. Этот пресс на моем производстве в Москве сделан, — успокоил его Родик и, подойдя к прессу, произвел ревизию, а потом заключил: — Внешних дефектов не вижу. Сняты вибраторы и электродвигатели. Это стоит недорого и установить можно быстро. Самое главное, что гидравлическая система цела. Похоже, шестигранников у ваших вандалов не нашлось. Надо восстановить, и будете за день делать кирпичей больше, чем своим ручным способом за месяц.
— Кирпич обжига нам тоже нужен, — заметил директор. — Пойдемте, я покажу, что получается. Вы специалист, вдруг что-то посоветуете.
Склад готовой продукции представлял собой еще более плачевное зрелище. На земле без поддонов лежало то, что назвать кирпичом было трудно. Тут же стоял грузовик, в который женщины, передавая это подобие кирпича по цепочке, производили погрузку. Родик не стал спрашивать, куда делись кары и почему не работают тельферы и мостовой кран. Все было ясно. От завода остались лишь никому не нужные стены, и раньше-то казавшиеся Родику развалинами, что, впрочем, было вполне характерно для прежнего Таджикистана. Однако в развалинах тогда работали и производили вполне достойную продукцию. Вероятно, эти мысли отразились на его лице.
— Что, поражены? — спросил Абдулло Рахимович. — Сейчас общими стараниями хоть что-то выпускаем. Увидели бы вы, что здесь было два месяца назад! Кирпич, конечно, плохой, но лучше, чем ничего. На восстановление годится.
— Сколько же женщинам платят за этот… труд?
— Зарплату мы пока платить не можем. Люди радуются тому, что есть работа. Муку им выдаем. Еще кое-что.
— Понятно. Вечером я напишу, что потребуется для восстановления пресса, а с обжигом надо думать. Установить причину на глаз я не берусь. Где-то нарушается технология, скорее всего, что-то с парогенератором, хотя, может, и температурные режимы не соблюдены. Один я с этим не справлюсь.
— Ты — директор, пока Родион Иванович здесь, подумай, как все организовать. Как я понимаю, необходимо найти инженеров. Может быть, в Душанбе поискать, — распорядился Абдулло Рахимович и, обращаясь к Родику, предложил: — Поедемте на винзавод. Он сохранился, работает. Сырье есть. Есть и трудности. Посмотрите, обсудим. Кстати, это одна из организаций, способных дать гарантийное письмо. Правда, с директором я вас познакомить не смогу. Он вместе с Сухробом отдыхает в Варзобе. Тоже заслуженный боевой командир. Его заместителя вы знаете, вчера рядом за столом сидели. Он нас ждет.
— Мне становится стыдно брать кредит. Республике нужны деньги, а я их собираюсь изъять.
— Не вы, так кто-то другой. Вам ведь предлагают это сделать не последние люди. Это финансовая политика. Эти рубли в банках— бумажки, которым осталось мало жить. Это не наше национальное достояние. Скоро свою валюту выпустим. На ваши рубли, конечно, можно что-то купить, но сегодня не знаем что. Рано еще экономику восстанавливать. Сначала политические противоречия следует устранить, власть взять, людей расставить. А для этого требуются живые деньги. Вот вы в этой цепочке и являетесь необходимым звеном. К тому моменту, когда до экономики руки дойдут, вы на кредит разовьетесь и станете инвестором. Да и деньги отдадите с процентами. Из-за этого я вам и хочу все свои возможности продемонстрировать. Такие, как вы, будут опорой для возрождения Республики.
— Люди должны сейчас жить. Для этого им нужно сегодня создавать экономические условия. До завтра они могут не дотянуть.
— Ошибаетесь. Вы мыслите категориями промышленных центров, где человек должен все покупать, а для этого получать зарплату. У нас не так. В наших аграрных областях земля кормит. Давать надо только чай и хлеб. Я даю. Мало, но с голоду никто не умирает. Никто не возмущается. Все в нашей области теперь знают, сколько стоит жизнь, а на севере пусть думают.
