— Тебе кто сюда разрешил вернуться? — озверился Родик. — Я тебя сейчас зарублю! Пошел назад!

— Рубите меня, Родион Иванович, но я не пойду на улицу. Я же обморожусь.

— Обморозишься. Для этого тебя туда и отправляю. Привяжу к дереву, а когда рассветет, посмотрю, как ты себя чувствовать будешь. Ты же хотел поглядеть, как через меня пуля пройдет и какого цвета у Юры кровь.

— Не пойду! Убивайте здесь!

— Пойдешь, скотина, — процедил Родик сквозь зубы, ощущая новый приступ озлобления и стараясь поднять теперь уже сопротивляющегося Ивана Петровича.

Шум всей этой возни разбудил обитателей дома. На террасе появился Сергей Сергеевич. Он сонно спросил:

— Что тут происходит, Родион Иванович?

— Какая-то сердобольная душа скотину эту в тепло спать положила, одеяльцем укрыла. Вот я и хочу восстановить справедливость. К дереву его привяжу, пусть до утра постоит.

— Не надо, Родион Иванович. У нас и так чэпэ, а вы хотите все усугубить. Утром составим на него протокол. Его лишат разрешения на оружие, исключат из охотобщества. Оружие мы у него уже изъяли. Трофей вам отдадим в качестве небольшой компенсации. Не трогайте его. Давайте лучше пару часиков еще придавим. Не сворачивать же из-за него охоту, в такую даль ехали. Пусть отдыхает. Ему тоже досталось. Это я его спать уложил, а одежду спрятал, чтобы не сбежал ненароком. Оставьте его. Это я вам как председатель охотобщества говорю. Нам сегодня еще лося взять надо. Пойдемте, пойдемте…

— Подчиняюсь дисциплине, Сергей Сергеевич, — с сожалением произнес Родик. — Однако с вами не согласен. Лишение его охотничьего статуса — слишком мягкая кара. Я все равно это так не оставлю. Не здесь, но накажу.

— Это у вас горячка. Нервный стресс, замешанный на водке. Остынете и простите. Я вас знаю. Вы человек не злой, а Иван Петрович все же не закоренелый преступник и, надеюсь, не рецидивист. Думаю, к врачу ему надо обратиться. А пить вообще противопоказано. Да и по поводу наказания вы не правы. Протокол пойдет в Центральное общество, в милицию. Могут и уголовное дело завести. Попытка убийства. Мы в протоколе это отметим, все подпишемся. Ваша мысль о суде Линча плохая. Выбросьте ее из головы. Вам что, хочется из-за этого ненормального в тюрьму сесть? У нас большой бизнес намечается. Я понимаю ваше негодование, но…

— Я тоже все понимаю. Сдержать себя не могу. Внутри кипит. Вы правы. Не волнуйтесь, но имейте в виду: прощение преступления является соучастием в нем. Мы должны очень серьезно отнестись к случившемуся.

Взрослые расположились за уставленным закусками и бутылками столом, а племянницы Родика, пользуясь случаем, шумели за стеной в спальне, используя кровать родителей в качестве батута, и иногда высовывали свои возбужденные рожицы из-за косяка двери. Убеждаясь, что взрослые заняты, они — вероятно, чтобы обратить на себя внимание, — с визгом пробегали по столовой и опять исчезали.

— Надо было Наташку с собой взять. Она бы с девчонками поиграла, а то от их визга уже голова трещит, — в очередной раз посетовала сестра Родика и снова крикнула куда-то в пространство: — Все, замолчали!

Дети то ли не слышали, то ли делали вид, будто не слышат команды матери, и продолжали прыгать так, что посуда на столе жалобно позвякивала.

Поводом вечеринки явилось возвращение сестры Родика и ее мужа из Италии. Поскольку это была их первая поездка за границу, они до сих пор фонтанировали впечатлениями, а привезенное вино, ценителями которого Надежда и Сергей неожиданно стали, подогревало эйфорию. Рассказы с многочисленными повторениями деталей и иллюстрируемые фильмом, отснятым ими в разных городах, наконец иссякли, а появившиеся на столе чай и сладости навели всех на общую мысль, что пора расходиться по домам. Беседа несколько увяла и оживлялась, только когда Сергей предлагал еще выпить в ответ на желание кого-нибудь из гостей уехать домой.

— Ой… Забыла вам похвастаться, — вдруг сообщила Надежда. — Мне итальянцы подарили комплект: серьги, кольцо и браслет. Сейчас принесу.

Женщины с интересом принялись разглядывать подарок. Родик попросил, чтобы показали и ему.

— Это золото с хризопразами. Работа неплохая. Дизайн очень современный. Подарок, говоришь?

— Да. Это партнеры Сергея расстарались.

— Странно. Вы знаете, сколько стоит этот подарок?

— Какая разница. Подарок ведь.

— Такой подарок… Этот комплект даже по себестоимости тянет тысячи на две-две с половиной долларов. Тут только золота без работы долларов на пятьсот. Камни… Странный подарок. Королевский. Такие подарки, по моим представлениям, просто так не делают. Их прием, судя по увиденному, — уже хороший подарок, даже если они и безумно заинтересованы в сделке. Рестораны, отели, поездки… Я в Италии не был, но цены могу представить. Прием им обошелся тоже не в одну тысячу долларов. Нас в Танзании так не принимали, хотя наши предполагаемые инвестиции составляли некую часть национального продукта страны, а партнеры по совместному предприятию были почти первыми лицами государства.

— Сравнил своих аборигенов с итальянцами! Ты во всем видишь негатив. Просто люди так к нам отнеслись, — забирая из рук Родика комплект, возразила сестра.

— Это не люди. Это коммерсанты. Они деньги считают, причем собственные. Что-то тут не так. Они вам случайно не подсунули дохлую лошадь?

— Ой… Родик, прекрати! Да и вообще, какое тебе до этого дело?

— Мне? Я деньги твоему мужу дал. Немалые по моим масштабам. Товар хочу получить.

— Получишь. Это огромная фирма. Люди порядочные, солидные. Ты их офис в фильме видел?

— Видел. Шикарный, и автомобили не хуже, но о чем это говорит?

— Обо всем. Итальянцы — гостеприимные и широкие люди. Настоящие мужчины.

— Ладно. Не будем портить друг другу настроение. От малого опасения великое спасение. Поживем — увидим. Однако уже поздно. Завтра рабочий день. Мы пойдем. Да и Наташка дома одна…

Пока Родик открывал и заводил машину, жена спросила:

— Ты что так возбудился? Радоваться надо. У сестры жизнь налаживается. Вот она как счастлива, прямо вся светится.

— Ты же знаешь: никто больше меня не хочет, чтобы ее жизнь наладилась. Однако у меня плохие предчувствия. Сергей — не та фигура, жене которого могут делать такие дорогие подарки. Наш автомобиль дешевле стоит. Да и прием странный. Зачем деловым людям, которые впервые видят Сергея, тратить выходные на показ Венеции, Флоренции? Для них уик-энд — святое. Ты на интерьеры ресторанов обратила внимание? Я к таким ресторанам за границей боялся подойти. В Японии по незнанию зашел в более простое место, и у меня денег не хватило, чтобы расплатиться. А здесь их сопровождает целый коллектив. Переводчик… Удивительно.

— Может, в Италии так и принято… Что, если там все рестораны такие?

— Может быть, но подобные подарки делать просто неприлично — в этом я убежден. Ты же по выставкам поездила. Что дарят коммерсанты друг другу, даже если подписали сверхвыгодный контракт?

— Прекрати. Это уже на сплетничество похоже. Может быть, твоя сестра горячему итальянцу понравилась. Влюбился и делает подарки, а Серега по наивности думает, что это из-за него.

— Это вряд ли. Хотя… Возможно, начали проявляться гены.

— Да, гены у вас в этой части мерзкие. Мама твоя…

— Маму не трогай! Она тебе кроме хорошего ничего не делала.

— Не любила она меня. Считала, что я тебе не пара. Кстати, тут вчера твоя звонила… Ворона эта черная.

— Ты про Оксу?

— Про нее. Это какая-то постоянная добавка к нашей семье. Чего она к себе в Душанбе не уезжает?

— Она теперь здесь жить станет. В Душанбе война. Я же тебе перед Новым годом объяснял.

— Понятно, почему ты так поздно с работы стал приезжать. Что у вас за отношения?