Несмотря на преклонный возраст, Шивасома энергично взялся за дела и провел в стране религиозную реформу. О деталях ее в источниках не сообщается, но, надо полагать, это была реформа в духе той, которую проводил в Индии Шанкара. А реформа Шанкары сводилась к очищению индуизма от всех «наносных явлений» — тантризма, непристойных обрядов, а заодно и от человеческих жертвоприношений, которые хотя и не были «поздними искажениями» индуизма, но тоже, по мнению Шанкары, нарушали чистоту религии. Главное же, Шанкара создал жесткую организационную структуру, объединив всех индуистских монахов в десять религиозных орденов с четко определенными функциями. А это было особенно важно для правительства Индравармана I, которое стремилось обеспечить стабильность общества именно за счет жесткой организации всех его структур.
Наряду с организационными мерами Шивасома, несомненно, приложил усилия к тому, чтобы идеологическое обоснование божественности царя (а царь был краеугольным камнем системы стабильности по понятиям того времени) выглядело максимально понятно и было доступно народу. В 881 г. в центре Харихаралайи была возведена облицованная песчаником искусственная латеритовая гора в форме пирамиды — Баконг [521, с. 167]. Этот храм-гора, впоследствии ставший мавзолеем Индравармана I, подобно мифической горе Меру, маркировал центр Вселенной, олицетворял самого царя и наглядно показывал кхмерам, где находится источник всех благих процессов в мире.
Все последующие кхмерские цари тоже стали строить по этому образу искусственные горы — центры Вселенной. Что касается человеческих жертвоприношений на вершине горы или в других местах, о которых сообщалось в источниках VII в., то с ними, кажется, действительно было покончено. В источниках более позднего времени они как будто нигде не упоминаются.
Хуже было дело с истреблением всякого рода «непристойных обрядов», связанных с тантризмом, который в VIII в. широко распространился по Южной и Юго-Восточной Азии. Попытки вытеснить его вместе с буддизмом махаяны, который проник в Камбоджу в конце VIII в., видимо, ничего не дали.
Уже в 886 г. в области к северо-западу о г.Убонратчатхани (совр. Таиланд) появляется буддийская махаянская надпись, упоминающая Индравармана I как правящего в это время царя [521, с.111]. Но особый размах распространение махаяны и других нетрадиционных (для этой страны) религий приняло в правление сына Индравармана I — Яшовармана I (889—около 912).
Яшоварман I, как и его отец, очень заботился о своем имидже. Из его надписей мы можем узнать, что он
«одним ударом меча… разрубил натрое большой железный прут, как если бы хотел наказать его за то, что он соперничает в твердости с его рукой»
[465, с.113].
Разумеется, всем, что положено знать и уметь царю, он обладал в самой наивысшей степени:
«Во всех науках и во всех видах спорта, в искусстве, в знании языков и письменностей, в танцах, пении и во всем остальном он (Яшоварман I) был так искусен, будто он их сам изобрел. Глядя на него, Создатель изумился и, казалось, сказал: „Зачем я создал себе соперника, сотворив этого царя“»
[465, с.113].
Несмотря на то что далеко не все его войны кончались победоносно25, враждебные цари, разумеется, не смели и вздохнуть в его присутствии.
«При одном виде этого монарха, ослепительное сияние которого трудно выдержать, его враги опускали головы, говоря: „Этот олицетворяет солнце!»
[465, с.113].
Особо подчеркивались социальные достижения Яшовармана I:
«Он так хорошо охранял землю, что ни один человек не мог пожаловаться другому на малейшую занозу, заставляющую его страдать»
[521, с.65].
«Несправедливость, побежденная этим царем, при котором расцвела справедливость, бежала неизвестно куда...»
[465, с.113].
Вместе с тем Яшовармана I очень заботила проблема легитимности. Не удовлетворившись генеалогией, составленной для его отца, он велел соответствующим специалистам нарисовать такое родословное дерево, которое увязывало бы его со всеми сколько-нибудь значительными персонажами кхмерской истории. И специалисты выполнили эту задачу с блеском, приписав в пращуры Яшовармана I даже Агастью, мифического индийского мудреца, принесшего, по преданию, цивилизацию в Южную Индию и Юго-Восточную Азию [465, с.61, 105, 107].
Такое изобилие «доказательств» могло быть вызвано, конечно, особенностями психики данного царя, но, скорее всего, существовали и объективные обстоятельства, какие-то подспудные течения, которые заставляли Яшовармана I быть постоянно настороже и постоянно самоутверждаться всеми возможными способами. Уже в самом начале своего правления молодой царь оказался перед выбором религиозной политики, которая в средневековых обществах практически совпадала с идеологией. С одной стороны, в стране существовала трехвековая традиция индуизма (преимущественно в шиваитской форме), твердо противостоящего буддизму. С другой стороны, в последней четверти IX в. в Юго-Восточной Азии начались любопытные изменения в религиозной сфере. Стали формироваться синкретические формы религии, в которых индуизм стал сближаться с махаянским буддизмом на общей базе тантризма, персональной взаимосвязи с богом.
В традиционном индуизме и в традиционном буддизме в центре всей системы стоял закон кармы (воздаяния). Согласно закону кармы, все, что бы человек ни сделал плохого или хорошего, ему автоматически засчитывается, а сумма всех поступков с положительным или отрицательным результатом определяет судьбу человека в его следующих воплощениях. Иначе говоря, что бы с человеком ни случилось, он заслужил это сам. Такая теория, естественно, в первую очередь служила для объяснения социальной несправедливости. Но был в ней и другой аспект, можно сказать, гуманистический. Вера в то, что человек, пусть не сразу, а в далеком будущем может добиться всего собственными усилиями. Это, в сущности говоря, идеология переходного времени, когда личность уже освободилась от пут нивелирующего первобытного равенства, но еще не лишилась вновь всех степеней свободы в жестких рамках раннеклассового общества.
В Индии государству удалось довести свою власть до каждого человека лишь к середине I тысячелетия н.э. И как раз в это время, в V—VI вв. н.э., здесь начинает складываться новая религиозная теория, которую можно назвать теорией бхакти. Слово бхакти дословно означает «причастность», а расширительно «пылкая любовь» [521, с. 196]. Любовь следует испытывать к главному богу (например, к Шиве или Вишну), и эта любовь и преданность (а не добрые дела и безупречное моральное поведение) являются единственной гарантией успеха не только я будущих жизнях, но и в нынешней, и даже немедленно. С точки зрения теории бхакти совершенно безразлично, как ведет себя человек. Он может попирать все правила и нормы данного общества, но если он достаточно предан богу, тот может лично для него отменить закон кармы и устроить его судьбу. А может и не устроить. Потому что любовь и преданность в отличие от конкретных поступков не поддаются количественному измерению и смертный никогда не может знать, доволен им бог или недоволен.
Такая теория, совершенно ясно моделирующая отношения человека с непредсказуемой деспотической властью, в VI—VII вв. была заимствована и буддизмом, с той лишь разницей, что здесь вместо богов предписывалось столь же преданно любить бодхисаттв. Такая общая платформа способствовала сближению двух религий, и после конфронтации VIII — начала IX в. буддизм махаяны и индуизм в Юго-Восточной Азии начали сближаться вплоть до образования своего рода смешанных религий под названием шива-буддизм и вишну-буддизм.
Первый эксперимент такого рода был, по-видимому, поставлен в Тямпе, когда там к власти пришел царь Индраварман II (около 870—895), основатель VI династии (около 870—972). При его покровительстве в 875 г. в Тямпе открывается первый большой буддийский монастырь [465, с. 107; 656, с.110]. Буддизм начинает развиваться параллельно с шиваизмом и индуизмом. Молодой Яшоварман, взойдя на трон, видимо, решил использовать тямский опыт в своей стране. При этом он начал дело с размахом, далеко обгоняя тямские начинания. В 889 г. в кхмерской эпиграфике происходит резкая смена шрифта. Вместо традиционного шрифта паллави появляется новый шрифт нагари, происходящий из царства Пала (Бенгал) — центра махаянского буддизма. Этот шрифт вошел в употребление на Яве уже в конце VIII в. и был тесно связан с буддийскими памятниками [521, с.111]. В том же, 889 г. Яшоварман I приказал построить 100 монастырей — ашрам в разных частях Камбоджи для монахов и отшельников всех религиозных направлений. Это, конечно, был широкий шаг к религиозному примирению и, как теперь бы сказали, консенсусу. Достижение этих благих целей Яшоварман I, однако, не собирался пускать на самотек. Одновременно с учреждением новых монастырей он велел высечь на камне и расставить в соответствующих местах уставы шиваитских, вишнуитских и буддийских обителей [804, с.25; 465, с.106; 521, с.113]. Все религиозные структуры должны были включиться в ткань жестко централизованного государства, которое взяло на себя роль арбитра по всем существенным вопросам.
