<1911> «Темным зовам не верит душа…» Темным зовам не верит душа, Не летит встречу призракам ночи. Ты, как осень, ясна, хороша, Только строже и в ласках короче. Потянулися с криком в отлет Журавли над потусклой равниной. Как с природой, тебя эшафот Не разлучит с родимой кручиной. Не однажды под осени плач О тебе — невозвратно далекой, За разгульным стаканом палач Головою поникнет жестокой. <1911–1912> «Я — мраморный ангел на старом погосте…» Я — мраморный ангел на старом погосте, Где схимницы-ели да никлый плакун, Крылом осеняю трухлявые кости, Подножья обветренный, ржавый чугун; В руке моей лира, и бренные гости Уснули под отзвуки каменных струн. И многие годы, судьбы непреклонней, Блюду я забвение, сны и гроба. Поэзии символ — мой гимн легкозвонней, Чем осенью трав золотая мольба… Но бдите и бойтесь! За глубью ладоней, Как буря в ущелье, таится труба! <1912> Старуха Сын обижает, невестка не слухает, Хлебным куском да бездельем корит; Чую — на кладбище колокол ухает, Ладаном тянет от вешних ракит. Вышла я в поле, седая, горбатая, — Нива без прясла, кругом сирота… Свесила верба сережки мохнатые, Меда душистей, белее холста. Верба-невеста, молодка пригожая, Зеленью-платом не засти зари! Аль с алоцветной красою не схожа я — Косы желтее, чем бус янтари. Ал сарафан с расписной оторочкою, Белый рукав и плясун-башмачок… Хворым младенчиком, всхлипнув над кочкою, Звон оголосил пролесок и лог. Схожа я с мшистой, заплаканной ивою, Мне ли крутиться в янтарь-бахрому? Зой-невидимка узывней, дремливее, Белые вербы в кадильном дыму. <1912> Досюльная[348] Не по зелену бархату, Не по рытому, черевчату, Золото кольцо катается, Красным жаром распыляется, — По брусяной новой горнице, По накатной половичине, Разудалый ходит походом, Голосит слова ретивые: Ах, брусяные хоромы, В вас кому ли жировати, Красоватися кому? Угодити мне из горниц, С белоструганных половиц, В поруб — лютую тюрьму! Ах, вы, сукна-заволоки, Вами сосны ли крутити, Обряжать пути-мосты? Побраталися с детиной Лыки с белою рядниной, — Поминальные холсты! Ах, ты, сад зеленотемной, Не заманивай соловкой, Духом-брагой не пои: У тебя есть гость захожий, Под лозой лежит пригожий, С метким ножиком в груди!.. Ой, не в колокол ударили, Не валун с нагорья ринули, Подломив ковыль с душицею, На отшибе ранив осокорь, — Повели удала волостью, За острожный тын, как ворога, До него зенитной птахою Долетает причет девичий: Ой, не полымя в бору Полыхает ало — Голошу — утробой мру По тебе, удалый. У перильчата крыльца Яровая мята Залучила жеребца, Друга-супостата. Скакуну в сыром лугу Мята с зверобоем, Супротивнику-врагу Ножик в ретивое. Свянет мятная трава, Цвет на бересклете… Не молодка, не вдова — Я одна на свете. Заторится стежка-вьюн До девичьей хаты, И не вытопчет скакун У крылечка мяты. <1913>
Пропитущая песня Летел орел за тучею, Вдогонку за гремучею, Он воздухи разреживал, А туч не опереживал. Упал орел на застреху Кружала затрапезного, Повыглядел в оконницу Становище кабацкое. Он в пляс пошел-завихрился, Обжег метельным холодом, Нахвальщиков-кудрявичей Притулил на залавицы… Ой, яра кровь орлиная, Повадка — поступь гульная, Да чарка злая, винная, Что песенка досюльная, Не мимо канет-молвится. Глянь, пьяница-пропойщина, Мирская краснобайщина, Тебе ль попарщик сиз орел, Что с громом силой мерялся, С крыла дожди отряхивал, С зениц стожары-сполохи, А он, за красоулею Погнавшись, стал вороною, Каркуньей загумённою. А и все-то она, ворона, грает, На весь свет растопорха пеняет: «Извели меня вороги-люди, Опризорили зависть да лихо, Разлучили с невестой-звездою, Подружили с вороньею гульбою, С загумённою, пьяною долей!» |
