Поэтичной и тонкой певицей была безусловно Клаудия Муцио, у которой редкостной красоты голос счастливо сочетался с талантом актрисы. В ее исполнении больше всего меня поразила Маддалена в «Андре Шенье» и Виолетта в «Травиате».

С большим уважением я всегда относилась к Джаннине Аранджи Ломбарди, чье свежее сопрано особенно подходило к музыке Верди. Ее исполнение отличалось совершенством стиля и прекрасной школой.

О Хуаните Караччоло я уже рассказывала, описывая наше заочное соперничество в роли Лодолетты. Бесконечно талантливая певица, Хуанита Караччоло по праву заслужила свой огромный успех.

Чудесной, очень красивой Розиной в «Севильском цирюльнике» была Эльвира Де Идальго. Настоящим кумиром публики неизменно оставалась несравненная Кармен Мелис, которая не знала себе равных в операх «Девушка с Запада» и «Франческа да Римини».

Непревзойденной Минни была Джильда Далла Рицца, блистательная исполнительница главных женских партий в «Манон Леско», «Маленьком Марате», «Травиате».

Венецианкой, как и я, была Розетта Пампанини, которую Тосканини высоко ценил и не уставал восхищаться ее теплым, чарующего тембра голосом.

Незабываемый образ Эльзы создала в «Лоэнгрине» Мария Фарнетти, певица высокого класса.

Не могу обойти молчанием таких замечательных сопрано, как Эстер Маццолени, Бьянка Скаччати, Лина Скавицци, Джаннина Русс, и легких сопрано — Грациэлла Парето, Ада Сари, Лина Пальючи, Мерседес Капсир, Кассани, Тейко Кива и Тамаки Миура. Две последние прославились исполнением партии Чио-Чио-Сан. Но все же лучшей исполнительницей этой партии была Черви Кароли.

Несколько позже я расскажу о моей встрече с Розиной Сторкьо, величайшим сопрано, чья карьера уже клонилась к закату. Но прежде мне хотелось бы поведать читателям один эпизод с Адой Сари.

Ада Сари была в полном расцвете сил, а я только-только начала выступать в «Ла Скала» и по-прежнему оставалась простой и наивной девушкой.

Я жила тогда в старой второклассной гостинице «Франция». Однажды портье вызвал меня, сказав, что со мной хочет поговорить незнакомая дама. Я мигом спустилась в вестибюль и увидела на редкость элегантную синьору, которая поспешила мне навстречу и горячо обняла меня.

— Меня зовут Ада Сари. Вчера, дорогая Тоти, я слушала вас в «Риголетто», и мне ужасно захотелось повидаться с вами. Ваш голос, стиль исполнения, вокальная школа совсем очаровали меня. Не скрою — прежде чем снова отважиться петь Джильду, я хорошенько подумаю. И поверьте, я всегда буду с волнением вспоминать о вашем безупречном исполнении.

Не могу описать, как меня взволновали ее слова!

К несчастью, мне не довелось услышать Луизу Тетраццини: она к этому времени уже навсегда покинула сцену. О ее изумительном голосе говорил весь мир, и музыкальные критики, особенно в Америке, часто сравнивали меня с этой блистательной певицей. В жизни Луиза Тетраццини была веселой, сердечной и великодушной женщиной.

Когда я пела в «Ла Скала», она прислала мне короткую записку, которую я позволю себе привести здесь полностью:

«Дорогая синьорина, мне, право же, не повезло. Я долгое время находилась в Милане, а вы были в Неаполе, затем я приехала в Рим, а вы очутились в Милане. Мне так и не удалось встретиться с вами. Мое самое большое желание — послушать ваше пение, ибо все в один голос восхищаются вашим талантом и голосом. Я наслаждаюсь, когда слушаю пение настоящего артиста, и мне не терпится увидеть вас и самой пережить то волнение, которое испытывает зритель на ваших концертах. Моя близкая подруга Роза Райза много рассказывала мне о вас, и понятное любопытство заставляет меня обратиться к вам с просьбой — не сочтите за труд сообщить, сколько еще времени продлятся ваши выступления в „Ла Скала“ и в каких операх вы поете.

Прошу извинения за мою настойчивость и желаю вам успеха.

С глубоким уважением Луиза Тетраццини».

Мне остается только добавить, что в те времена великие артисты относились к своим молодым коллегам с любовью и неподдельным интересом. Особенно если молодые певцы подавали большие надежды.

А теперь… Э… лучше не затрагивать эту деликатную тему!

Среди меццо-сопрано пальма первенства, на мой взгляд, принадлежит Габриэлле Безанцони. У нее был красивый, благородного тембра голос, а ее музыкальности и чувству сцены могла позавидовать любая певица. Меня Габриэлла Безанцони больше всего поразила в ролях Кармен и Миньон. Но совершенно потрясающее впечатление произвела она в маленькой роли Слепой в опере «Джоконда». С искренним восхищением относилась я и к Джанне Педерцини, обладавшей отличной техникой. Особенно горячие аплодисменты выпали на ее долю в операх «Кармен» и «Миньон».

Другой меццо-сопрано с превосходной вокальной школой была Кончита Супервиа, предельно убедительная Золушка и Розина.

Я постаралась вспомнить всех, с кем мне довелось выступать на сцене и поддерживать дружеские отношения.

Но я наверняка забыла упомянуть еще кого-либо. И поскольку такого рода упущения всегда неприятны, я снова прошу извинения у тех, кого не назвала, право же, не по злому умыслу.

Признаюсь, меня так и подмывает посвятить отдельную главу импрессарио и театральным агентам, ведь они играли весьма важную роль в тот славный для итальянской оперы период.

В мое время, тридцать-сорок лет назад, опера, драма и театр оперетты не получали столь щедрой помощи от государства, как сейчас. Тогда судьба театра зависела в основном от частной инициативы.

Крупные и мелкие импрессарио одинаково рисковали очень многим и часто с замиранием сердца ждали исхода своего предприятия. Иногда достаточно было случайной задержки спектакля, чтобы разорить самого ловкого импрессарио из провинции. Правда, даже в тех случаях, когда им удавалось заключить выгоднейшие контракты и сделки, умелые импрессарио и театральные агенты кляли свою злосчастную судьбу и божились, что у них нет гроша за душой.

Весь этот мир импрессарио, театральных агентов и всяких представителей был весьма живописным. В те годы они оказали оперному театру действительно неоценимую услугу, и заменить их было просто некем.

Я уже рассказывала о грозном Вальтере Мокки. И если мне, вопреки ожиданиям, удалось в самый разгар турне по Южной Америке уговорить его и он согласился изменить контракт, то это было не меньшей удачей, чем самый крупный выигрыш в лото. Но мне, очевидно, помогли безрассудство и смелость молодости.

Вальтер Мокки был настоящим диктатором и умел превратить в жалкую букашку любого, кто был связан с ним контрактом. Но он был великодушным тираном и помог выдвинуться многим певцам — великим и малым.

Среди наиболее могущественных импрессарио и театральных агентов не могу не упомянуть Лусарди, державшего в своих руках все театральное дело в Италии и за рубежом. Высокий, худой, подтянутый, с неизменным моноклем в глазу, он был весьма авторитетным и уважаемым импрессарио и превосходно знал все достоинства и недостатки певцов, зрителей и разных театральных залов.

Во мне он сразу же угадал будущую известную певицу, и такая проницательность безусловно делает ему честь.

Я до сих пор с благодарностью вспоминаю об энергичном Ренцо Минольфи, который долгое время был моим представителем, неизменно проявляя высокую честность и корректность. Он очень поддержал меня в трудные минуты, особенно в тот год, когда я разводилась с Де Муро. Моей близкой подругой была и осталась его жена Лючия.

Среди итальянских импрессарио я хотела бы упомянуть еще Ферроне и Лидуино; из зарубежных — моего импрессарио в Австралии мистера Тейта и мистера Строка, организовавшего мои гастроли в Китае и Японии.

Настало время вернуться к рассказу о моем артистическом пути.

После мучительного разрыва с мужем я вся ушла в работу, находя в ней утешение от горьких мыслей и чувств, нередко приводивших меня в полнейшее смятение.

Мне удалось преодолеть душевный кризис благодаря напряженнейшей творческой деятельности и тем коротким передышкам, что позволяли мне немного набраться сил и побыть с моей дочуркой.